Один из способов характеристики литературного героя — изображение его как читателя. Этот прием любил А.С.Пушкин. Комментаторы «Евгения Онегина» и во второй половине XX века продолжают уточнять, что именно читала Татьяна до того, как она «в келье модной» стала всматриваться в «отметку резкую ногтей» на страницах интересовавших Онегина книг. Как резонно считает В. Набоков, строки «Британской музы небылицы / Тревожат сон отроковицы...» (гл. третья, строфа XII) относятся не к Татьяне, но обозначают «круг чтения юной девушки в пушкинское "теперь"», т.е. в 1824 году. «Иначе бессмысленными оказываются строфы XXII-XXIV главы Седьмой, где Татьяна открывает для себя Байрона (и через Байрона постигает душу Онегина), — ведь получается, что эти небылицы британской музы ей давно знакомы» (Набоков В.В. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина / пер. с англ. — М., 1999. — С. 49.).

В произведениях Ф.М.Достоевского внутренний мир персонажа часто передан через его читательские впечатления и оценки. Макар Алексеевич Девушкин глубоко сочувствует пушкинскому Самсону Вырину, с которым сближает себя и подобных себе: «Дело-то оно общее, маточка, и над вами и надо мной может случиться», — пишет он Вареньке. Но он обижается на «пасквиль» Гоголя, особенно ему не нравится финал повести об Акакии Акакиевиче: «А лучше всего было бы не оставлять его умирать, а сделать бы так, чтобы шинель его отыскалась...». Автора «Бедных людей», как полагает А.Л. Бем, «задело в "Шинели" искажение дорогой уже тогда ему идеи: пробуждения, воскрешения к жизни приниженной и забитой человеческой души» (Бем А.Л. Достоевский — гениальный читатель // Бем А.Л. Исследования. Письма о литературе. — М., 2001. — С. 51.).

Герои Л.Н. Толстого высказываются о книгах гораздо реже, чем лица, созданные Пушкиным, Достоевским, Тургеневым, Чернышевским. Так, автор романа о «новых людях» пишет не только о том, «что делать», но рекомендует, что и как читать. И разве не полезно следовать примеру Рахметова — выбирать «капитальные сочинения», а не такие, в которых «только повторяется, разжижается, портится то, что всё гораздо полнее и яснее заключено в этих немногих сочинениях»?

Д.С. Мережковский, признавая «неисчерпаемые богатства Л. Толстого в других областях», отмечает отсутствие у писателя специального интереса к культурно-бытовой обстановке, в которой живут его герои, в особенности редкость упоминаний о книгах, повлиявших на их внутренний мир. «Пушкинская Татьяна слушает сказки няни, размышляет над простодушным Мартыном Задекою и над чувствительным Мармонтелем. Нам ясно, как Дарвин и Молешотт подействовали на Базарова, как он должен относиться к Пушкину или к Сикстинской Мадонне. Нам хорошо известны книги, изображающие любовную страсть, которые прочла madame Bovary, и как именно повлияли они на зарождение и развитие её собственной страсти. Но тщетно старались бы мы угадать, кто больше нравится Анне Карениной — Лермонтов или Пушкин, Тютчев или Баратынский. Ей, впрочем, не до книг. Кажется, что эти глаза, которые так умеют плакать и смеяться, блистать любовью и ненавистью, вовсе не умеют читать и смотреть на произведения искусства» (Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. — М., 1995. — С. 82.).

При недостаточной точности своих наблюдений (так, Мережковский «забывает» и про чтение Анной английского романа в поезде, везущем её из Москвы, и про посещение мастерской художника Михайлова в Италии), в целом критик скорее прав, чем не прав: Толстой не склонен преувеличивать роль чтения в жизни его героев. Анне, действительно, «не до книг». Хотя о её привычке к чтению свидетельствуют и взятые в поезд фонарик, разрезной ножик и английский роман, «ей неприятно было читать, то есть следить за отражением жизни других людей. Ей слишком самой хотелось жить» (ч. 1, гл. XXIX). Через весь роман проходит противопоставление персонажей, привыкших иметь дело «с отражениями жизни» (Каренин, Сергей Иванович Кознышев, отчасти Варенька), и тех, кто самостоятельно, не по книжному «мосту», находит свой путь в её «пучине», пугающей Каренина (ч. 2, гл. VIII). Характерно, что Анна становится писательницей и рассуждает о реализме Золя и Доде (ч. 7, гл. X) тогда, когда её отношения с Вронским близятся к краху. И горькая ирония заключается в том, что она пишет «детскую книгу», потеряв для себя сына и не чувствуя той же любви к дочери.

О чтении своих героев, их любимых авторах Толстой, действительно, пишет сравнительно редко. Но метко. Все указания такого рода существенны для понимания характеров, поведения героев, исторического колорита.

 

***

Ниже приведены десять цитат из «Войны и мира». В них опущены названные в тексте романа имена писателей и/или названия сочинений. Пропуски обозначены угловыми скобками. В двух случаях, где Толстой приводит строки из произведений (не называя ни их автора, ни заглавия), после цитат участникам викторины задается вопрос. (Квадратные скобки означают другие пропуски в тексте, в них же заключены необходимые пояснения.)
Итак, предлагаем заполнить лакуны в угловых скобках, а также ответить на вопросы.

 

1. «Пьер, приехав вперёд, как домашний человек, прошёл в кабинет КНЯЗЯ Андрея и тотчас же, по привычке, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были <...>) и принялся, облокотившись, читать её из середины».

 

 

2. «Все четверо [Наташа, Борис, Николай, Соня], как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
— Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего,— сказала Вера.
— <...>! <...>! — проговорили смеющиеся голоса из-за двери».

 

3. [Слова Марьи Болконской]. «— Моn рere её [m-lle Burrienne] очень любит. Она и Михаил Иваныч — два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит <...>: "Мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали"».

 

4. «Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.

 

 

Но он ещё не докончил стихов, как дворецкий провозгласил: "Кушанье готово! " Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися, храбрый росс», — и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошёл к столу».
Назовите имя поэта, сочинившего стихи, а также авторов музыки и стихов «польского».

 

5. «— Ура! — опять закричали голоса трёхсот гостей, и вместо
музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения <...>:

 

 

6. «— На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды, всё ложь и зло; но в мире, во всём мире, есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно — дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого? Разве я не чувствую, что я в этом бесчисленном количестве существ, в котором проявляется божество, — высшая сила, — как хотите, — что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим? Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведёт от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница, которой я не вижу конца внизу, она теряется в растениях. Отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведёт дальше и дальше до высших существ. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как не исчезает ничто в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что, кроме меня, надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
— Да, это учение <...>, — сказал князь Андрей...».

 

7. «Жюли играла Борису на арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух <...> и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в море равнодушных, понимавших один другого».

 

8. «Кутузов лежал на кресле в том же расстёгнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив её ножом, свернул. Это был <...> , как увидал князь Андрей по обертке [...].
"А главное, думал князь Андрей, — почему веришь ему, это то, что он русский, несмотря на роман <...> и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: "До чего довели!", и что он захлипал, говоря о том, что он "заставит их есть лошадиное мясо"».

 

9. «Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами».
Кому принадлежит фраза о «сорока веках»?

 

10. «Николенька, только что проснувшись, в холодном поту, с широко раскрытыми глазами, сидел на своей постели и смотрел перед собой. Страшный сон разбудил его. Он видел во сне себя и Пьера в касках — таких, которые были нарисованы в издании <...>.
"[...] Муций Сцевола сжёг свою руку. Но отчего же и у меня в жизни не будет того же? Я знаю, они хотят чтобы я учился. И я буду учиться. Но когда-нибудь я перестану; и тогда я сделаю. Я только об одном прошу Бога: чтобы было со мною то, что было с людьми <...>, и я сделаю то же. Я сделаю лучше. Все узнают, все полюбят меня, все восхитятся мною". И вдруг Николенька почувствовал рыдания, захватившие его грудь, и заплакал».

 

1.  «Записки Цезаря». Цезарь, Гай Юлий (100-44 до н.э.) — знаменитый римский политический деятель и полководец, получивший титул императора и убитый республиканцами-заговорщиками. Он написал «Записки о галльской войне» (в 8 кн.) и «Записки о гражданской войне» (в 3 кн.).
2. «Madame de Genlis! Madame de Genlis!». Жанлис, Мадлен Фели-сите Дюкре де Сент-Обен, графиня (1746-1830) — популярная в России начала XIX в. французская писательница, автор многих сентиментальных нравоучительных романов из жизни светского общества, часто на исторические темы («Мадмуазель де Клермон», «Мадам де Ментенон», «Мадам де Лафайет» и др.). См. также ответ на п. 8.
3. Стерн, Лоренс (1713-1768) — английский писатель, автор новаторских романов «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» (1760-67) и «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768). Стерн — один из любимых писателей Толстого, в начале 1850-х годов он переводил «Сентиментальное путешествие».
4. «Славь тако Александра век...» — фрагмент из оды поэта и драматурга Николая Петровича Николева (1758-1815), автора трагедии «Сорена и Замир», ряда комических опер, песен. В традициях одописания автор уснащает текст знаменитыми именами: Тит — римсий император Тит Флавий Веспасиан (39-81), Рифей (Орфей), Алкид (Геракл) — мифологические герои.
«Гром победы, раздавайся...» — полонез русского композитора О.А. Козловского (1757-1831) на стихи Г.Р. Державина. Известен также по начальным словам припева «Славься сим, Екатерина». В «Дубровском» Пушкина этот гимн напевает Троекуров (гл. 5).
5. Голенищев-Кутузов, Павел Иванович (1767-1829), сенатор, с 1810 г. куратор Московского университета, почетный член «Беседы любителей русского слова». Писал оды, занимался переводами.
6. Гердер, Иоганн Готфрид (1744-1803) — выдающийся немецкий философ, теоретик литературы, развивавший принципы исторического подхода к культуре. Концепция, кратко излагаемая Пьером Безуховым, была развита Гердером в 4-томном труде «Идеи к философии истории человечества» (1784-1791).
7. «Бедная Лиза» Н.М. Карамзина (1792).
8. «Les chevaliers du Cygne», сочинение Madame de Genlis («Рыцари Лебедя», сочинение мадам де Жанлис). Один из романов М. де Жанлис. См. ответ на п. 2.
9. Часть фразы Наполеона, обращенной к французским солдатам накануне сражения в Египте, между селением Эмбабе и пирамидами, 20 июля 1798 г.: «Солдаты! Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!».
10. Плутарх (ок. 46 — позже 119), древнегреческий писатель, историограф, автор «Сравнительных жизнеописаний», содержащих биографии 23 пар выдающихся греков и римлян. Вероятно, Николенька читал «Жизнеописания Плутарха», изданные в 1811 г. в Париже, где изображены античные скульптуры полководцев в касках. Издание имелось в Яснополянской библиотеке.
Муций Сцевола — легендарный основатель рода Муциев (Сцевола — лат., греч. левша), сжегший на костре свою правую руку, будучи захвачен врагами Рима. По легенде, царь этрусков, захвативший Рим, которого собирался убить Муций, отпустил его на свободу.