Сюжет о благословении Сергием Радонежским великого князя Дмитрия Ивановича на борьбу с Ордой накануне Куликовской битвы нашёл отражение в ряде «памятников Куликовского цикла», а затем — и в исследованиях по истории русско-ордынских отношений последней четверти XIV века1. Общеизвестно, что Сергий не был пророком-отшельником, напротив, он активно участвовал в деятельности Русской православной церкви и был выразителем именно её интересов. Причём одни авторы считают его исключительно подвижником и идеологом русского православия, другие, напротив, почти что конъюнктурным церковным деятелем, умело приспосабливавшимся к политической ситуации и наиболее влиятельным политическим и высшим церковным кругам2.

Не ставя под сомнение ни патриотизм Сергия, ни его искреннее убеждение в необходимости освобождения Руси из-под ордынской зависимости, нельзя тем не менее не учитывать, что за ним стояли влиятельные церковные круги. Причём речь идет не только о так называемых «московских старцах», которые формировали православную и патриотическую идеологию Северо-Восточной Руси в рассматриваемый период, но и о тех церковных иерархах, которые в большей степени занимались укреплением и повышением статуса русской церкви, её благосостояния, в том числе и материального. Сергий Радонежский, сам, безусловно, не относившийся к этой части верхушки православного духовенства и никогда не стремившийся к материальным богатствам, являлся тем не менее выразителем и её интересов. Тех самых интересов, которые в течение длительного времени гарантировали своей волей и своими указами-ярлыками ханы Золотой Орды, покровительствовавшие русской церкви и русскому духовенству. И тем не менее перед Куликовской битвой Сергий благословил великого князя и его войско на борьбу с Ордой.

Почему так произошло, и какие последствия имел отказ русской церкви от покровительства золотоордынских ханов? Прежде чем ответить на эти вопросы, считаем целесообразным кратко прояснить, от чего именно отказывалась русская церковь в лице Сергия Радонежского, благословляя великого князя на открытую борьбу со своими былыми покровителями.

Льготы и привилегии русской церкви в золотоордынский период достаточно подробно изучены историками. Основную информацию по данному вопросу содержат ханские ярлыки, сохранившиеся до нашего времени в русских переводах, причём в двух редакциях, несколько слов о которых мы скажем ниже. Естественно, самой главной и наиболее известной в историографии привилегией церкви в отношениях с золотоордынскими ханами являлся налоговый иммунитет: начиная с самого первого ярлыка, выданного ханом Менгу-Тимуром в 1267 году митрополиту Кириллу, ханы освобождали русское духовенство от уплаты налогов и несения повинностей. И практически все последующие ханы (за немногочисленными исключениями) подтверждали положения исходного ханского указа — иногда с некоторыми вариациями3.

Впрочем, следует отметить, что наличие ханских ярлыков, представлявших собой жалованные или тарханные (то есть предоставляющие налоговый иммунитет) грамоты русским митрополитам и возглавляемой ими церкви, отнюдь не свидетельствует о каком-то особом отношении золотоордынских ханов именно к русской церкви. Традиция таких документов является даже не золотоордынской: первый такой ярлык был выдан самим Чингисханом в 1223 году знаменитому даосскому патриарху Чан-Чуню — освобождая его и всех остальных китайских даосов от налогов, сборов и повинностей4. Впоследствии все монгольские ханы — потомки Чингис-хана, правившие в различных государствах, выделившихся из состава Монгольской империи, — жаловали подобные ярлыки главам всех конфессий, присутствовавших в их владениях. На таких же основаниях получила свои привилегии и Русская православная церковь от ханов Золотой Орды — ссылавшихся в своих ярлыках на волю не золотоордынского Менгу-Тимура, а Чингисхана, создавшего прецедент пожалования подобных иммунитетов духовенству.

Среди шести сохранившихся до нашего времени золотоордынских указов и грамот русской церкви несколько особняком стоит «ярлык» ханши Тайдулы некоему «Иоану митрополиту», датированный 26 сентября 1347 года. Исследователи обращали на него внимание, поскольку никакого митрополита с именем Иоанн в то время на Руси не было. В связи с этим высказывалось несколько версий о том, кем в действительности являлся адресат данного документа5. Однако практически никто не обратил внимания на то, что выдавшая ярлык правительница адресовала его не только церковному иерарху (подтверждая привилегии церкви, дарованные прежними ханами), но и русским князьям во главе с великим князем владимирским Семёном Ивановичем, сыном Ивана Калиты — предписывая им не вмешиваться в церковные дела, не взимать с церкви и духовенства никаких налогов и сборов и не налагать повинностей6. Таким образом, из этого документа мы узнаём, что золотоордынские ханы не только сами воздерживались от вмешательства в церковные дела, но и запрещали делать это русским князьям (что те и соблюдали, выдавая конкретные грамоты отдельным монастырям)7. Неудивительно, что начиная с 1260-1270-х годов русская церковь предпочитала поддерживать мирное сосуществование с ордынскими ханами и даже сотрудничать с ними — как через посредничество митрополитов, так и через Сарайскую епархию, главы которой («сарские» епископы) де-факто являлись не только подчинёнными русских митрополитов, но и подданными ханов Золотой Орды — поручения которых они выполняли и на Руси, и в Византии.

Почему же русская церковь, в течение длительного времени пользовавшаяся такими милостями от ордынских ханов, вдруг решила поддержать борьбу против них русских князей? Дело в том, что к середине 1370-х годов сложилась такая политико-правовая ситуация, в которой для сохранения прежнего статуса церкви приходилось сменить покровителя, нарушив более чем вековую традицию сотрудничества с Золотой Ордой. Начавшаяся на рубеже 1350-1360-х годов ордынская междоусобица, фигурирующая в русских летописях как «замятия великая», привела к существенному ослаблению ханской власти и переходу отдельных её прерогатив к русским князьям, над владениями которых ослаб ордынский контроль. Дошло даже до того, что уже в первой половине 1360-х годов отдельные князья стали жаловать своим подданным тарханные грамоты, являвшиеся, по сути, «калькой» с золотоордынских иммунитетных ярлыков. Подобная ситуация ещё десятилетием раньше была бы попросту невозможной.

1374 год стал поворотным этапом в истории русско-ордынских отношений: в этом году великий князь владимирский и князь московский Дмитрий Иванович открыто отказался повиноваться ордынским правителям (и в первую очередь могущественному беклярибеку Мамаю и поддерживаемому им хану Мухаммаду), что нашло отражение в русских летописях под названием «розмирье». И в этом же году в Нижнем Новгороде было захвачено и истреблено золотоордынское посольство «Сарайки» (Сарай-аки), причём вдохновителем расправы нижегородцев с послами стал не кто иной как епископ суздальский и нижегородский Дионисий (сам едва не пострадавший во время этих событий)8. Таким образом, церковь в лице одного из своих влиятельнейших иерархов открыто заявила о своём противостоянии с ордынскими властями.

Вполне очевидно, что высшее духовенство пришло к выводу о бесперспективности дальнейшего сотрудничества с ордынскими ханами, которые, во-первых, уже не обладали былым влиянием на Руси, а во-вторых, сменяли друг друга на троне иногда по нескольку раз в год. Для руководства церкви не было тайной и постепенное присвоение русскими князьями полномочий по выдаче грамот, которые ранее выдавались только золотоордынскими ханами. Соответственно, именно от воли князей стал теперь зависеть особый привилегированный статус русской церкви и духовенства, наличие или отсутствие у них соответствующих иммунитетов. В связи с этим церковные иерархи стали стремиться к получению подтверждения своих прежних прав и привилегий уже не от преемников прежних золотоордынских ханов, а от своих же русских князей. Именно 1374 годом датируется несколько грамот великого князя Дмитрия Ивановича монастырям (также тарханных, то есть прямо заимствованных из золотоордынской правовой практики9). На наш взгляд, тем самым великий князь показывал, что право выдачи таких грамот перешло к нему от прежних сюзеренов — золотоордынских ханов, власть которых он отказывался отныне признавать.

Церковь, заинтересованная в правовом обеспечении своего привилегированного статуса со стороны тех, кто теперь обладал реальной властью, то есть русских князей во главе с великим князем владимирским, пошла на тесное сотрудничество с ними подобно тому, как прежде сотрудничала с ханами Золотой Орды. И если ранее духовенство молилось за здравие «царей ордынских», то теперь оно активно формировало православную и патриотическую идеологию, в соответствии с которой противостояние русских правителей своим прежним сюзеренам не только не являлось мятежом, но и было богоугодно. Некоторые исследователи даже утверждают, что противостояние Москвы и Орды, кульминацией которого стала Куликовская битва, стало результатом идеологической победы «партии» Сергия Радонежского над своими противниками в лоне самой же русской церкви10. В результате такой символический акт, как благословение отцом Сергием великого князя на битву с ордынским ханом стал логическим продолжением новой идеологической и политической ориентации русской церкви на тех, от кого с недавнего времени стало зависеть её положение.

Новый порядок взаимоотношений церкви и светских властей оказался настолько прочным, что после 1374 года церковь перестала нуждаться в подтверждении своих привилегий со стороны ханов Золотой Орды. Конечно, хорошо известен последний из таких ярлыков — «ярлык Тюляка», то есть хана Мухаммада (Булака), ставленника Мамая, выданный в 1379 году «Михаилу митрополиту» (Митяю) — ставленнику великого князя Дмитрия Ивановича. Однако этот акт (хотя и включённый в собрание золотоордынских актов русским митрополитам) не отражал реального положения вещей. Просто незадолго перед Куликовской битвой, уже потерпев от русских князей поражение на Воже, Мамай предпринял последнюю отчаянную попытку договориться с прежними вассалами, надеясь опереться на церковь, прежде так активно поддерживавшую власть золотоордынских «царей» на Руси. Таким образом, на этот раз не глава русской церкви проявил инициативу в получении ярлыка от ордынского монарха, а напротив — золотоордынский временщик от имени своего хана сам предлагал ярлык русской церкви! Мы не знаем, какое значение придавалось этому ярлыку на Руси, да и Митяй скончался при таинственных обстоятельствах по дороге в Константинополь, куда он отправился на поставление в митрополиты11.

Как бы то ни было, ярлык «Тюляка» носил чисто формальный характер, и после него нам не известно ни одного ханского ярлыка русской церкви — даже после того, как новый хан Тохтамыш через два года после Куликовской битвы захватил и сжёг Москву, восстановив сюзеренитет Золотой Орды над Северо-Восточной Русью. Несмотря на провал попытки освобождения от вассальной зависимости, великий князь Дмитрий Иванович (уже Донской) сумел добиться некоторых, но весьма существенных изменений в своем статусе относительно Орды. Главным из них стало то, что он получил право передавать не только московский стол, но и великое княжение своим потомкам: в духовной грамоте Дмитрия Донского оно упоминается как его «отчина», то есть наследственное достояние. Кроме того, по всей видимости, с того же времени ханы Золотой Орды признали, что к русским великим князьям переходят и права по регулированию статуса русской церкви.

Имела ли для духовенства подобная смена покровителей значительные положительные последствия? Если и да, то не всегда. В частности, ровно через тридцать лет после «розмирья» Дмитрия Московского с Золотой Ордой и демонстрации Дионисием Суздальским враждебности церкви по отношению к ордынским властям, в 1404 году, великий князь владимирский и московский Василий I, сын Дмитрия Донского, заключил с главой русской церкви митрополитом Киприаном договор, частично подтверждавший прежние привилегии, дарованные ордынскими ханами, в частности — судебный иммунитет духовенства, освобождение от некоторых налогов и сборов. Однако в этом же документе присутствовало положение: «А коли дань дати в татары, тогды и оброк дати церковным людем»12,то есть великий князь предписал духовенству также участвовать в выплате ордынского выхода!

Подобное требование со стороны ордынских ханов имело место всего лишь однажды: в 1342 году хан Джанибек, только что вступивший на трон и нуждавшийся в деньгах для своих военных предприятий, попытался обложить данью и русскую церковь, однако её глава митрополит Феогност (хотя и с немалым трудом и расходами) сумел убедить его отказаться от такого решения. Сам хан, впрочем, собственного ярлыка формально не отменил, но его мать, ханша Тайдула, в течение длительного времени влиявшая на политику Золотой Орды, своими грамотами — сначала таинственному «Иоану митрополиту» (1347), а затем и самому Феогносту (1351) — подтвердила налоговый иммунитет русской церкви13. Теперь же, в 1404 году, его нарушал не «поганый» золотоордынский хан, а «свой», православный великий князь. Впрочем, исследователи характеризуют конец XIV — начало XV века как «период неустойчивого равновесия», так что, по-видимому, светские государи и церковь всё ещё адаптировались к новым условиям, в которых положение духовенства зависело уже не от ордынских ханов, а от русских же князей.

Осознав свои возможности в связи с переходом к ним права определять статус русской церкви, великие князья со временем стали в какой-то степени (по крайней мере, в глазах духовенства) злоупотреблять ими, всё чаще и чаще покушаясь на прежние церковные привилегии и иммунитеты. И в этих условиях церковь пошла на шаг, который можно расценить как некую «иронию истории»: в борьбе за сохранение своих прав и привилегий церковные иерархи обратились к жалованным грамотам золотоордынских ханов — признавать власть и пожалования которых они отказались в 1370-е годы! В середине XV века была составлена краткая коллекция ханских ярлыков, в которую вошли три документа, действительно имевшие основание называться ярлыками, то есть ханскими указами (акты Менгу-Тимура, Бердибека и «Тюляка»), а также три грамоты ханши Тайдулы, которые не могут претендовать на название «ярлык», поскольку были выданы не от имени монарха Золотой Орды. В начале же XVI столетия появилась так называемая пространная коллекция ханских ярлыков русским митрополитам: вероятно, неудовлетворённые содержанием подлинных ярлыков, вошедших в краткую редакцию, церковные иерархи решили дополнить её откровенной фальсификацией — «ярлыком Узбека», текст которого содержит поистине беспрецедентные права и привилегии русской церкви14.

Конечно, нельзя трактовать создание коллекции ханских ярлыков как намерение руководства русской церкви вновь прибегнуть к покровительству ханов Золотой Орды — тем более, что ко времени составления пространной коллекции она вообще прекратила своё существование. Просто, ссылаясь на ханские ярлыки, церковь давала понять светским властям, что раз даже «поганые» золотоордынские монархи признавали и поддерживали её привилегии, то «своим», православным государям тем более не следует покушаться на её статус, права и владения.

Таким образом, можно отметить достаточно противоречивую позицию русской церкви в отношении Золотой Орды и её актов, адресованных православному духовенству на протяжении последней четверти XIV-XV веков: церковные иерархи то полностью отмежёвывалась от связей с «царями ордынскими», то вновь апеллировали к их волеизъявлению в противостоянии с русскими князьями с целью сохранения собственного статуса и влияния в обществе. Высказывалось даже вполне обоснованное мнение, что свою роль в антиордынской борьбе московских государей церковь подчеркнула «задним числом», а в ходе этой борьбы она занимала выжидательную позицию15. Благословение Сергия Радонежского в этом контексте, таким образом, является знаковым событием в политической (как и церковной) истории России, однако вовсе не означает, что русская церковь на рубеже 1370-1380-х годов раз и навсегда сформулировала свою однозначно враждебную политику в отношении Золотой Орды и признала недействительными выданные её правителями указы и грамоты.

г. Санкт-Петербург