Эта кипучая деятельность вызвала ревность влиятельных кругов, считавших, что императрица наделила фаворита слишком большой властью, и они стали упорно распространять слухи о далеко идущих планах Потемкина, якобы желавшего отделить обширные южные земли России, стать независимым владетелем. Сюда же приплели и территорию бывшей Византии, которую он хотел освободить от турецкого ига.

При дворе среди личных врагов Григория Александровича были влиятельные вельможи, в их числе граф А. Р. Воронцов и его сестра — княгиня Е. Р. Дашкова. Бывавшие краткими наездами на юге, начали «открывать глаза» Екатерине II на плачевное положение в войсках, на злоупотребления при раздаче земель; распускали слухи, что все иноземцы, выписанные Потемкиным для заселения пустующих территорий, по его вине вымерли из-за отсутствия жилищ и «каких-либо удобств».

Придворные интриганы пытались воспользоваться авторитетом фельдмаршала, графа П. А. Румянцева — учителя Г Л. Потемкина, под началом которого князь прошел прекрасную боевую школу. Как губернатор Малороссии, престарелый Румянцев мог сталкиваться по делам с Потемкиным. Но всегда признавал заслуги и талант последнего.

Сложившаяся атмосфера вокруг тайного мужа и соправителя Екатерины II требовала разрешения. Безгранично веря в организаторский талант Григория Александровича, императрица предприняла путешествие на юг не для проверки его деятельности, а для разрядки напряжения, дававшего себя знать в правящих кругах Петербурга. Недруги Потемкина, расценив ее шаг по-своему, торжествовали и торопили государыню в надежде, что она убедится в преступном управлении князя вверенными ему землями, войсками и в растрате огромных сумм денег. Но в 1784 г. отъезд пришлось отложить в связи с начавшейся эпидемией чумы.

Опасность миновала спустя два года, и к путешествию снова стали готовиться. К тому времени пуще прежнего активизировались нападки завистников Потемкина. На этот раз они использовали фаворита императрицы генерал-поручика А. П. Ермолова. Прусский посланник в Петербурге граф Сольмс, которому король строго предписал подробно доносить о всех интригах при русском дворе, сообщал Фридриху II в депеше от I мая 1786 г.: враги князя через Ермолова якобы до того оклеветали его, что императрица «едва-едва не последовала их внушениям: захватить у Потемкина все бумаги и сослать его на жительство в деревню». Однако свалить князя не удалось. Ермолов был отдален от двора и послан путешествовать за границу. Григорий Александрович уехал в Тавриду в начале октября 1786 г.

 

Подробно обо всем виденном рассказали в своих письмах бельгиец принц К. де Линь, с симпатией относившийся к России, державный союзник — австрийский император Иосиф II, дотошно все проверявший, все щупавший собственными руками; посланник настороженно настроенной Франции граф Л. Ф. Сегюр, придворные.

Сама государыня сообщала о путешествии в обе столицы, не только опровергая наветы злостных клеветников, порочивших достижения Потемкина, но и предвещая великое будущее новым землям. Не останавливаясь подробно па анализе этих обширных сведений, приведу некоторые высказывания, касающиеся территории, непосредственно подвластной Потемкину.

«Когда он принял в управление эти огромные области, — писал граф Сегюр, — в них было только 204 000 жителей, а под его управлением население в несколько лет возросло до 800 000 — число, впрочем, еще незначительное для пространства на 800 верст в длину и 400 в ширину. Приращение это составляли колонисты греческие, немецкие, польские, инвалиды, уволенные солдаты и матросы. Один француз, поселившийся здесь за три года до нашего приезда, сказал мне, что, проезжая ежегодно эту страну, он находил новопостроенные, богатые селения там, где за год были пустыни.

В Кременчуге Потемкин доставил нам зрелище больших маневров, в которых участвовали 45 эскадронов конницы и многочисленная пехота. Я редко видывал такое прекрасное и блестящее войско...».
О виденном в Кременчуге Екатерина II сообщила многим с разной степенью подробностей. «Петр Дмитриевич! - писала она московскому генерал-губернатору П. Д. Еропкину. — Здесь я нашла треть прекрасной легкой конницы, той, про которую некоторые незнающие люди твердили до ныне, будто она лишь числится на бумаге, а в самом деле ее нет, однако же она действительно на лицо и такова, как, может быть, еще никогда подобной не бывало, в чем прошу, рассказав любопытным, слаться на мое письмо, дабы перестали говорить неправду, а отдавали бы справедливость усердно мне и империи в сем деле служащим...».

Но это было только начало. Надежды императрицы превзошли все ожидания. Сообщавшие о путешествии отмечали ее приподнятое настроение и нескрываемое удовольствие. Город Херсон князь поручил строить сыну знаменитого арапа Петра Великого И. А. Ганнибалу, покрывшего свое имя славой во время Средиземноморской экспедиции графа А. Г. Орлова (1769— 1774 гг.). О городе граф Сегюр писал: «После поездки по 400-верстному степному пространству нас неожиданно и приятно поразил вид Херсона. Но и без этого обстоятельства мы не могли не дивиться при виде стольких новых величественных зданий. Мы увидели почти уже оконченную крепость, казармы на 80 ООО человек, адмиралтейство со всеми принадлежностями, арсенал, заключавший в себе до 600 орудий, два военных корабля и фрегат, снаряженных к спуску, публичные здания, воздвигаемые в разных местах, несколько церквей прекрасной архитектуры, наконец, целый город, уже торговый, с 2000 домов и лавками, полными греческих, константинопольских и французских товаров; в гавани его заходили и стояли до 200 купеческих судов. Если присоединить к этому 18 000 рабочих, блестящее войско, присутствие нескольких иностранных дипломатов и путешественников в стране, приобретенной Россиею только со времени Кайнарджийского мира, которою занялись недавно, только три года пред тем освободили от татарских набегов, то можно себе представить, в какой степени зрелище это льстило самолюбию императрицы, и понятно удивление присутствующих и восторг, с каким они превозносили дарование и подвиги Потемкина...».

Но самое большое впечатление произвел на всех Севастополь. Еще до присоединения Крыма Григорий Александрович тайно посетил Тавриду и с восхищением писал императрице о «прекраснейшей в мире» Ахтиарской гавани. Екатерина II велела занять бухту и перевести туда часть азовской и днепровской флотилий. В августе 1783 г: Потемкину был поручен Черноморский флот. В следующем году императрица переименовала татарскую деревню Ахтияр в Севастополь, что в переводе с греческого означает «знаменитый город». А когда 25 апреля 1787 г. она прибыла сюда, на рейде стояло 40 военных и вспомогательных судов. К ее приезду Григорий Аюксандрович построил дворец на Инкерманских высотах в 14 верстах от города. Это стало кульминацией путешествия. Во время обеда Потемкин отдернул занавес на окнах путевого дворца, и Екатерина II, Иосиф II и маститые дипломаты с гостями увидели прекрасную бухту и флот, возникший как по мановению волшебной палочки.

 

Даже австрийский император Иосиф II, ежедневно писавший своему другу фельдмаршалу Ф. Ласси скупые на похвалу послания, отступил от этого правила. До сих пор ему все не нравилось: и крепость в Херсоне слишком высока, а стены ее чрезмерно круты; и канаты на кораблях не те, и больных лечат не так. Севастополь же покорил ворчливого монарха. «... Все матросы были выстроены на реях глядя по числу их, можно судить, что их достаточно для отправления службы на судах. Надобно сознаться, что это было такое зрелище, красивее которого трудно пожелать. Севастополь красивейший порт, какой я когда-либо видел. В нем могут очень удобно поместиться полтораста кораблей в совершенной безопасности от всяких случайностей со стороны моря и от неприятеля, который никогда не отважится проникнуть в бухту, защищаемую тремя батареями. Выходить из бухты в морс можно при трех ветрах. Есть отдельная гавань для торговых судов, другая для карантина и третья для починки и килевания судов.

Настроено уже много домов, магазинов, казарм, и если будут продолжать таким образом в следующие три года, то, конечно, этот город сделается очень цветущим. Все это очень не по шерсти французскому посланнику, и он смотрит страшно озадаченным.

Обыкновенный переезд отсюда до Константинополя совершается в двое суток; а иногда даже только за полтора суток. Судите же, мой любезный маршал, на какие неприятные размышления все это должно наводить моего собрата повелителя правоверных, который никогда не может быть уверен, что эти молодцы не явятся, не ныне — завтра, разгромят у него окна пушечными выстрелами...».

Несмотря на озабоченность французского посланника военной мощью русских, он восторженно описал город: «...проехав залив, мы пристали к подножию горы, на которой полукружием возвышался Севастополь, построенный Екатериною. Несколько зданий для складки товаров, адмиралтейство, городские укрепления, 400 домов, толпы рабочих, сильный гарнизон, два госпиталя, верфи, пристани, торговая и карантинная - все придавало Севастополю вид довольно значительного города. Нам казалось непостижимым, каким образом в 2 000 верст от столицы, в недавно приобретенном крае, Потемкин нашел возможность построить такой город, создать флот, укрепить гавань и поселить столько жителей: это действительно был подвиг необыкновенной деятельности».

Григорий Александрович в каждом городе и после любого военного маневра подавал императрице полный отчет, что построено, о количестве войск, а также подробные счета, сколько на все ушло денег. Так было и в Севастополе. Потемкин, передав Екатерине записку о числе всех казенных и партикулярных зданий, сообщил: «порт сей никогда не был обитаем; все, что видите, Ваше Величество, и что показано в записке, стоят все построения, казне принадлежащие, не более как до 20 000 рублей». Государыня была поражена цифрами, невольно воскликнув: «это невероятно!», и приказала добавить каждому работнику из казны денег за работу.

Путешествие закончилось грандиозными маневрами в Украине под Полтавой, на том самом месте, где в 1709 г. Петр Великий разгромил войска Карла XII. Перед Екатериной II и высокопоставленными гостями была в точности воспроизведена битва, после которой закатилась звезда шведского короля. С этого дня в знак высочайшей признательности Григория Александровича поведено было именовать «светлейший князь Потемкин-Таврический». Он честно продемонстрировал своей повелительнице и Европе достижения России, прочно стоявшей на берегах Черного моря: ей есть что там защищать и чем защищаться.

Вот уже более четверти века я работаю в архивах, через мои руки прошли тысячи документов Екатерины II, Потемкина, Румянцева, Суворова и других «екатерининских орлов», но не нашел ни одного, в котором хотя бы намеком говорилось о грандиозном спектакле, якобы поставленном в безлюдных степях князем Таврическим. Ни австрийский император, ни граф Сегюр, ни британский посланник Э. Фицгерберт в своих депешах не усомнились, что все показанное Потемкиным — настоящее.

Отечественные историки уже давно подсчитали первые результаты черноморской политики Потемкина и Екатерины II. В начале XIX в. годовой отпуск хлеба за границу превысил «2 миллиона четвертей, ценностью более чем в 12 миллионов рублей — по тогдашним экономическим отношениям цифра громадная», - докладывал в 1919 г. исследователь Г. В. Вернадский на открытии Крымского Центрального архива.

И тем не менее, едва путешествие закончилось, как поползли слухи: мол, все увиденное — бутафория. Близкий друг австрийского императора бельгийский принц К. де Линь, военный деятель и писатель, негодовал по этому поводу: «Уже успели сплести басню, — писал он по горячим следам, — что нам по дороге выставляли картонные домики, пушки и корабли, разрисованные на бумаге, а конницу без лошадей и тому подобный вздор».

А спустя 10 лет на страницах гамбургского журнала «Минерва» стали появляться анонимные статьи, утверждавшие: все увиденное путешественниками — мистификация. Вместо селений якобы стояли наскоро сколоченные декорации. Толпы народа и стада ночами перегоняли на новые места по пути движения императрицы, чем создавали впечатление о богатстве и процветании южных провинций.

Историкам удалось установить имя человека, печатно обвинившего уже покойного князя Потемкина в устройстве фиктивных деревень. Им оказался саксонский дипломат Г. А. В. фон Гельбиг Он служил в Петербурге в самом конце царствования Екатерины II. И хотя не участвовал в путешествии, но с его легкой руки версия о «потемкинских деревнях» сделалась визитной карточкой России.

Возвращаясь из Крыма в столицу, императрица получила известие о начале войны с турками; спустя полгода ее объявила и Швеция. Эти события прервали грандиозные планы Потемкина. Война на два фронта должна была, по мнению западных политиков, не только остановить продвижение России на юг, но и ослабить настолько, что станет возможным ее раздел. Уже готовился атаковать Кронштадт английский военный флот, подтягивалась к ее границам прусская армия совместно с польской...

Однако их намерения провалились. Колоссальные успехи России, выдержавшей двойной удар, чрезвычайно обеспокоили Европу. В очередной раз она пыталась подтолкнуть Оттоманскую Порту к новой войне. А для этого необходимо было доказать, что все успехи России несерьезны, достижения се в Северном Причерноморье — не более, чем блеф, дескать это — всего лишь колосс на глиняных ногах.
Саксонский дипломат Гельбиг уловил политический заказ. Он литературно оформил сплетни и слухи, опровергнутые путешественниками 1787 г.

Жажда созидания не покидала Григория Александровича и во время победоносной войны. Князя очень беспокоила трудность вывода кораблей из Херсона. Он обратил внимание на место, где река Ингул впадала в Буг. Но до войны строить тут верфь было крайне рискованно. Теперь, после взятия Очакова (1788 г.), князь заложил город, который должен был стать (и стал) центром строительства черноморского флота. Его назвали Николаевым (в честь взятия Очакова, что случилось 6 декабря, в день св. Николая Мирликийского). А уже 27 августа 1790 г. с николаевской верфи сошел первый фрегат.

В том же году здесь построили адмиралтейство и гостиный двор, заложили большую церковь. Потемкин собирался открыть морской корпус и кораблестроительное училище, а в окрестностях основать монастырь. Но смерть Светлейшего не позволила осуществить эти планы, как и многие другие. «По моему мнению, - писала Екатерина II, - князь Потемкин был великий человек, который не выполнит и половины того, что был в состоянии сделать». Академик Е. В. Тарле (1874-1955) справедливо назвал достижения России в царствование Екатерины II «феноменом мировой истории».

Потемкин не гнался за мнимой славой. «Я христианин, то слава моя в служении, — писал он императрице в 1789 г. — Сколько наших братии, любящих хвастовство и наполняющих донесения личностью, затевая на себя, что все предвидят, и выводят нечаянные события последствием своих планов, которых никогда не бывало...

Спесь личную я оставляю тем подлецам, которые наполнены ко мне завистью и за добро платят пакостьми, а буду всегда в моих правилах, то есть: превосходить всех в усердии к Вам, служить потом и кровию... беречь вверенных мне людей паче себя, посвящать успехи Богу и ожидать одобрений от неприятелей».

Кипучая деятельность великого сына России на юге империи навсегда вписала его имя в историю нашего Отечества. Любопытно, что вскоре после восшествия на престол Павел I (1796 г.) в беседе с бывшим правителем канцелярии Потемкина В. С. Поповым раздраженно трижды задал вопрос: «Как поправить все зло, которое Потемкин причинил России?!». В ответ Василий Степанович дерзко сказал правду: «Отдайте туркам южный берег!». Недаром в 30-х годах XIX в. в Херсоне был установлен памятник светлейшему князю Григорию Александровичу Потемкину-Таврическому работы знаменитого И. П. Мартоса. Деньги на него собрата по народной подписке.

 

 

 B.C. ЛОПАТИН, историк, режиссер киностудии «Центрнаучфильм»