Неподалеку от исторического центра столицы, на площади Красные Ворота, стоит административно-жилое высотное здание (из числа многоэтажных «семи сестер», украсивших Москву в конце 1940-х — начале 1950-х годов). На его стене — мемориальная доска с портретом нашего прославленного земляка и надписью: «На этом месте находился дом, где 3(15) октября 1814 года родился великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов». Речь идет об особняке генерал-майора Федора Толя, располагавшемся в начале XIX в. именно здесь, напротив Красных ворот — первой отечественной триумфальной арки, построенной в 1709 г. в честь победы нашей армии в Полтавской битве в ходе Северной войны со Швецией.

 

 

Изначальная «версия» помпезного сооружения была деревянной, из-за чего оно не раз страдало от огня, а в 1753 г. мастер барокко Дмитрий Ухтомский воспроизвел его в камне. Ярко-красные, украшенные богатой белоснежной лепниной, бронзовыми золочеными фигурами и красочной росписью, — такими Красные Ворота предстали перед Юрием Петровичем и Марьей Михайловной Лермонтовыми, прибывшими в Москву из родового имения последней — села Тарханы Чембарского уезда Пензенской губернии — накануне появления на свет наследника. К сожалению, величественная арка не сохранилась до наших дней (как, впрочем, и находившийся поблизости храм Трех святителей, где через неделю после рождения крестили маленького Мишу). Там, где она стояла, ныне — площадь Красные Ворота, а напротив ее — Лермонтовская, посреди которой в 1965 г. установили памятник поэту (скульптор Исаак Бродский).

Как только миновали морозы, весной 1815 г., молодая семья вернулась в Тарханы. Однако жизнь ее не была ни счастливой, ни долгой. В 1817 г. Марья Михайловна умерла от чахотки, и воспитанием Мишеля занялась ее мать Елизавета Алексеевна Арсеньева, женщина умная, волевая, энергичная, к тому же состоятельная, всю себя посвятившая заботе об обожаемом внуке — «свете очей своих». Зять же, которого она никогда не любила и даже считала виновным в смерти дочери, получил от тещи (по утверждению ряда мемуаристов) вексель на крупную сумму денег и уехал в собственное имение под Тулой.

Впрочем, бабушка разрешала Юрию Петровичу вести переписку, видеться с сыном, и, разумеется, страстно любимое ею чадо всегда было окружено вниманием и заботой, получая все, к чему обязывало положение семьи. Тем не менее сиротство при живом отце, ощущение своей непохожести на других глубоко ранило юную душу, породило в ней чувство одиночества среди людей, стремление унестись в мир мечтаний, где пленяет красотой девственная природа и бьются горячие благородные сердца...

Осенью 1827 г. Елизавета Алексеевна привезла внука из Тархан в Москву (их первый адрес — улица Поварская, дом гвардейской прапорщицы Костомаровой), намереваясь отдать его учиться в Университетский благородный пансион. Туда (как и в расположенный под Петербургом Императорский царскосельский лицей — alma mater нашего величайшего поэта Александра Пушкина), в отличие от гимназий и университетов, принимали только детей дворян, чтобы готовить их к «важным частям службы государственной». Занятия здесь велись по индивидуальным программам, включавшим широкий спектр дисциплин: юриспруденцию, богословие, военное дело, математику, физику, географию, естествознание, рисование, музыку, танцы, к тому же практическое земледелие и т.д., но главными были русский язык и литература.

 

Еще во время пребывания в Тарханах Лермонтов под присмотром нанятых бабушкой преподавателей занимался историей, словесностью, музыкой, греческим, латинским, немецким, французским языками. Это позволило ему в оригинале читать произведения зарубежных авторов, имевшиеся в прекрасной домашней библиотеке наряду с отечественными журналами и книгами. Но желая как можно основательнее подготовить внука к поступлению в столь привилегированное учебное заведение, Елизавета Алексеевна пригласила опытных педагогов, в том числе служившего в пансионе Александра Зиновьева. Он давал Мишелю уроки латинского и русского языков, всеобщей истории, географии, нередко совершал с ним интереснейшие познавательные прогулки по центру Москвы.

Лермонтов поступил сразу в 4-й класс пансиона (всего их было шесть), учился с увлечением и делал большие успехи. Именно там он получил разностороннее образование, позволившее стать не только истинным мастером слова, но и прекрасным художником, музыкантом, в чем надо отдать должное тогдашнему замечательному преподавательскому составу (в старших классах это были в основном профессора Московского университета). Помимо Зиновьева, следует назвать Семена Раича (Амфитеатрова), в то время известного в стране стихотворца, руководившего практическими занятиями по русскому языку и создавшего в пансионе общество любителей отечественной словесности, на собраниях которого учащиеся (в том числе будущий великий поэт) читали и обсуждали свои беллетристические опыты.

Преподавателем риторики, русского и латинского языка у героя нашего рассказа и его однокашников был магистр Московского университета Дмитрий Дубенский, писатель, «энтузиаст народной поэзии», знаток «Слова о полку Игореве». А курс литературы читал профессор Алексей Мерзляков — поэт, автор стихотворения «Среди долины ровныя» (1810 г.), положенного на народную мелодию и ставшего популярным романсом, кстати, дававший Лермонтову еще и частные уроки. Добавим: педагоги, высоко эрудированные, передовых взглядов, уважительно относились к своим подопечным, не применяли телесных наказаний, зато за старание и успехи в учебе всегда награждали — то книгой, то отбором хорошей работы на выставку, а то и медалью. Между воспитанниками тоже царила дружба и взаимопомощь.

Все эти семена добра ложились в благодатную почву — отзывчивая поэтическая душа впитывала все полученное от наставников. Как писал Зиновьев о своем питомце, «он прекрасно произнес стихи Жуковского к морю и заслужил громкие рукоплескания. Он и прекрасно рисовал, любил фехтование, верховую езду, танцы, и ничего в нем не было неуклюжего: это был коренастый юноша, обещавший сильного и крепкого мужа в зрелых летах». Словом, моральная атмосфера в пансионе была необычайно доброжелательной, что способствовало успешному постижению наук, обучению искусствам, познанию окружающего мира, а вместе с тем и проникновению вольнодумных идей. Не случайно среди участников восстания декабристов 1825 г. оказалось немало здешних выпускников. В том же году император Николай I лишил этот «рассадник свободомыслия» многих привилегий, а в 1830 г. преобразовал его в казенную гимназию, в результате многие учащиеся, в том числе и Лермонтов, подали прошение об увольнении.

За проведенные в пансионе два года юный поэт написал около 60 стихотворений (четыре рукописные тетради, ныне хранящиеся в Институте русской литературы РАН — Пушкинском Доме, Санкт- Петербург), в частности «Молитву», «Могилу бойца», «Кавказу», «Осень», «Жалобы турка», «Монолог», поэму «Корсар», пьесу «Испанцы» и др. К тому же он вошел в число завсегдатаев московских театров, увлеченно рисовал, лепил из воска, приобрел новых друзей, а самыми близкими стали Александра Верещагина, Алексей, Мария и Варвара Лопухины. В последнюю Лермонтов был влюблен, причем, несмотря на другие страстные увлечения, «чувство к ней... было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей», — вспоминал позже родственник и близкий друг героя нашего рассказа Аким Шан-Гирей. Именно Вареньке посвящены стихотворения «Она не гордой красотою», «Оставь напрасные заботы», «Мы случайно сведены судьбою» (1832 г.), «Я к вам пишу случайно, право...» (1840 г.), «В полдневный жар в долине Дагестана» (1841 г.).

Осенью 1830 г. Лермонтов стал студентом Московского университета: сначала слушал лекции на нравственно-политическом отделении, потом перешел на словесное, но в общей сложности пробыл там не более двух лет. Будучи эрудированным сверх учебной программы, он часто не знал лекционного материала, что влекло за собой трения с профессорами, в итоге самолюбивый юноша покинул «храм науки». Зато настоящей школой жизни и богатым материалом для изучения человеческой природы для будущего автора первого русского психологического романа «Герой нашего времени» стали светские развлечения — различные приемы, балы, маскарады и пр.

 

Здание Московского университета на Моховой улице

Архитектор Матвей Казаков. 1782 г.

 

Не случайно именно университетский период литературоведы называют наиболее плодотворным в творчестве Лермонтова. В те годы он создал несколько лирических циклов, навеянных пылкими влюбленностями, поисками идеала («Н.Ф. И...вой», «Романс», «К...», «Измученный тоскою и недугом», «Сонет» и т.д.), поэмы «Черкесы», «Кавказский пленник» и др., отразившие собственные детские впечатления о пребывании на Кавказе. Острой болью откликался в душе поэта раздор между самыми дорогими для него людьми — бабушкой и «любезным папенькой», мучительно переживал он и преждевременную смерть Юрия Петровича в 1831 г. Этой печальной теме посвящены стихотворения «Ужасная судьба отца и сына», «Эпитафия» («Прости! Увидимся ль мы снова?»), «Я видел тень блаженства; но вполне ...», «Пусть я кого-нибудь люблю...», драма «Странный человек» и пр.

С августа 1829 г. до конца июля 1832 г. Лермонтов с бабушкой жил в небольшом деревянном одноэтажном особняке с мезонином на Малой Молчановке. Построенный купцом Петром Черновым в 1814—1817 гг., он ныне является единственным в Москве зданием, стены которого помнят великого поэта, и с 1979 г. здесь находится отдел Государственного Литературного музея. Подлинные предметы интерьера, быта начала XIX в. в доме, увы, не сохранились, и чтобы реконструировать обстановку той поры, организаторы экспозиции обратились к изобразительно-графическим, документальным и эпистолярным источникам.

 

 

Между тем главное богатство дома-музея — автографы, рукописи, 15 картин и рисунков нашего великого соотечественника, созданных в 1837-1841 гг. (виды Кавказа, автопортрет и т.д.), изображения его родственников, выполненные неизвестными крепостными художниками. Так, в комнате Елизаветы Алексеевны на письменном столе — альманах Московского университетского Благородного пансиона «Цефей» за 1829 г. с первой публикацией юного автора, учебник «Курс математики Безу» с его владельческой надписью, составленное Лермонтовым прошение о зачислении в Московский университет.
В малой гостиной на секретере видим титульный лист сказки «Ангел смерти», которую поэт посвятил своему доброму другу Александре Верещагиной. На стене размещены его акварели: иллюстрация к собственной драме «Испанцы» — портрет Варвары Лопухиной в образе монахини, «Пейзаж со всадниками», «Испанец с кинжалом», изображение Юрия Петровича, сделанное уже после его внезапной кончины. На овальном столике лежит копия «Книги судеб», изготовленной Лермонтовым как атрибут костюма астролога для новогоднего маскарада в Благородном собрании — в ней содержались праздничные обращения к гостям.

Завораживающее впечатление производит помещенный в большой гостиной портрет кисти крепостного художника, будто бы предвидевшего судьбу гения: маленький Мишель запечатлен держащим лист бумаги в одной руке и кисть — в другой. Рядом выполненные, возможно, тем же автором изображения Елизаветы Алексеевны и Марьи Михайловны, на противоположной стене — изысканные барельефы замечательного скульптора Федора Толстого на темы Отечественной войны 1812 года. В соседнем помещении представлены живописные и графические работы самого Лермонтова: прежде всего хорошо известный почитателям его творчества автопортрет 1837 г., подаренный автором Варваре Лопухиной, долгие годы находившийся в Германии и лишь в 1962 г. вернувшийся в Россию; изображение друга поэта Святослава Раевского в костюме курда, рисунки скачущих лошадей, пейзажи.

Святая святых особняка — кабинет Лермонтова в мезонине. Книги наиболее почитаемых им историков, философов, писателей, гусиное перо, самодельные тетради, конспекты лекций, гравюра с видом колокольни Ивана Великого (туда он часто поднимался со своим наставником Зиновьевым) в Московском Кремле, вызывавшем у героя нашего рассказа чувство гордости и благоговения. Такой была «келья» поэта, писавшего о себе: «Любил с начала жизни я угрюмое уединенье, где укрывался весь в себя, бояся, грусть не утая, будить людское сожаленье...».

Осенью 1832 г., намереваясь продолжить образование в Петербургском университете, Лермонтов вместе с Елизаветой Алексеевной выехал в северную столицу. Но лето перед предстоящей учебой, как и в предыдущие три года, он провел в Середникове — имении бабушкиного брата. Обширный парково-усадебный ансамбль конца XVIII в. (автор предположительно один из основоположников русского классицизма Иван Старов) на высоком берегу речки Горетовки с системой прудов — и сегодня необычайно живописный и романтичный уголок Подмосковья.

 

Усадьба Середниково

 

 

 

Изящество, стройность архитектурных решений находятся в полной гармонии с утонченной лиричностью окружающей среднерусской природы. Господский двухэтажный дом соединен крытой колоннадой с четырьмя боковыми флигелями, и все пять построек увенчаны одинаковыми небольшими башенками. Один из боковых фасадов главного здания выходит на спускающуюся к живописному пруду широкую лестницу, замощенную массивными каменными плитами, по которым ступала нога великого поэта. Помнят Лермонтова и обветшавшие мостики, то тут, то там встречающиеся в парке. Эти штрихи подмосковного пейзажа узнаваемы в его произведениях, а некоторые стихотворения начала 1830-х годов даже помечены приписками «Середниково: ночью у окна» или «Середниково. Вечер на бельведере. 29 июля».

В 1992 г. в усадьбе начал функционировать Национальный лермонтовский центр, по инициативе которого развернулась ее реставрация по старым чертежам. Этот процесс продолжается и поныне — ведь необходимо привести в порядок огромную территорию, почти 120 га. К счастью, столь ценный объект культурного наследия федерального значения является одним из наиболее хорошо сохранившихся парково-усадебных комплексов московского региона. Достаточно сказать, что все 16 существовавших здесь в позапрошлом веке построек (в том числе хозяйственные — скотный и конный дворы, манеж, несколько оранжерей, каретный сарай и т.д.) стоят по сей день. В настоящее время многие интерьеры восстановлены, и в господском доме организована экспозиция, связанная с жизнью и творчеством нашего гениального соотечественника.

 

В соседнем помещении находится библиотека, где стоят шкафы со старинными книгами, в следующем - воспроизведена «летопись» Середникова в фотографиях. Один из залов второго этажа посвящен Вере Фирсановой, много сделавшей для увековечения памяти пребывания поэта в Середникове, да и в целом для народного просвещения. Здесь собраны принадлежавшие ей отреставрированные предметы возрастом не менее 100 лет — гардероб с зеркалом, киот (небольшой ящик для хранения икон) и пр., а также современные гобелены с изображениями Лермонтова и Елизаветы Алексеевны.

Специальный раздел экспозиции рассказывает об истории рода Лермонтовых, ведущего начало от шотландского барда и предсказателя ХШ в. Томаса Лермонта (сама фамилия известна с XI в.). Один из его потомков, служивший в польской армии, в 1613 г. под Смоленском (Речь идет об осаде Смоленска в 1613—1617 гг. — эпизоде Русско-польской войны 1609—1618 гг. (прим. ред.).) попал в русский плен и, приняв православие, перешел на службу к царю Михаилу Федоровичу — так появилась ветвь этого генеалогического древа в нашей стране. Среди нарядной резной дубовой мебели посетители музея увидят штандарт с гербом рода, фотографии его современных представителей, старинных шотландских замков и др.

В год столетия со дня рождения поэта у главного дома усадьбы установили стелу; надпись на одной ее стороне гласит: «М. Ю. Лермонтов 1914 года. Сей обелиск поставлен в память его пребывания в 1830—1831 гг. в Средникове»; на другой — «Певцу печали и любви...». Кроме того, тогдашняя хозяйка усадьбы Вера Фирсанова заказала в Париже его бронзовый бюст по гипсовой модели, созданной в 1900 г. скульптором Анной Голубкиной.

Этот дивный утолок отдохновения, «приют задумчивых дриад» поэт навсегда покинул осенью 1832 г. и отправился в северную столицу, надеясь после двух курсов Московского университета поступить на третий в Петербургском. Однако там ему предложили начать учебу заново, и под влиянием родственников, к тому же на радость бабушке, Лермонтов определился в Школу гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Впрочем, душой новоиспеченный кадет был далеко от берегов Невы: «Москва моя родина, и такою будет для меня всегда: там я родился, там много страдал и там же был слишком счастлив» — писал он в те дни Марье Лопухиной.

Наверно, не случайно именно в разлуке с горячо любимой древней столицей из-под пера поэта родился посвященный ей страстный гимн. В 1834 г. по заданию преподавателя юнкерской школы Василия Плаксина, кстати, высоко ценившего литературное дарование своего ученика, Лермонтов написал сочинение «Панорама Москвы». Милый его сердцу город, нередко обозреваемый им в юности с колокольни Ивана Великого, автор наделил «душой, мыслью, языком», здесь «каждый... камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись, для толпы непонятную, но богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!..».

Особенно проникновенные строки поэт посвятил «сердцу Москвы»: «Что сравнить с этим Кремлем, который, окружась зубчатыми стенами, красуясь золотыми главами соборов, возлежит на высокой горе, как державный венец на челе грозного владыки?.. Он алтарь России, на нем должны совершаться и уже совершаются многие жертвы, достойные отечества...».

После 1832 г. Лермонтов бывал в родном городе только проездом. А восемь лет спустя, направляясь из Петербурга в ссылку на Кавказ (за дуэль с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом), прожил в Москве почти месяц. Здесь он получил множество приятных впечатлений, в частности услышал восторженные отзывы, прочитав недавно написанную поэму «Мцыри» в Николин лень, 9 мая, в доме историка, коллекционера, публициста, издателя академика Михаила Погодина на именинах писателя Николая Гоголя, где собрались наиболее известные московские литераторы того времени. В те дни поэт сблизился с виднейшими славянофилами (Славянофильство — литературное и философское течение в России середины XIX в., ориентированное на обоснование ее самобытности, отличного от западноевропейского пути, особого типа культуры, возникшего на почве православия (прим. ред.).) — публицистами, философами Юрием Самариным и Алексеем Хомяковым (член-корреспондент Петербургской АН), с которыми его роднили любовь к отчизне, убежденность в самобытности отечественной культуры, обращение к истории и народному творчеству, вера в особое призвание России.
Интересно впечатление, произведенное тогда поэтом на Самарина: «Я часто видел Лермонтова за все время его пребывания в Москве. Это чрезвычайно артистическая натура, неуловимая и не поддающаяся никакому внешнему влиянию, благодаря своей наблюдательности и значительной дозе индифферентизма. Вы еще не успели с ним заговорить, а он вас уже насквозь раскусил; он все замечает; его взор тяжел, и чувствовать на себе этот взор утомительно... Этот человек никогда не слушает то, что вы ему говорите, — он вас самих слушает и наблюдает ...».

В последний приезд в Москву, весной 1841 г., вновь по пути из Петербурга на Кавказ, Лермонтов пробыл здесь всего пять дней, но вспоминал о них потом с большой теплотой. Он остановился тогда в Петровском путевом дворце на квартире Дмитрия Розена — однополчанина по лейб-гвардии Гусарскому полку, был на народных гуляниях, встречался со знакомыми, в частности с Самариным, который уже после гибели поэта словно бы заново переживал расставание с ним: «Я никогда не забуду нашего... свидания, за полчаса до его отъезда. Прощаясь со мной, он оставил мне стихи, его последнее творение. Все это восстает у меня в памяти с поразительною ясностью...  Он говорил мне о своей будущности, о своих литературных проектах, и среди всего этого он проронил о своей скорой кончине несколько слов, которые я принял за обычную шутку с его стороны. Я был последний, который пожал ему руку в Москве».