Шилов В.А. Усадебное зодчество

 
Архитектура русских усадебных строений соответствовала господствующему в данное время артихектурному стилю: ренесансу, классицизму, модерну. Вот как выглядел, например, обобщенный образ главного усадебного дома периода классицизма в акварелях академика архитектуры, художника-графика С. В. Ноаковского.

Однако различные природные условия бескрайней России, строительные материалы, из которых создавались усадебные постройки, и, конечно, вкусы хозяев придавали господским домам яркие индивидуальные черты.
 
Желание
 
...Дайте мне дворец высокий
И кругом зеленый сад,
Чтоб в тени его глубокой
Зрел янтарный виноград,
Чтоб фонтан, не умолкая,
В зале мраморном звучал
И меня в мечтаньях рая,
Хладной пылью орошая,
Усыплял и пробуждал.
 
М. Ю. Лермонтов

Возведение усадебных дворцов требовало немалых затрат. Вот характерный пример из истории строительства Большого дворца в Павловске. Из переписки Павла Петровича и Екатерины II летом 1782 года:  «Мы, нижеподписавшиеся, прибегаем к милостям нашей любезной и доброй Матушки с мольбою снисходительно принять наше откровенное признание в крайней нужде, в которой находимся, причиненной, правда, содержанием наших загородных домов и необходимостью окончить начатые работы. Мы делаем признание в нашей нужде той, которой известны все наши чувства, в особенности наше уважение и доверие. Возлагая совершенное упование на милости ваши, мы с покорностью примем и отказ, довольные тем, что в отношении вас поступили с доверием. Остаемся с почтением и покорностью.   Павел, Мария. Паульлюст».
 
«Любезные дети. Вы, конечно, можете судить о том, что мне неприятно видеть вас в нужде; должно полагать, что вас постоянно обкрадывают, и потому вы в нужде, хотя у вас и нет ни в чем недостатка. Прощайте, обнимаю вас.   Екатерина. Санкт-Петербург»   (Павловск. Очерк истории и описание. 1777—1877гг. Составлено по поручению Великого князя Константина Николаевича.    Санкт-Петербург. 1877 г.)
 
 
Следует отметить, что главные элементы усадебного зодчества дошли до нашего времени. Сохранились ряд усадеб — их дома, сады и парки, хотя окружающий ландшафт стал другим. Однако от подлинных интерьеров господских домов практически мало что осталось. Так, отдельные предметы усадебного быта: мебель, посуда, художественное убранство дома. Лишенные постоянного употребления, они превратились, в лучшем случае, в музейные экспонаты. Поэтому сегодня воссоздание быта русской усадьбы является трудной задачей, а вернее — несбыточной мечтой.

Это стало ясно еще задолго до заката старинных усадеб. Вот как описывает усадьбы и быт их обитателей Н. Н. Врангель.
«При слове «усадьба» нам обыкновенно рисуется белокаменный дом екатерининского или александровского времени, тенистый сад, «храмы Любви и Дружбы», мебель карельской березы или красного дерева. Благодаря тому, что все, сохранившееся до нас, редко насчитывает более ста — ста пятидесяти лет, такое представление о русской усадьбе совершенно понятно. Но ведь и до Екатерины, и даже в дореформенной России была помещичья жизнь, были деревенские дома, обитаемые князьями и боярами. Однако все путешественники, приезжавшие в Московию, описывают ее именно как диковинную варварскую страну. «Когда наблюдаешь русских в отношениях их душевных качеств, нравов и образа жизни, — пишет Олеарий, — то их, без сомнения, не можешь не причислить к варварам».
Поразительная неурядица и отсуствие порядка были всегда характерны для русской жизни. В XVII веке крестьяне зачастую покидали помещиков, оставляя на произвол судьбы все имение и хозяйство. Боярин В. Б. Шереметев жаловался царю Алексею Михайловичу: «Некто недруг мой внес в люди на Москве, что будто я, холоп твой, в неприятельских нечестивых руках в Крыму умер. И слыша то, холопы мои учинились непослушны сынишку моему, в домишку его объявилось от холопей вороство великое... И в деревнишках хлеб мой они покрали и мужичонков разогнали, а иных мужичонков моих раздали и распродали».
Естественно, как и у всех варваров, русский быт делился на две части: роскошную и прихотливую пышность наиболее знатных вельмож-горожан и грязную, и почти убогую, скудную жизнь среднего дворянина.
В подмосковных дворцах Романовых царило великолепие. В Измайлове был чудесный дворец, «регулярный сад» с разными затеями; еще прихотливее был «Российский Вифлеем, // Коломенско село, // Которое на свет Петра произвело».
Но бесконечно далеки от такой роскоши были дворянские усадьбы. Помещики XVI века, времен Грозного, жили бедно и неприхотливо. Богатейшие дети боярские выслуживались до придворных чинов, попадали в списки московских дворян, жильцов и т. д. Менее счастливые, все беднея, опускались до владения 20—10 десятинами, скоро исчезали в толпе вольных людей, казаков и однодворцев.
От прежних домов старосветских помещиков до сих пор веет теплым уютом и благодушием. Высокие колонные залы в два света, приветливые диванные, помещичьи кабинеты с коллекциями древнего оружия и бесконечным рядом трубок, низенькие приземистые антресоли для детей и гувернеров, тесные людские и обширные псарни — все это, жившее еще накануне, теперь кажется далеким миром какой-то совсем другой страны. Кажутся стародавними бисерные вышивки терпеливых бабушек или крепостных девок, диваны и ширмы с турками в чалмах, костяные чесалки от блох, «блошницы», часы, играющие «Коль славен». И часто в теплых, как-то особенно мило хлебом и вареньем пахнущих старых комнатах нам мнится все это дорогим и вновь желанным. Трудно порой разобраться в том, что подлинно красивого, вечного в этом ушедшем быте, что только хорошо, потому что безвозвратно ушло...

Картин в русских усадьбах теперь также сравнительно мало. От старых времен допетровского времени естественно, что ничего не осталось: во-первых, пожары, съедавшие все усадьбы, во-вторых, то странное отношение, которое было ко всему достоянию предков. Разрушили все, что могли, и просто из любви к разрушению, свойственной русским, и по принципу.

Даже иконы — священные реликвии, дивные, вдохновенные, экстазные лики Бога и его святых — яростно уничтожались русскими. «Когда их иконы становятся старыми, — говорит Адам Олеарий, — так что моль их поедает (sic!)1 , они их или опускают в текущую воду, давая им плыть, куда им угодно, или же на кладбище, или в древесном саду закапывают их глубоко в землю». Можно себе представить, сколько скрыто на дне бегущих рек или в сени покосившихся крестов кладбищ прекрасных русских примитивов!

В старых усадьбах красивы были печи. Отличные печи сохранились во многих усадьбах Калужской губернии — в Полотняном Заводе, в подмосковной Голицыных — Петровском. Мебель, которой обставлены комнаты русских усадеб, в общем довольно однообразна по стилю. Это почти всегда мебель empire, реже — в стиле Людовика XVI и еще реже — более ранней эпохи. Иногда попадаются более ранние предметы: итальянские кессоны XVII столетия в Богородицке Тульской губернии и отличный голландский шкаф с инкрустированной фигурой Петра Великого там же; хорошие шкафы и диван в Рябове под Петербургом...»

В книге «Начертание художеств», изданной в 1808 году, помещен любопытный анекдот, характеризующий отношение помещиков к архитектурным постройкам в их имениях: «Один русский художник чертил план здания для зажиточного помещика и несколько раз перечерчивал; ибо помещик находил тут худой вид кровли, там столбы не хороши. «Да позвольте вас спросить, — говорит зодчий, — какого чина или ордена угодно вам строение?» «Разумеется, братец, — ответствует помещик, — что моего чина, штабского, а об ордене мы еще подождем, я его не имею». Тут-то зодчий увидел, что имеет дело с невеждою упрямою и тщеславною». Этот рассказ, приведенный как анекдот, в сущности, вполне правдоподобен. Ведь построил же помещик Дурасов свой подмос-ковский дом Люблино в виде ордена св. Анны и со статуей этой святой на крыше — в память получения им давно желаемого отличия. И, что всего курьезнее, дом вышел совсем красивый и до сих пор является одним из милых подмосковных памятников не только русского чудачества, но и вкуса...»    (Журнал «Старые годы», июль—сентябрь 1910г.)
 
При всех отличиях русских усадеб есть несколько особенностей, характерных только для них.   Образ типичной русской усадьбы можно представить по «Запискам из дальних лет» Татьяны Петровны Пассек (1810— 1889), которая происходила из старинного рода Яковлевых, и приходилась кузиной А. И. Герцену.

В Новоселье
 
«Мой дед по отцу, Яковлев Петр Алексеевич, когда находился в Петербурге, то довольно часто бывал в доме голландского посланника фон-Сухтелена, там он видел молоденькую швейцарку, компаньонку дочерей посланника, стройную, высокую блондинку Шарлотту-Христину Папст (мою бабушку по матери); он влюбился в нее и увез в свое имение — Тверской губернии, Корчевского уезда, село Новоселье, где обещал, по приезде в имение обвенчаться с нею, и, конечно, не обвенчался... Не зная другого языка, кроме французского и английского, в деревне она могла объясняться только через посредство Петра Алексеевича да француза-садовника Прово и его жены, Елизаветы Ивановны... Барского дома в селе еще не было. Немедленно приступили к его постройке. Дом скоро был срублен и отделан; он и теперь еще стоит в том же виде.

По обоим концам длинной залы, в четыре окна, со стеклянной дверью посредине, выходившей на террасу во двор, расположены были гостиные с итальянскими окнами, обращенными на цветники, полные розанов и множества других душистых цветов. По одну сторону гостиных шли диванные, по другую — спальные и комнаты для прислуги. С противоположной стороны залы находилась другая, широкая, крытая терраса с колоннами, обращенная к саду; перед ней был овальный пруд, окруженный подстриженной акацией,  в акации местами белели на тумбах гипсовые статуи. В мезонине находились библиотека и комнаты гувернера и компаньонок. К двум флигелям, стоявшим по концам полукруглого двора, обнесенного высокой решеткой, с решетчатыми воротами, вели от дома крытые галереи, обсаженные по решеткам акацией. От ворот до моста с фонарями, перекинутого через речку, впадающую в Волгу, шла в четыре ряда широкая березовая аллея, а от моста она продолжалась до села и так вплоть до Корчевы, на расстоянии двух или трех верст.

С трех сторон дома Прово разбил из леса парк; от пруда лучеобразно прорезали просеки и засадили их липовыми аллеями. Аллеи эти прерывались то восьмиугольными, то квадратными площадками, по углам которых, так же, как и по разным местам сада, стояли на пьедесталах гипсовые статуи мифологических богов или бюсты великих людей. По обеим сторонам пруда расчищены были рощи из сосен и берез. Среди одной из этих рощ выстроен был английский домик в четыре комнаты. В первой вас встречал стоящий на пьедестале белый мраморный амур, с прижатым к губам пальчиком. Из нее отворялась дверь в довольно обширную комнату, стены и пол которой, так же, как и широкие турецкие диваны, обтянуты были зеленым сукном. Тут стояло небольшое фортепиано, библиотека избранных книг, а на внутренней стене, над диваном, висела в золотой раме копия лежащей Тициановой Венеры в человеческий рост. Картина эта всегда была задернута зеленым флером. В следующих комнатах стоял бильярд и была чайная.

В парке встречались то беседка, то пустынька, оклеенная мохом, с каменной или дерновой скамейкой; то грот, храм, ручеек, канавка с перекинутым через нее мостиком. По разным местам парка расставлены были скамейки, окрашенные в зеленую краску. Парк прилегал к бору, от которого отделяла его широкая, всегда полная воды, канава, осыпанная по окраинам группами крупнейших незабудок, кукушкиных слезок и ландышей. В стороне парка, противоположной бору, находились оранжереи: одни с цветами, другие с персиками и абрикосами, грунтовые сараи с шпанскими вишнями, грушами, яблоками, бергамотами, в парниках дозревали дыни и арбузы, в теплицах ананасы. По сторонам дорожки, ведущей к оранжереям, тянулись куртины малины, смородины, крыжовника и грядки клубники. За оранжереями шел огород с разными овощами и душистыми травами, с флигелем, где помещался Прово, и жилищами садовников...»
 
Т. Пасек
 
 
Из приведенных мемуаров видны все этапы постройки усадьбы: место выбирается у воды (это мог быть берег моря, речки и даже там, где есть ключевые источники для пруда); господский дом сооружается из местных материалов (у знатных хозяев — по проекту известных зодчих, а можно строить и с помощью доморощенных архитекторов из крепостных); интерьеры дома оформляются во вкусе хозяина; дом окружается цветником, закладывается сад с огородом, разбивается парк с прогулочными дорожками, непременными павильонами для отдыха. Указанные элементы оставались каноническими до начала XX века.

Дополнительно к теме усадебного зодчества заметим, что его черты можно встретить в архитектуре современных российских городов. «Стальной скок» урбанизма их еще не совсем задавил. Среди кварталов однообразных многоэтажек встречаются островки из отдельных особняков, которые не выглядят анахронизмом, а наоборот притягивают взгляды прохожих, делают улицу радостней, человечней.

В чем живучесть таких, не побоюсь сказать, оазисов природы. Да в том, что это памятники эпохи модерна. Архитекторы Шехтель, Лидваль, Валькотт, Ильин и другие замечательные зодчие, воссоздали в городе красоту сельской жизни. Их творения внесли в бешеный городской ритм ноту покоя родной природы.
 
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
 
Ф. И. Тютчев
 
Русский модерн доказал жизнеспособность памятников зодчества. Пора бы и современным градостроителям воспользоваться этим проверенным временем архитектурным приемом. Естественно не в виде копирования, а в форме художественной стилизации, используя новые строительные материалы и технику. В этом тоже будет заключаться связь с прошлым, без которой, как известно, не бывает будущего.
 
 
Шилов, В.А.  Усадьбы исконной России . - СПб.: Издательство "Галея Принт" . - 2009 . - С. 5-12.