Носырев И. Стяжательство или неизбежность? Чем вызывалась предпринимательская активность старообрядческих общин


Н.А. БугровСтарообрядцы сыграли в экономической и социальной истории России видную роль. Широко известны фамилии старообрядческих династий богатейших купцов и промышленников — Морозовых, Хлудовых, Рябушинских, Третьяковых, Бугровых — владевших высокодоходными предприятиями и прославивших своё имя благотворительностью.
 
Однако причины, по которым старообрядческие общины к XIX веку достигли финансового благополучия, до сих пор исследовались недостаточно и в значительной степени представляют собой загадку для исследователей. Историки советского периода, в частности Н. М. Никольский, старались объяснить обогащение старообрядческих общин тем, что они изначально включали в себя множество преуспевающих торговых людей, да и сам раскол являлся во многом движением за освобождение нарождавшейся буржуазии от феодального гнёта (1).  Аналогия между русским старообрядчеством и западноевропейским протестантизмом, подававшаяся в работах историков-марксистов как самоочевидная, вполне соответствовала марксистской идеологеме о последовательном прохождении разных обществ через одни и те же общественно-экономические формации.
 

НЕПРОТЕСТАНТСКАЯ ЭТИКА
 
Однако при внешней схожести старообрядчества и протестантизма эти два религиозных движения в действительности имели совершенно разную социальную базу, что закономерно отразилось на их дальнейшей судьбе. Протестантизм, служивший выражением борьбы зреющей буржуазии против церковных и феодальных поборов, развился в XVI веке в ряде государств Западной Европы, где уже имели место финансовое расслоение, развитая мануфактура, рынок кредитования. В России середины XVII столетия всё это находилось в зачаточном состоянии, более того, в рядах старообрядчества оказались представители различных сословий, зачастую имевших совершенно противоположные интересы, — от именитых бояр Морозовых и князей Денисовых до представителей низшего духовенства (Аввакум, Епифаний, поп Лазарь) и крестьянства. И если князья Денисовы, возглавившие выговское общежительство, действительно обладали неким первоначальным капиталом, то основатели многих старообрядческих толков — Федосей Урусов, Епифаний, Филипп (Фотий) Васильев — богатством похвастать не могли, равно как и огромное большинство рядовых раскольников. В отличие от протестантских общин, которые действительно часто формировались в среде зажиточных торговцев, старообрядческие общины, подчас вынужденные покидать родные места и уходить в пустынь, на первых порах влачили полунищенскую жизнь. Иными словами, старт, с которого они начинали свой путь, был куда более низким, чем у общин западноевропейских протестантов. Богатыми эти общины становились лишь со временем, уже в XVIII-XIX веках, в силу каких-то иных механизмов.

Ещё сильнее осложняет поиск ответа на вопрос о том, как старообрядческим общинам удалось прийти к финансовому процветанию, то обстоятельство, что в старообрядческой системе ценностей богатство никогда не считалось положительным качеством. Общины, возникшие в ходе западноевропейской Реформации, как показал Макс Вебер, обогащались во многом благодаря «протестантской этике» — ценностной системе, важнейшей особенностью которой была связь между финансовым благополучием и спасением души человека: например, в кальвинизме успехи, в том числе деловые, верующего считались признаком того, что Господь предопределил его к спасению (2). Однако в отличие от Реформации старообрядчество не знало своих идеологов обогащения, своих лютеров и кальвинов, не только на заре своего существования, но и тогда, когда в руках общинников уже были сосредоточены немалые богатства: в старообрядческой литературе XVIII—XIX столетий обнаружить прославление богатства так же трудно, как и в сочинениях отцов раскола, написанных в XVII веке. Напротив, аскеза, отрицание земных богатств ради богатств будущей жизни считались признаками праведности практически во всех старообрядческих толках. Это парадоксальным образом уживается, например, с тем фактом, что многие выгорецкие пустынники уже на самом раннем этапе существования общины, ещё до ареста Семёна Денисова, стремились к обогащению путём получения прибыли от промышленных предприятий и торговых операций. Так, Иван Филиппов осуждает желание многих выгорецких заводчиков обогатиться, принимая на работу людей «без разбору», то есть не убедившись ни в их принадлежности к древлеправославию, ни в их высокоморальном поведении: «А овые к себе приемлюще свойства ради, a инии работ ради сперва в наймы, чтоб пашни распространить богатства ради и наживления» (3).

Конечно, определённые основания для формирования собственной «протестантской этики» в старообрядческой ментальности, конечно же, обнаружить возможно: так, например, аскетические запреты на развлечения и вредные привычки приводили к тому, что труд начинал восприниматься как почётное, достойное истинного христианина занятие. Однако попытки историков обнаружить у старообрядцев собственную «протестантскую этику» успехом не увенчались. Например, современный исследователь В. В. Керов предположил, что вероисповедальная активность старообрядцев в дальнейшем трансформировалась в активность предпринимательскую (4). П. Е. Матвеев считает, что своими предпринимательскими успехами старообрядцы обязаны сильному акценту на мирскую, светскую активность, который с самого начала присутствовал в их идеологии (5). Увы, эти гипотезы, при всей их наблюдательности, указывают лишь на некоторые психологические мотивации деятельности старообрядцев, не обнаруживая никакой целостной идеологии, которая могла бы послужить тут важным фактором.

Каким же образом старообрядческие общины, большинство из которых на заре своего появления проповедовали нестяжательство, перешли от идеала нищенствования к идеалу обогащения? На наш взгляд, наиболее интересный и плодотворный подход к проблеме избрал Д. Е. Расков: исследователь ищет причины экономической эволюции старообрядческих общин не в изменениях в их идеологии, но в насущных проблемах, которые общинам приходилось решать, чтобы выжить при враждебном отношении к ним государства и официальной церкви. Действительно, как мы постараемся показать, депо может быть не только и не столько в пресловутой вероисповедальной активности. Мы рассмотрим три фактора, которые могли способствовать обогащению старообрядческих общин: финансовые нужды, возникающие в связи с преследованием общин властями, систему взаимопомощи между единоверцами и, наконец, потребности, связанные с пропагандой учения.
 

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ ДАВЛЕНИЕ
Государство, преследовавшее цель вернуть раскольников в лоно официальной церкви, боролось с ними не только при помощи уголовных наказаний и миссионерского убеждения — одними из самых чувствительных мер, направленных против раскольников, были меры финансовые.
 
Далеко не полный перечень дополнительных расходов, которые были взвалены на старообрядцев уже в конце XVII — начале XIX века, включает в себя, например: а) двойной подушный оклад (был введён с 1714 году, в 1764-м от него были освобождены те раскольники, «кои православной церкви не чуждаются и таинства церковные от православных священников приемлют», для других категорий он был отменён только в 1782-м); б) пошлину за отказ брить бороду и усы, размер которой варьировался в зависимости от чина и достатка человека; в) штраф горожанам за отказ носить европейское платье (с 1700 года).
 
Кроме того, в тени остаются те значительные средства, которые старообрядцы вынуждены были тратить на взятки чиновникам, устраивавшим им разнообразные притеснения, и представителям духовенства, соглашавшимся скрыть факт об их настоящей религиозной принадлежности. Случаи, когда за мзду православный священник соглашался скрывать факт существования старообрядцев в своём приходе («...Попы некий окаяннии утаевая раскольников притворяют, будто они больнаго сообщают святым тайнам наедине, дабы раскольник таковым причастия притвором утаен был» (6), были настолько распространены, что чиновники нередко сетовали на эту прискорбную практику при попытке дать сколько-нибудь точную статистику по числу раскольников в разных губерниях. Взятки чиновникам, как отмечает С. А. Обухович, часто упоминаются в документах различных инстанций в XIX веке (7) и, судя по всему, были обычной практикой в большинстве губерний, где имелись старообрядческие общины.

Все эти поборы были крайне тяжелы: Г. В. Поташенко называет финансовое давление государства в числе основных причин, побуждавших старообрядцев в XVIII веке покидать Россию в поисках новой родины (8). Те же общины, которые оставались в пределах государства, всё острее испытывали острую потребность в наличных средствах. На наш взгляд, это не могло не подталкивать общины к тому, что бы отказываться от добровольной блокады и вступать с окружавшим их обществом «никониан» в экономические отношения. Расков, правда, уточняет, что среди конкретных причин, по которым Выговская община первой подала пример перехода от самоизоляции к масштабной торговле хлебом, были и другие: община не могла прокормить себя в тех климатических условиях, где вынуждена была существовать (9). Однако тот факт, что её примеру последовали общины в других губерниях, говорит о том, что речь идёт не о конкретно-исторических причинах, но о более общей закономерности.
 
Отметим, что неполноправное положение старообрядцев в обществе создавало и другие потребности, также связанные с необходимостью привлекать и тратить финансы. Прославленная благотворительность старообрядцев, как мы уже предполагали в биографической статье, посвященной нижегородскому промышленнику-миллионщику Н. А. Бугрову (10), судя по всему, была во многом вынужденной — особенно в тех случаях, когда они жертвовали не на школы и богадельни для своих единоверцев, но на нужды города, где они владели собственностью. Дело в том, что помощь в организации общественно важных учреждений, которую оказывали старообрядческие купцы городской или губернской администрации, открывала им путь к должностям и чинам, наградам и авторитету в родном городе — путь, который для них был, несомненно, гораздо труднее, чем для купцов-«никониан». На наш взгляд это было одной из важнейших причин, почему именно старообрядческие промышленники прославились жертвованием на благотворительность рекордных сумм. П. И. Мельников, например, свидетельствует о том, что старообрядцы старались потакать вкусам губернаторов и заниматься организацией именно тех учреждений культуры и социальной защиты, которые считал актуальными каждый новый губернатор(11). Другими словами, эта благотворительность была во многом рассчитана на похвалу властей, на признание ими важной роли старообрядческих общин в общественной жизни вверенной им губернии.
 

КУЛЬТУРА ВЗАИМОПОМОЩИ
 
Впрочем, другой причиной широчайшего распространения в старообрядческих общинах ориентации на благотворительность была традиция взаимопомощи между единоверцами. Как и многие религиозные общины в истории, такие как общины первых христиан или раннебуддистская сангха, «братолюбивые общежительства» старообрядцев строились на принципе эгалитаризма и заботе о всех единоверцах: будучи организованы по модели монастыря, такие общины, как Выговская, имели общую кассу, находившуюся в руках её духовных лидеров. В других общинах, особенно в более поздние времена, финансы сосредоточиваются у частных лиц — семей успешных купцов и промышленников. И всё же капитал, находящийся внутри общин, имеет многие черты коллективного: богачи охотно одалживали и жертвовали на нужды своих бедных собратьев, помогая им улучшить их социальное положение: «Кредит, иногда даже беспроцентный, получают наиболее талантливые из числа староверов, на управление предприятиями община, её совет как бы «назначает» лучших, обеспечивая ресурсами, связями, возможностью найма дополнительной рабочей силы» (12). Доступность ссуды внутри старообрядческих общин в условиях неразвитости кредитного рынка сыграла значительную роль в проникновении старообрядцев в торговую сферу.

Впрочем, был и другой, вероятно, столь же важный фактор — высокий уровень доверия между единоверцами. Судя по всему, в старообрядческих общинах работали те же самые механизмы, которые действуют внутри многих этнорелигиозных диаспор, вынужденных жить во враждебной среде, в условиях давления со стороны государства. Сообщества эмигрантов, оказавшиеся в чужой для них стране без средств к существованию или же национальные меньшинства зачастую выживают благодаря сплочённости, представлению о себе как о единой общине, противопоставленной окружающему миру, который представляется им как враждебный и во многом таковым и является. Высокий уровень доверия внутри общины формирует этику, согласно которой обман, совершённый в отношении иноплеменника, рассматривается как поступок вполне естественный и даже достойный похвалы, а вот обман в отношении соплеменника влечёт за собой порицание, позор и суровое наказание.

При этом, спорадически расселяясь по территории страны или даже нескольких стран, единоверцы поддерживают между собой активные связи: принимают гостей, распространяют информацию, осуществляют взаимопомощь. Это превращает их в практически готовую торговую сеть: в случае, если община решит заняться производством и сбытом каких-либо товаров, у неё будет ряд серьёзных конкурентных преимуществ — честное партнёрство, обширный рынок сбыта, доступность кредита внутри общины, быстрое получение достоверной информации об изменении экономической конъюнктуры в разных городах. Вот почему торговля становится для таких общин одним из самых естественных источников существования, даже если на заре своего существования община не только не занималась ею, но и, например, проповедовала нестяжательство. Примеров такого рода в истории масса. Общины иудеев наладили в средневековой Европе обширнейшую торговую сеть, связавшую её с Ближним Востоком и Северной Африкой. А ведь до того, как иудеи расселились по Европе, торговля не считалась среди них сколько-нибудь почётным занятием. Джайны, чья идеология изначально включала в себя строжайшую аскезу и отрицание материальных ценностей, в Средние века монополизировали в ряде городов Индии производство и сбыт ювелирных изделий. Американские мормоны, изначально занимавшиеся скотоводством, во второй половине XIX века взяли в свои руки ряд выгоднейших коммерческих предприятий, таких как паромные переправы через реки (13).

В истории старообрядчества имело место то же самое сложение двух упомянутых факторов — корпоративной морали, делящий мир по принципу «свой-чужой», и спорадического распространения общин по стране. Этика старообрядчества старательно отгораживала общинников от мира православных, принадлежавших к официальной церкви, заставляя считать их грешниками: «Никониан ни в чём не хвалить, хотя бы справедливом и честном, с ними не рассуждать» (14). Напротив, единоверец рассматривался как брат, любой проступок против которого был не частным делом, а прегрешением против всей общины. Как следствие, высокий уровень доверия и взаимопомощь между единоверцами оказывались важнейшим подспорьем при совершении торговых операций, в которых могли принимать участие представители общин, разбросанных по территории всей страны. Тот факт, что старообрядцы, принадлежавшие к одному и тому же толку, как правило, проживали во множестве городов страны, формировал основу для создания широкой торговой сети. Впрочем, торговое партнёрство возникало не только среди представителей одного и того же толка, но и разных, поскольку, например, определённый пиетет к поморцам питали многие федосеевцы.
 

ЗА ПРИГОРШНЮ ЦЕЛКОВЫХ
 

Отметим один важный момент: богатство старообрядческих общин — таких, как московская федосеевская, поморская, ионинская, поповщинская рогожская общины и т. п. — и их прозелитская деятельность находились, по-видимому, в тесной связи. Речь не только о том, что денежные средства позволяли богатым общинам строить культовые сооружения, которые становились центрами притяжения верующих: финансы, которыми располагали эти общины, позволяли им вовлекать в раскол как купцов, так и наёмных рабочих, трудившихся на фабриках, принадлежавших старообрядцам.
Материальный стимул при вовлечении в раскол мог быть завуалированным (так, поморцы в конце XVIII века устраивали массовые раздачи хлеба малоимущим православным крестьянам окрестных деревень, что укрепляло их авторитет среди местного населения) (15) или же открытым (поморцам удавалось добиваться от петербургских купцов согласия на перекрещивание обещанием крупной ссуды) (16).
Рогожцы за переход в старообрядчество выдавали крестьянам на льготных условиях ссуды, позволявшие им покупать у помещика вольную (17) покупали для них квитанции, освобождавшие от рекрутского набора (18). Такие способы вовлечения в старообрядчество были гораздо более успешными, чем пропаганда при помощи проповедей, которая тем более была запрещена законом. Е. А. Архипова отмечает частый вывод, который делали чиновники МВД, анализировавшие ситуацию с распространением раскола в разных губерниях: крестьяне принимают старообрядчество не из-за того, что их привлекает само учение, но в основном потому, что благодаря этому крестьянам удаётся повысить свой социальный статус (19). Н. М. Никольский писал: «Монастыри развили в Саратовском крае энергичную пропаганду старообрядчества, поддерживаемую капиталами саратовской старообрядческой буржуазии, и в 30-х годах не осталось в Саратовском крае ни одного хутора, ни одной деревни, ни одного села, где бы не образовалось старообрядческой общины» (20).

Примером того, чего может добиться община, изначально не обладавшая религиозным авторитетом, служит история московских федосеевцев. Федосеевский беспоповский толк сложился в польских землях, и относительно поздняя московская община не блистала ни известными проповедниками, ни знаменитыми мучениками, ни талантливыми авторами. Крупные федосеевские соборы ещё в середине XVIII века проводились в Речи Посполитой, как, например, собор 1752 года, посвященный вопросу чадородия. Однако ситуация изменилась, когда глава московской общины Илья Ковылин получил в 1771-м разрешение на строительство больницы, карантина и кладбища, позднее получивших статус Преображенской богадельни. Успешная деятельность Ковылина, приводившая одновременно к вовлечению новых адептов, к личному обогащению и обогащению общины, а также к частичной легализации старообрядчества в глазах государства, быстро сделала его имя известным всем федосеевцам — притом, что полемические сочинения Ковылина не обнаруживают ни таланта проповедника, ни сколько-нибудь выдающихся познаний в богословии. Удачно попав в общую тенденцию религиозной терпимости (напомним, в том же 1771 году в Москве власти разрешили открыть другое старообрядческое кладбище — Рогожское, ставшее центром притяжения поповских общин), Ковылин и его преемники вели и пропаганду, и дела настолько успешно, что к 1840-м годам под их влиянием оказались федосеевские общины в 26 губерниях. Это позволило московской федосеевской общине достичь такого влияния в старообрядчестве того времени, которым не пользовалась даже поморская община (21).

Отметим, что вовлечение в общину путём денежных посулов было поставлено на широкую ногу и в других течениях раскола. Например, скопческие общины пользовались им куда чаще, чем старообрядческие, можно сказать даже, что в скопчестве использование стеснённых обстоятельств потенциального адепта превратилось в главный метод вовлечения в общину. Так, в 1840 году следствие открыло, что богатые скопцы Моршанского уезда Тамбовской губернии выкупали при условии оскопления крестьян из крепостного состояния и даже принимали их в круг своих семейств, оказывая покровительство в течение всей жизни (22). Использовалось и постепенное втягивание в долговые обязательства: скопцы заключали с торговцами и крестьянами «выгодные» сделки, заранее выяснив финансовые обстоятельства ссужаемого и зная о его невозможности вернуть долг. Следствие, проведённое в 1850-е годы, установило, что сарапульские купцы вовлекли в общину значительное количество крестьян, которых сперва ссужали деньгами, затем доводили до тюрьмы — и вдруг прекращали иск против них, добившись вступления должников в общину (23): «Что может быть соблазнительнее для простолюдина, как, например, обещание избавить от рекрутерства, оказывать всегда помощь и покровительство, взять к себе в приказчики, в наследники и т. п.?» (24) — с горечью восклицал современник.

Таким образом, социально-экономические факторы предпринимательской активности старообрядцев могли играть гораздо более важную роль, нежели идеологические. Тяжёлый гнёт налогов и штрафов, которому их подвергало государство, заставлял их отходить от принципов, которые провозглашала их вера, и стремиться к накоплению средств. Дисперсное расселение раскольнических общин по стране в сочетании с их мировоззрением, строившимся на взаимопомощи между единоверцами, создавало идеальные условия для формирования на этой основе торговых сетей. Культура взаимопомощи накладывала отпечаток и на распределение капитала внутри общины: высокая доступность беспроцентного кредита для единоверцев давала раскольническим торговым организациям высококонкурентные преимущества. При этом капиталы, которыми располагала община, были необходимы и для цели специфически религиозной: они служили задаче распространения веры путём обращения новых адептов.
 

Примечания
 
1. Никольский H. М. История русской церкви. М. 1983. С. 146-149. г. Вебер М. Протестантская этика и дух капигапизма//Вебер М. Избранные произведения. М. 1990. С. 97-101. 3. Филиппов И. Описание о нелепых случаях и необычных пустынному житию действах, внёсшихся от своевольников. http://starover.boom.ru/philipov.htrnl i. Керов В. В. Конфессионально-этические факторы старообрядческого предпринимательства в России в конце WII-XIX вв.: Дис.... д-ра иа. наук: 07.00.02 :М. 2004.
5. Матвеев П. Е. Старообрядческая зтика и экономика.
http://www.gumer. info/bibliotek_Buks/Sociolog/Article/ Matw_StarEtik.php
6. Прибавление о правилах причта церковного и чина монашеского (прибавление к Духовному Ретаменту)//Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. Т. VI. СПб. 1830. №4022.
7. Обухович С. «Эпоха свободы» старообрядческих общин Самарской тубернии (1905-1917 гг.)//Вестник Волжского университета имени  Н. Татищева. Сер. «История». Вып. 6. Тольятти. 2004. С. 69-71.
8. Поташенко Г. В. Эмиграция старообрядцев в Великое Княжество Литовское: 1700-1760 гг.// Старообрядчество. История, культура, современность. М. 2002. С. 79-80.
9. Расков Д. Е. Принципы ведения торговли у старообрядцев: на материалах Вытовской пустыни//Проблемы современной экономики. 2003. № 2 (6), 2003. http://
www.m-economy.ru/art.php7nATtId-273.
10. Носырев И. У Бугрова — лучше, чем за 6угром//Деловая среда. 2013.11 января.
11. Мельников П. И. Отчёт о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии//Действия Нижегородской губернской учёной архивной комиссии. Т. IX. Нижний Новгород. 1910. С. 250.
12. Расков Д. Е. Социальные нормы и институциональные изменения, или как понять динамику экономической активности старообрядцев // Журнал  институциональных исследований. 2012. № 3. С. 36.
13. Крете Л. Повседневная жизнь Калифорнии во времена «золотой лихорадки». М. 2004. С. 65-66.
14. Иоаннов А. Полная история известий о расколе. 4.1. СПб. 1855. С. 66-67.
15. Челищев П. И. Путешествие по северу России в 1791 г. СПб. 1886. С. 20.
16. Архангельский М. Ф. Из истории раскола в Санкт-Петербурге. СПб. 1870. С. 10.
17. Из секретной записки статского советника Синицына о раскольниках в Ярославской губернии в 1852 году// Сборник правительственных сведений о раскольниках. Вып. 2. Лондон. 1861. С. 13.
18. Никольский Н. М. Указ. соч. С. 319.
19. Архипова Е. А. Купцы-старообрядцы и чиновники: из истории бюрократизма и взяточничества в царствование Николая I// Новый исторический вестник. 2010. № 3. С. 44.
20. Никольский Н. М. Лаз. соч. С. 325.
21. Там же. С. 345.
22. Кутепов К. Секты хлыстов и скопцов. Ставрополь. 1900. С. 419.
23. Там же. С. 421.
24. Сведения о русских скопцах, извлечённые из различных документов и рукописей Ефимом Соловьёвым. Кострома. 1870. С. 80.
 
 
 
"Родина" . - 2013 . - № 7 . - С. 82-85.