История русской усадьбы напрямую связана с возникновением и падением крепостничества на Руси. Начало его было положено в 1649 г. замским собором в Москве, принявшим свод законов Российского государства («Соборное Уложение»), дававший боярам священное право владения своими холопами, Это произошло в царствование Алексея Михайловича (1645— 1676), о котором историк и издатель Н. Новиков писал:

 

Государственные служащие низкого происхождения могли повышать свой статус и даже дослужиться до дворянского титула. Для крепостных никаких послаблений не делалось. Дворяне при Петре должны были поголовно служить. И хотя реформами предусматривалось за государственную службу денежное вознаграждение, эта форма не прижилась — продолжалась раздача земель и крепостных душ. Так произошло рождение родовой усадьбы, которая стала передаваться по наследству, а если такового не находилось, после смерти владельца возвращалась в казну.

Занятые постоянно государственной службой дворяне не могли уделять много времени обустройству своих владений; положение изменилось после указа Петра III: «О вольности дворянской».

Вот как об этом повествует историк М. И. Семевский:  «Господь умудрил Петра Федоровича на дело великое и важное: этот государь, имя и дела которого так умышленно были доселе помрачаемы, совершил, так или иначе, дело бессмертное: он сделал громадный шаг к освобождению рабов российских; он освободил передовое сословие русского народа от зависимости, совершенно равной крепостному состоянию.
Четверг 17 января 1762 года был одним из самых знаменательных дней не только в истории царствования Петра III, но и в летописях всей отечественной истории: это был день объявления государем императором всему собранию Правительствующего Сената своей непременной воли, между прочими другими весьма важными распоряжениями, освободить российское дворянство, Постараемся передать подробности, относящиеся до этого замечательного события. В 10 часов утра, в пасмурную и снежную, столь обычную в январе месяце в Петербурге, погоду, Петр Федорович, окруженный многочисленной свитой, отправился на Васильевский остров, в нынешнее здание Санкт-Петербургского университета, где вместе с коллегиями и разными канцеляриями помещались, в первом к Неве отделении здания, Сенат, а в последнем Синод. Император вошел в присутствие Сената и здесь, как гласят современные ведомости, «собственной своей рукой подписал многие указы и как российскому дворянству, так и всему народу оказал неизреченные знаки высокомонаршей своей милости».

Екатерина II в своих «Записках» скептически отозвалась о реформах своего бывшего мужа: «Сие и прежде было, ибо шли в отставку, но осталось исстари, что дворянство, с вотчин и поместья служа все, кроме одряхлелых и малолетних, в службе империи записаны были: вместо людей дворянских Петр I начал рекрут собирать, а дворянство осталось в службе. От чего вздумали, что в неволе. Роман Воронцов и генерал-прокурор думали великое дело делать, доложа государю, дабы дать волю дворянству, а в самом деле выпросили не что, иное окромя того, чтобы всяк был волен служить и не служить».

Екатерининский век принято считать веком наивысшего расцвета русской усадьбы, что отразилось и в идиллических стихах Н. М. Карамзина:

 

Такие же гирлянды украшают темно-красную вазу, исполненную в память издания Екатериною Великой «Учреждения в губерниях 1775 года». Средняя часть туловища разделена также на три части, в которых написаны аллегорические сцены: в главной сидит Минерва, которой приданы черты Императрицы, держа щит с Российским орлом, окруженная атрибутами наук; за нею столб с надписью «ноября 7 д. 1777» (день издания нового закона), а далее женщина с жезлом Меркурия представляет мудрой правительнице все благие последствия ее начинания — плодородие, истину, правосудие, человеколюбие и др. Крышка увенчана ананасом, золочеными гирляндами, а более крупные венки и гирлянды придают всей вазе особую нарядность. Модели обеих ваз совершенно одинаковы, кроме лишь самого верха крышки, где на именинной вазе вместо ананаса сплетены золотые ленты».

В начале XIX века социально-экономический уклад русской усадьбы попытался изменить император Александр I. В его указе 20 февраля 1803 года о «вольных хлебопашцах» говорилось: «Если кто из помещиков пожелает отпустить благоприобретенных или родовых крестьян своих по одиночке или целыми семьями на волю и вместе с тем утвердить им участок земли или целую дачу, то ... имеет представить их при прошении своем чрез губернского дворянства предводителя к министру внутренних дел для рассмотрения и представления нам».

Однако пожелавших отпустить крепостных оказалось ничтожное меньшинство и реформа собственности на землю не состоялась.

После отмены крепостного права в 1861 году в России начался переход к капиталистическим отношениям в городе и деревне, что, естественно, привело к перестройке всей структуры отношений классов и в русской усадьбе. Лишенные дармовой рабочей силы помещичьи усадьбы хирели, продавались; их владельцами становились зажиточные купцы и богатые промышленники. Родовые корни утрачивались, наступало время развала мира усадьбы, оставались лишь безысходность и ностальгия по прошлому.

Вот характерная зарисовка В. Ирецкого (журнал «Вестник Европы» за 1913 год):
«Два года назад имение продано с торгов. Этому предшествовала легкомысленная для шестидесятидвухлетнего старика попытка «один разок игрануть на бирже». Так Павел. Иванович Карабанов, некогда богатый помещик и воротила, остался с семьюстами рублями в кармане и с векселем на какого-то самоубийцу.  Пришлось бросить старое насиженное гнездо с могилами предков и перебраться к сыну-архитектору в столицу.
Первое время в сердце старика еще теплилась лукавая надежда, что у сына проснется вдруг фамильная привязанность к земле, и он купит какое-нибудь имение или просто клочок леса и пашни. Старик мечтал хотя бы о должности управляющего в таком имении, потому что город ему был «ненавистен и хотелось остаток дней провести в обычной для него обстановке тихой деревни».
Сын и слышать не хочет о деревне, а отец все больше тоскует о ней. «Настоящие мысли появляются только в тиши, где нет суеты, электрических трамваев и автомобильных гудков, черт бы их драл совсем! Ну, может быть, у немцев там или у французов, это и не так, потому что они больше городские жители. А мы, русские, без деревни не можем: Россия — страна деревенская», — думает он постоянно неотвязчиво.
Жизнь в городе становится невтерпеж, и отец решается на преступление: ворует у сына 2600 рублей, говорит, что выиграл их в карты, и покупает маленькое именьице, с долгом. Он едет снова в свою обетованную многожеланную деревню...»

Итак, в истории русской усадьбы просматриваются три этапа развития; каждому соответствовала своя форма собственности:

XVI — XVII века — завоеванное поместье (от той поры практически усадеб не сохранилось).
XVIII век — первая половина XIX века — пожалованная вотчина (пик развития усадеб).
Вторая половина XIX — начало XX века — купленная усадьба (закат русской усадьбы).

На всех этапах развития усадьбы юридической формой недвижимости определялся лишь статус хозяина, а заведенный ранее уклад жизни поддерживался неизменным. В нем, по словам Н. Врангеля, на первом месте стояла душа, определяющая месторасположение усадьбы, на втором — судьба, разделенная с владельцем, на третьем — тоска, с которой заканчивается жизнь и хозяев, и усадьбы.

 

Но то, что уцелело по странной случайности, погибло в разрухе русской революции. Бунтующие крестьяне сожгли и уничтожили то немногое, что осталось дорогого и милого, что напоминало о том, что Россия когда-то могла называться «культурной». В общем костре жгли беспощадно все, что поддавалось сожжению, рвали, резали, били, ломали, толкли в ступе фарфор, выковыривали камни из драгоценных оправ, плавили серебро старинных сосудов. В области разрушения у русских не было соперников. Так в грандиозном пожаре умерло все, что существовало два века, и, как людям времен Петра Великого приходилось быть новыми строителями жизни, так мы в новой пустыне видим лишь оазисы прошлого.

Но это был еще не конец. Империалистическая война, падение монархии и революционные перевороты привели русскую усадьбу к окончательному краху.

Из статьи В. А. Верещагина «Революция и искусство» (журнал «Апполон», август-сентябрь 1917 г.):
«Несмываемым черным пятном революционных дней останутся вандализмы, принимавшие местами эпидемический характер и поражавшие своей тупой бессмысленностью. До какой степени бессильной перед как бы прирожденным хулиганством русского человека оказалась пропаганда охраны памятников старины даже здесь, в столице, несмотря на существование специальных обществ, несмотря на множество статей и заметок в современной печати последних лет!

Где меры для спасения драгоценного наследия, доставшегося народу и им же бессмысленно уничтожаемого? Каждый час, каждую минуту можно ждать катастрофических известий. При этом и в печати, и в докладах дается место отвратительному демагогизму: «Народ не виноват в своем невежестве». Если в первые дни революции уничтожение династических портретов, статуй, эмблем объяснялось еще естественной озлобленностью, то ведь сейчас мы имеем дело с чисто хулиганским озорством или систематическим грабительством... Ужасают сообщенные в печати подробности о многочисленных, частью давно уже произведенных вандализмах в загородных, дворцовых усадьбах. В Павловске свалена одна из статуй в парке около дворца, отломаны куски гранита у мавзолеев, в статуи солдаты бросали камнями.

Председатель петергофской комиссии по приему дворцового имущества г. Миняев письмом в редакцию газеты «День» опровергает сообщение о пропаже ценных в историческом и художественном отношении предметов из петергофских дворцов и павильонов. Но остаются фактом безобразные вандализмы в Петергофе. В печальном положении покинутые ораниенбаумские дворцы, особенно Китайский. Недавно ценная фарфоровая статуэтка екатерининского времени была доставлена одним художником в Эрмитаж. Оказывается, она была похищена при разгроме кладовых ораниенбаумского дворца и успела побывать на рынке. Пострадала так называемая «собственная дача». В саду стрельнинского дворца из 28 статуй 9 жестоко обезображены, попорчены металлические украшения, решетки, вазы.

Русская усадьба уникальный феномен истории России, составляет важную часть ее культурного наследия. Сегодня, когда необходимо укрепление российского менталитета, знание своего прошлого помогает решению этой важной задачи.