Будущий Антоний Печерский4 родился в 1000 году или незадолго до этого в Любече. Совершеннолетия (на Руси таким рубежом считались 12 лет) он достиг в 1012-м. В крещении мальчик получил имя Антипа. «Языческое» имя было совершенно забыто.

С отрочества, получив христианское образование, Антипа размышлял о монашеской стезе. Когда в 1015 году умер князь Владимир и Русь охватила междоусобица, молодой Антипа решил покинуть родную страну. Кровавые распри сыновей Владимира усилили в нём желание уйти от мира. Путь свой Антипа направил в Византию, к величайшим известным ему христианским святыням. Прежде всего он прибыл на Афон. Обойдя несколько здешних монастырей и наблюдая их жизнь, Антипа сделал свой выбор — встать на монашеский путь. Придя в полюбившийся ему греческий монастырь Есфигмен, он упросил игумена Феоктиста дать ему пострижение.

Феоктист постриг Антипу с именем Антоний, в честь основоположника древнего монашества Антония Великого. Он же наставил молодого монаха в афонской монашеской практике,обучил монастырскому уставу. Впрочем, Антоний, подобно многим другим русским (и не только русским) монахам, оставался склонен к уединённому созерцанию. Может быть, именно по этой причине он принял постриг не в русском, а в греческом монастыре. Антоний поселился отдельно в пещере над морем, рядом с монастырём.

Между тем ситуация на Руси изменилась. У власти утвердился Ярослав Мудрый. Благодаря русским монахам слава о благочестии нового князя разнеслась и по Святой Горе. Антоний думал о возвращении, однако не менее тянулся и к отстранённости от мира и его тревог. Решил дело настоятель монастыря Феоктист, некогда постригший Антония. Призвав русского к себе, игумен сказал ему: «Иди обратно на Русь, и будет на тебе благословение Святой Горы. Много будет от тебя черноризцев. Иди с миром!» Благословив Антония, Феоктист отпустил его. Шёл 1028 год.

Антоний сначала отправился в Киев. Он обошёл возникшие при Владимире монастыри, надеясь поселиться в каком-то из них. Но «Бог не хотел» — Антоний не «возлюбил» ни один из основанных князьями монастырей, образ жизни которых был далёк от афонского устава. Сколь бы велика ни была его тяга к строгому отшельничеству, Антоний сознавал свой долг — принести на Русь традицию афонского общежития.

В «ископанную» пещеру неподалёку от Киева, где Антоний поселился после долгих странствий по Руси, стали один за другим приходить постриженики. Среди них были и миряне, и священники, тянувшиеся к монашескому пути — и к принесённому Антонием «благословению Святой Горы», примеру нового для Руси монашеского общежития. Так появляется в Пещерах — сначала в расширившейся, обраставшей выкопанными «кельями» Антониевой — монашеская братия. Впрочем, пока это была ещё небольшая и непостоянная община, едва ли более 15 человек, не монастырь, а зародыш монастыря. Антоний, кажется, даже поощрял братьев покидать пещеру и нести почивавшее на ней благословение в иные места Руси. Надо сказать, что сам он был склонен к уединённой, аскетической жизни.

Возникшая подвижничеством святого Антония, Печерская обитель разрослась и укрепилась трудами его ученика — святого Феодосия Печерского, одного из первых настоятелей монастыря. Феодосии родился в Василёве под Киевом в семье княжеского дружинника. Вырос он в Курске, там же получил образование. В ранней молодости, почувствовав тягу к монашеской жизни, Феодосии покинул дом и ушел в Киев. Вскоре он уже принял монашеский постриг в пещере Антония.

При непосредственном участии Феодосия, его трудами, происходило разрастание крохотной монашеской общины. Параллельно развивались не всегда простые отношения нарождающегося монастыря с княжеской властью. В 1060 году Антоний обратился к монахам: «Се Бог вас, братия, собрал, через благословение Святой Горы, а я вас постригал. Да будет благословение на вас первое от Бога, а второе от Святой Горы. Живите же сами по себе — поставлю вам игумена, а сам хочу в эту гору уйти один, как и прежде привык жить, уединившись». Игуменом Антоний поставил боярского сына Варлаама, справедливо рассудив, что его знатность принесёт пользу новому монастырю. Сам же он выкопал себе отдельную пещерку в глубине горы и жил в ней, не выходя, ещё долгие годы, до самой смерти примерно в 1090 году.

В 1062-м князь Изяслав забрал Варлаама с печерского игуменства в основанный им самим монастырь в честь своего святого покровителя Дмитрия Солунского. Монахи решили обратиться к Антонию, чтобы он поставил им нового игумена. И Антоний дал им ожидаемый ответ. Феодосия единодушно провозгласили новым игуменом монастыря.

Он завершил строительство церкви в честь Богородицы, новых келий и стен монастыря. Под его руководством ещё в том же 1062 году братия завершила переселение из пещер. Затем Феодосии послал в Константинополь к постриженику обители, будущему митрополиту Ефрему с просьбой переписать для новой обители устав прославленного Студийского монастыря. Он сочетал строгий монашеский аскетизм с возможностью совместных трудов и молитв. Студийский устав передавался изустно, потому в основу русского «Студийского» устава легла его переработка, сделанная константинопольским патриархом Алексием5. Получив «Студийский» устав, Феодосии при помощи студийского монаха-грека Михаила создал на основе студийской и афонской традиций устав для Печерского монастыря. Устав Феодосия ещё при его жизни стал образцом для всех монастырей Руси.

Уже в первые десятилетия своего существования Киево-Печерский монастырь стал крупнейшей и наиболее известной монашеской обителью на Руси. Его духовное значение для страны сопоставимо со значением самой Киевской митрополии. Это был важнейший центр древнерусской культуры и религиозного подвижничества, подлинная духовная столица древней Руси. Из-под сводов Киевских «Пещер» вышли многие видные церковные деятели Руси. Уже в XI веке они дали первого митрополита русского происхождения Илариона, епископа-мученика Леонтия Ростовского, Ефрема Скопца, занявшего позднее Переяславскую епархию — и многих других. К XIII веку одних епископов вышло из Печерского монастыря около пяти десятков. Ни одна другая обитель Руси не могла сравниться в этом с «Пещерами».
За века, прошедшие со времён основания Киево-Печерской лавры, общежитийные традиции забылись. Особенно это касалось севера Руси. Но на юге после разорительного монгольского нашествия древние монашеские центры пришли в упадок. Трагическая эпоха утраты независимости, упадка культуры и княжеских распрей поощряла желание удаляться в уединённые скиты, способствовала расцвету отшельничества. «Студийские» нормы формализовыва-лись и выходили из употребления зачастую даже в сохранявших их старых монастырях. Социальное в монашеской жизни полностью заслонялось индивидуальным духовным исканием.

Новые изменения произошли на заре существования Московской Руси. И связаны они с именем Сергия Радонежского. Жизнь и монашеский путь Сергия, в миру Варфоломея, во многом напоминает об основателях Печерской обители — и едва ли это следствие только «трафаретов» житийной литературы6.
Варфоломей был боярским сыном из Ростова. Почувствовав склонность к монашеской жизни, он удалился в лес, где первоначально жил одиноким отшельником. Он не столько изнурял, сколько испытывал себя, готовясь к монашескому постригу. Одновременно он много читал, постигая правила монашеской жизни. Наконец, решившись, Варфоломей призвал к себе в «пустынь» знакомого игумена Митрофана, прославленного своими духовными дарованиями. Митрофан немедля постриг молодого отшельника в выстроенном его руками храме. Произошло это б октября 1345 года.

При расставании игумен благословил Сергия: «Я ухожу отсюда, а тебя оставляю Богу, который не допустит гибели преподобного своего, который не даст грешным поднять жезл на жизнь праведных, который не предаст нас в зубы грешников. Ведь Господь любит праведника и не оставит преподобных Своих, но навеки сохранит их. Господь да хранит тебя ныне, и присно, и навеки, аминь».

Постепенно слава о Сергии широко разошлась, и отшельника начали посещать другие монахи. Сначала приходили по одному, потом по два и по три. «Отче, прими нас, мы хотим с тобой на месте этом жить и души свои спасти», — умоляли они Сергия. Сначала Сергий, стремившийся к одиночеству, встречал приходящих сурово: «Не можете вы жить на месте этом, не можете терпеть труды в пустыне — голод, жажду, скорбь, неудобства, бедность, нужду». Но это не могло отпугнуть просивших: «Хотим мы терпеть трудное житие на месте этом, а если Бог захочет, то и сможем».

Наконец, Сергий сдался. Он только ещё раз спросил всех желавших остаться: «Сможете ли вы терпеть трудное житие на месте этом — голод, жажду и всякие лишения?» «Да, честный отче, — отвечали монахи, — хотим и сможем, если Бог поможет нам и твои молитвы поддержат нас. Только об одном молим тебя, преподобный — не удаляй нас от лица твоего и с места этого, милого нам, не прогоняй нас».

«Я не выгоню вас, — ответил тронутый их словами Сергий, — ибо Спаситель наш говорил: «Приходящего ко Мне не изгоню вон»; и ещё сказал: «Где двое или трое собраны во имя Моё, там и я посреди них». И Давид сказал: «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе». Ведь я, братия, хотел один жить в пустыне этой и скончаться здесь. Но если так пожелал Бог и если угодно Ему, чтобы был на месте этом монастырь и многочисленная братия, то да будет воля Господня! Я вас с радостью принимаю, только пусть каждый сам построит для себя келью. Но да будет вам известно — если в пустыню эту вы жить пришли, если со мной на месте этом жить хотите, если служить Богу вы пришли, — приготовьтесь терпеть скорби, беды, печали, всякие несчастья, нужду, лишения, бедность и недосыпание. Если вы служить Богу желаете и для этого пришли, приготовьте сердца ваши не для пищи, не для питья, не для покоя, не для беспечности, но для терпения, чтобы претерпеть всякое искушение, и всякую скорбь, и печаль. И приготовьтесь к тяготам, и к постам, и к подвигам духовным, и ко многим скорбям».

Обрадованные монахи ответили: «Всё, что повелел ты, сделаем и ни в чём не ослушаемся тебя». Они построили себе кельи и поселились в них. Сергий сам построил три-четыре кельи для новых братьев. Расчистив лес, монахи устроили небольшое поле и огород. Кельи огородили невысоким частоколом. Население обители было совсем небольшим — не более двенадцати человек. Число это долго оставалось неизменным — кто-то уходил, кто-то приходил.

Изначально новый монастырь родился как сугубо отшельническая община — каждый монах жил в своей келье, предаваясь аскетическим подвигам. Вместе сходились семикратно для молитв. Сергий руководил этими общими службами в церкви, но священнический сан принять упорно отказывался. Он понимал, что за этим последует предложение игуменства, и всеми силами старался этого избежать. «Стремление к игуменству — начало и корень честолюбия», — повторял он. Для служения обедни и причащения монахов Сергий приглашал Митрофана. Все братья рождающейся обители старались в меру своих сил подражать Сергию, который в своей суровой аскезе превосходил всех. Помимо прочего, он нередко в одиночку рубил дрова для всех братьев и разносил по кельям, носил воду на всех из источника, работал общим поваром.

Так продолжалось около года, пока не умер почитавшийся братией за игумена Митрофан. Вскоре монахи явились к опечаленному Сергию со словами: «Отче, мы не можем жить без игумена! Ныне мы пришли к тебе открыть мысли наши и желания: хотим мы, чтобы ты был нашим игуменом, наставником душ и тел наших, чтобы мы приходили к тебе с покаянием исповедоваться в грехах своих; хотим от тебя прощение, благословение и молитву каждый день получать, хотим видеть, как ты ежедневно совершаешь святую литургию. Хотим всегда из честных рук твоих причащаться пречистых тайн. Да, честный отче, этого мы желаем от тебя, только не отказывайся».

Сергий сам в эти дни усердно молился, чтобы Бог дал братии достойного игумена. Но подобного ответа от Господа он не ожидал. С тяжёлым вздохом Сергий ответил собравшимся: «У меня и помысла не было стать игуменом. Желает душа моя разве что скончаться в иноках на месте этом. Не принуждайте меня, но оставьте меня с Богом, а Он, что захочет, то и сделает со мной». Но братия оставалась непреклонна: «Мы, отче, желаем, чтобы был ты нашим игуменом, а ты отказываешься. Мы же говорим тебе: или сам будь игуменом, или иди и попроси нам игумена у епископа. Если же ты не сделаешь так, то из-за такого несчастья мы разойдёмся все с места этого».

Несколько дней Сергий пытался избежать игуменской ноши, но братия всё же настояла на своём: «У нас, отче духовный, распри никакой с тобой нет. Как Бог наставил нас, мы к тебе пришли сюда, твоей жизни и благонравию уподобиться захотели и наслаждения будущими благами сподобиться надеялись. Если же ты не хочешь заботиться о наших душах и пастухом нам, овцам словесным, быть не хочешь, мы уходим с места этого, от храма Святой Троицы и обет наш невольно нарушаем. И будем блуждать, как овцы без пастуха, в горах гордости и распутства. Дурным мыслям предаваясь, взяты и побеждены будем мысленным зверем, сиречь дьяволом. Ты же ответ дашь беспристрастному судье Вседержителю Богу».

«Мои слова не согласны с вашими словами, — продолжал настаивать Сергий, — потому что вы чересчур упорно принуждаете меня стать игуменом, а я чересчур упорно отказываюсь. Ведь я и сам в поучении нуждаюсь и более хочу учиться, чем других поучать. Я больше стремлюсь сам у других в подчинении быть, чем над другими властвовать и начальствовать. Боюсь суда Божьего. Если же будет Богу угодно то, что вы велите мне, да будет воля Господня!» К последнему и пришли. «Отцы и братья, — сказал Сергий, — я наперекор вам ничего говорить не буду, воле Господней предавшись: ведь Бог знает сердца и помыслы. Пойдём в город к епископу».

Переяславский епископ Афанасий, к которому пришли троицкие монахи, ответил не задумываясь, утвердив Сергия. С тем Сергий вернулся в обитель, теперь признанную официально, епископской властью. Ни братия, ни Афанасий не ошиблись в своём выборе. Под водительством своего основателя монашеская община росла и укреплялась. Вокруг неё стали оседать крестьяне-переселенцы, обеспечившие монастырь всем необходимым. Чтобы почтить Сергия, уже при жизни прославленного как святого, в монастырь прибывали князья и бояре, щедро одаривавшие обитель.

Главной же заслугой Сергия в организации монастырской жизни стало возрождение на Руси греческого общежитийного устава. Общежительство он учредил по просьбе самого константинопольского патриарха Филофея, на-слышанного уже о Троицкой обители. Сергий изменил первоначальный распорядок жизни своей общины, поставив во главу угла совместные труды братии во имя Божье. Это ещё способствовало росту и достатку обители. Ее устройство постепенно стало образцом для других русских монастырей. Устав, созданный Сергием, не сохранился, однако подробно охарактеризован, прежде всего в Житиях его учеников - Никона Радонежского и Павла Комельского, особенно последнего7.

Сам Сергий основал ещё шесть обителей. Из стен Троице-Сергиевой лавры, как из киевских «Пещер» за века до того, выходили духовные учителя, епископы, писатели и иконописцы. Обитель славилась своей благотворительностью и странноприимством.

Сергий управлял монастырём до самой своей кончины в 1392 году. К этому времени он был самым влиятельным духовным лицом на Руси. Не стремясь к личной власти, Сергий в то же время всегда противостоял борьбе чужих честолюбий — будь то за княжескую власть или за престол митрополита. И с его словом считались.

Создание Троице-Сергиевой лавры — без сомнения, одно из величайших событий в духовной истории Руси. Его значение вполне сопоставимо с переносом митрополичьей резиденции во Владимир и затем в Москву. Но если этот перенос объяснялся причинами в основном политическими, то возникновение Троицкого монастыря принадлежит всецело истории духа. И в то же время это религиозное событие повлияло на самые разные стороны русской жизни — культуру, политику и даже экономику.

 

Примечания