Прежде всего, определим сам масштаб мемориального значения Захарова. Мы до сих пор не знаем точно, где родился Пушкин; все часто менявшиеся московские квартиры, где он жил со своими родителями в течение двенадцати детских лет, находились в ныне уже не существующих домах. Поэтому подмосковное Захарово, имение бабушки по матери Марии Алексеевны Ганнибал, в котором будущий поэт проводил лето с 1805 по 1810 год, оказывается единственным сохранившимся адресом всего пушкинского детства. Захарово среди мемориальных мест выступает как "детская" поэта.

Фигура Пушкина одна из самых символичных в русской культуре. Имеет символический смысл и то, что память о поэте овеществлялась и материализовывалась в экспозициях в обратном его жизненному пути направлении. Место смерти, последняя квартира на Мойке, открыла анфиладу мемориального пушкинского дома, "детская" Захарово спустя полтора столетия замыкает ее. Это значит, к детству поэта мы подходим через весь мемориальный опыт пушкинской темы. Возможно, и не осознавая этого, мы воспринимаем его в обратной жизненной перспективе, как могло бы оно представиться умирающему Пушкину - сквозь все уже прожитое, последним воспоминанием. Образом начала, представшим в конце.
<...>

Общеизвестен рассказ о посещении Захарова Пушкиным спустя двадцать лет после отъезда в Лицей, записанный Бергом со слов Марьи (дочери Арины Родионовны, оставшейся в давно проданном имении), и его полные горечи слова «все наше решилося... все поломали, все заросло». На первый взгляд сетования Пушкина непонятны. Записавший этот рассказ в 1851 году (то есть спустя еще двадцать лет после Пушкина) Николай Берг характеризует усадьбу как хорошо сохранившуюся. Действительно, разрушение усадьбы началось гораздо позже, уже в нашем столетии. Это значит, поэт был потрясен тем, что не узнал в неизменившейся усадьбе своего Захарова; естественные для протекших лет перемены, неуловимые для постороннего, сделали для Пушкина родное место разоренным и чужим. Это одно из самых сильных свидетельств того, насколько близко и дорого было ему Захарово, насколько ярко оно жило в его памяти.

Впечатление от посещения мест детства оказалось настолько сильным, что уже спустя несколько месяцев нашло отражение в его творчестве: в «Истории села Горюхина», написанной болдинской осенью 1830 года, мы как бы от самого Пушкина узнаем о его переживаниях в Захарове. «... Нетерпение вновь увидеть места, где провел я лучшие свои годы, так сильно овладело мной, что я поминутно погонял моего ямщика... Наконец завидел Горюхинскую рощу; и через десять минут въехал на барский двор. Сердце мое сильно билось - я смотрел вокруг себя с волнением неописанным. Восемь лет не видал я Горюхина. Березки, которые при мне посажены были около забора, выросли и стали теперь высокими, ветвистыми деревьями. Двор, бывший некогда украшен тремя правильными цветниками, меж которых шла широкая дорога, усыпанная песком, теперь обращен был в некошеный луг...» Дальше, возможно, мог бы последовать и рассказ Марьи.

Через несколько лет Пушкин повторит это описание в "Дубровском", где герой также после долгого отсутствия возвращается на родину. Характерная деталь. Время, которое герои не видели своего родного дома, разное: восемь лет- герой "Горюхина", двенадцать - Владимир. Почему же описание деревьев совпадает в обоих отрывках дословно? Потому что оно соответствует другому, жизненному - захаровскому - источнику: только за двадцать лет березки могли стать высокими, ветвистыми деревьями.
Тема детства появляется в творчестве Пушкина в самом его начале, в лучших произведениях лицейского периода: "Воспоминания в Царском Селе", "Послание к Юдину"; в "деревенских" стихах "Городок", "Сон" также скрыто присутствуют образы сельских захаровских впечатлений. Поражает пафос отношения к детству - спустя всего несколько лет в счастливом Лицее Пушкин не "вспоминает", а воспевает детство как лучшую свою пору!

Уже в этом раннем поэтическом творчестве проявляется характернейшее для всего последующего русского писательства, как мы сейчас сказали бы, краеведческое отношение к местам детства, то есть стремление (и умение) соединить их с ключевыми процессами истории, ввести в контекст всеобщего духовного достояния.

- это о Захарове и Вяземах, занятых в 1812 году войсками Наполеона. А в "Послании к Юдину" не только документально точное и узнаваемое описание деревенских мест детства (что сегодня очень важно, например, для реставраторов), но и волшебно легкое перенесение их в Антологию Буколической Лирики.

В произведениях зрелого периода общение с детством обретает характер тонкой творческой игры. В "Борисе Годунове" окрестности Захарова как бы случайно и по недосмотру помещены в стороне от их исконного местонахождения. Но это не оплошность, а расчет. Оказавшись среди характерных территориальных примет разбойной эпохи - разоренных государственных границ (Кромы, корчма на литовской границе), старинные названия родных мест - бывших вотчинных владений Годуновых - яснее звучат как топонимы Смутного времени. Автор превращает тропинки детства в Тропы Истории и сам готов провести по ним: "... свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякой мальчишка (разрядка наша) доведет до Луевых гор". Пушкин и годуновской Москвой распоряжается со свободой и правом коренного москвича (чем, как известно, очень гордился), с уверенностью наследника - ведь "он дома, у первоисточника". С шекспировским размахом разбрасывает он сцены по Кремлю и Красной площади, по монастырям, домам и палатам. Территориально "Годунов" для Пушкина -"домашняя" драма, и его предок расхаживает по Москве не только как вершитель российской истории ("Пушкин идет, окруженный народом"), но и как искони московский житель.

Захаровское детство неразрывно со старинным селом Большие Вяземы, рядом с которым расположено Захарово. Некогда Вяземы были годуновской вотчиной. Сохранившийся храм, построенный в XVI веке при Годунове, был приходской церковью Захарова, так что вся семья Пушкиных часто бывала здесь на богослужениях. С Вяземами связаны начальные этапы пушкинского образования. Начитанность Пушкина поразила его будущих товарищей-лицеистов при знакомстве с ним. "Все мы видели, что Пушкин нас опередил, многое прочел, о чем мы и не слыхали", - вспоминал И. Пущин. Одним из источников этой начитанности несомненно послужила библиотека в Вяземах.

Рассказывает краевед, много лет собирающий материалы по истории Захарова и Вязем, Александр Иванович Виноградов:
- В конце XVII века Большие Вяземы были подарены Петром I его сподвижнику Борису Алексеевичу Голицыну. По преданию, в доме, который сохранился (правда, в перестроенном виде), неоднократно гостил Петр. Князья Голицыны постепенно завершили благоустройство усадьбы, начатое еще Борисом Годуновым, и в конце XVIII века Вяземы представляли собой великолепный дворцово-оарковый ансамбль, один из самых замечательных среди русских усадеб классицизма. Не случайно именно Вяземам был посвящен первый том из серии "Русские усадьбы", изданный в начале нашего столетия знатоком усадебного быта и архитектурно-ландшафтных ансамблей Шереметевым.

В пушкинское время Вяземы уже были своеобразным фамильным музеем Голицыных с богатой художественной коллекцией, картинной галереей, обширной библиотекой. Очагом культуры, сопоставимым с юсуповским Архангельским. Библиотека была собрана в начале XIX века и содержала более 30 тысяч томов. Ее создателем был тогдашний владелец усадьбы Борис Владимирович Голицын, приятель поэтов Г.Р.Державина, А.Ф.Мерзлякова, сын княгини Натальи Петровны Голицыной - той самой, что послужила прообразом старой графини в "Пиковой даме".

Вот что писал о вяземской библиотеке в середине прошлого века профессор Московского университета С.П.Шевырев (живший тогда в Вяземах) в предисловии к своей книге "История русской словесности":

"... Библиотека особенно замечательна собранием книг, изданных при Петре Великом в Голландии, Москве и Петербурге... Здесь находятся: полный экземпляр Нового Завета 1717-1719 годов, издание, как известно, довольно редкое; собрание Ведомостей, ... французский перевод новелл Боккаччио 1414 года...". Нужно добавить, что в русском и иностранном залах вяземской библиотеки помимо уникальных изданий хранились рукописи XVI-XVII столетий.

Голицыны были не только хорошо знакомы с родителями Пушкина, но и являлись их дальними родственниками. Приезжая на протяжении шести лет в Захарове, юный Пушкин вместе с отцом и дядей наверняка часто посещал Вяземы. Можно предположить, что хозяин усадьбы позволял любознательному мальчику, отличавшемуся "охотой к чтению", пользоваться книгами своего собрания.
После смерти Бориса Владимировича Голицына от ран, полученных на Бородинском поле, Вяземы унаследовал его родной брат Дмитрий Владимирович, впоследствии московский генерал-губернатор. Он мечтал о создании публичной библиотеки в Москве, о чем пишет тот же Шевырев: "Князь был готов положить в основание этой библиотеки свою собственную, которая находилась в селе Вяземы, и уверен был, что многие владельцы библиотек, оставшихся в их имениях без всякого употребления, последуют его примеру". Однако замыслу Голицына не суждено было исполниться, и его книги остались в Вяземах.
Уже к тому времени вяземская коллекция имела уникальную ценность, поскольку многие книжные собрания Москвы сгорели в пожаре 1812 года, а усадьба Голицыных не пострадала (может быть потому, что в ней останавливался Наполеон).

Летом 1849 года Вяземы посетил Гоголь. Он провел в усадьбе несколько дней и, вероятно, пользовался книгами усадебной библиотеки.
В 1879 году учеными А.Викторовыми Н.Барсуковым была составлена опись наиболее важных старопечатных книг и архива Голицыных, также хранившегося в вяземском дворце. Когда в 1919 году из дворянских усадеб собирались книги для московских библиотек, из Вязем было вывезено 25 тысяч томов, значительно обогативших собрания Академии наук, Московского университета, Историческую библиотеку и Государственную библиотеку СССР имени В.И.Ленина. В последнюю был передав голицынский архив.

В середине 1918 года из усадьбы Голицыных было вывезено в Москву более двухсот портретов и других полотен, миниатюр английской и французской школ, старинная бронза. В это время музейная комиссия Наркомпроса готовила в Москве выставку художественных произведений. В числе двухсот тридцати картин, отобранных для массового обозрения, двадцать девять были из вяземского дворца - столько же, сколько и яз усадьбы Архангельское.
Таким образом, в настоящее время фрагменты вяземской художественной коллекции рассредоточены по музеям, а читатели московских библиотек листают книги, которые помнят Пушкина и Гоголя...».

Сегодня, когда мы боремся за сохранение Захарова и Больших Вязем как архитектурно-ландшафтных памятников, за восстановление их в первоначальном виде, отстаиваем их значение как единственных мемориальных мест пушкинского детства, мы должны осознать, что и все культурно-художественные ценности тоже являются неотъемлемой частью пушкинского достояния. И библиотека, и художественная коллекция Больших Вязем должны быть выявлены, собраны во всей их полноте и восстановлены так, как сегодня восстанавливаются архитектурные памятники и мемориальный ландшафт пушкинских мест.

Каково состояние Захарова и Вязем сегодня?
Как это ни покажется невероятным, но только в 1987 году было принято Постановление Совета Министров РСФСР о создании в Захарове и Больших Вяземах Государственного музея-заповедника А.С. Пушкина.
Еще несколько лет назад на территории усадьбы Вяземы располагались различные организации, а в Захарове находился пионерский лагерь.

Сама история мемориализации Захарова достаточно курьезна. В 1949 году Академия наук СССР установила возле старой захаровской школы мраморный обелиск в память о приездах Пушкина в Захарово. Постановлением Совмина СССР 1960 года этот обелиск был объявлен памятником истории и культуры государственного значения. При этом в постановлении "забыли" саму усадьбу, и в течение всех последующих лет усадьба Захарово памятником не считалась и, конечно, не охранялась. Памятник "государственного значения" заботливо ограждался, украшался цветами, а в нескольких шагах от него в гибнущем пушкинском парке пасли скот.

Только в 1982 году усадьба Захарове была признана памятником местного значения, при этом не историко-культурным - пушкинским, а памятником садово-паркового искусства. Только еще через пять лет статус усадьбы повысился до государственного пушкинского заповедника.
Однако все благородно звучащие постановления, по сути дела, пока остаются только на бумаге. В 1985 году, когда Захарово уже было признано памятником и началось проектирование его охранных зон, в Одинцовском отделе районного архитектора разработали план современной застройки территории пушкинской усадьбы. Возведение первых десяти коттеджей для сортоиспытательной станции началось в 1986 году вопреки категорическим возражениям авторов проекта охранных зон Захарова. Проект этот, кстати, лежал на рабочем столе тех, кто планировал новый поселок. Таким образом, местные власти отнеслись к историко-культурному памятнику только как к территории, пригодной для хозяйственной деятельности. При этом был сделан расчет на то, что "не поднимется рука" снести уже возведенный самострой - застройку в нарушение законов и без необходимых документов. Строительство велось в быстром темпе и только осенью 1986 года после выезда на место компетентной комиссии было остановлено. Остались недостроенными десять блочных коттеджей и бетонная дамба на реке, сооружение которой привело к обмелению заповедного пушкинского пруда и заболачиванию питающей его речки.

По мнению специалистов, поддержанному газетой "Правда", возможен и необходим перенос начатого строительства на предусмотренную проектом охранных зон резервную территорию. Однако, невзирая на выступления прессы, возражения Министерства культуры РСФСР, ВООПИК, Общества охраны природы, Академии наук СССР, Советского фонда культуры, Мособлисполком продолжает настаивать на застройке пушкинского Захарова - сердца будущего заповедника. Свою позицию он мотивирует многочисленными просьбами "снизу", письмами местных жителей в высокие инстанции с требованием отменить постановление о заповеднике и завершить строительство поселка.

Можно понять нетерпение людей, желающих улучшить жилищные условия. Но вовсе не понятна близорукая позиция местных властей, не видящих перспектив развития района, которые даст организация Пушкинского мемориального центра. Например, туристский поток, привлеченный культурной программой заповедника, мог бы улучшить экономическую и социальную структуру края, способствовать его благоустройству и в конечном итоге подъему и уровня жизни местного населения.

Рассказывает архитектор Мастерской № 13 "Моспроект - 2", ведущая проектные работы по реставрации Захарова, Инга Борисовна Циприс:
- При реставрации всякой усадьбы особая роль обычно отводится главному дому - центру композиции усадебного комплекса. Однако в Захарове дом поздний, построенный в начале XX века, возможно, с использованием старых фундаментов дома М.А.Ганнибал. Будущие археологические работы и архивные изыскания покажут местоположение дома, его флигелей, хозяйственных построек в пушкинское время. Тогда и станет ясно, возможно ли воссоздание первоначального облика дома в Захарове, известного нам по картине художника А.Киселева и другим материалам. Это диктует особую направленность реставрационной деятельности. Парк и окрестности - вот единственное, что осталось здесь пушкинского. Поэтому главное внимание мы должны уделять сохранению и воссозданию мемориального ландшафта. Нашей мастерской разработан проект реставрации паркового ансамбля Захарова, традиционного для русских усадеб начала XIX века. Основа паркового ландшафта - центральная партерная зеленая поляна с двумя липовыми аллеями, спускающимися по холму от усадебного дома к пруду. Вместо утраченных лип в аллеях будут подсажены молодые деревья.

Разросшиеся старые липы "сузили" аллеи, поэтому для прохода экскурсионных групп проектом предусмотрены специальные дорожки, параллельные оси аллей, а для сбережения газона центральной парковой куртины будут устроены цветники вдоль берега пруда и возле главного дома.
В основу восстановления цветника у северного входа в дом взято пушкинское описание в "Истории села Горюхина" и "Дубровском".

Деревья, удостоверяющие "пушкинский" возраст захаровского парка, - это старые липы, стоящие в ряд вдоль берега пруда, куда выводят центральные аллеи. Н.В.Берг оставил описание полукруглой скамейки возле "огромной липы" на берегу, где, по преданию, любил играть маленький Пушкин. Эта деревянная полукруглая скамья будет восстановлена. Здесь же сохранилась береза - несомненно, современница поэта и, возможно, одна из тех, что стали ко времени последнего посещения Пушкиным Захарова "высокими, ветвистыми деревьями". Рядом с этой березой предполагается высадить еще несколько - таких, как в пушкинском описании.

В Захарове предстоит восстановить посадки декоративных кустарников, фруктовый сад, прибрежную березовую рощу - ту самую, где, по свидетельству Нащокина, восходящему к рассказам самого Пушкина, гулял маленький Пушкин, воображая себя сказочным богатырем. В "Послании к Юдину" есть образ этой рощи ("И завес рощицы струится/Над тихо спящею волной").
Проект реставрации предусматривает возродить в Захарове воспетый Пушкиным ручей, от которого осталось сегодня лишь сухое ложе, и заменить современный бетонный мост деревянным "горбатым" мостиком, известным по рисунку из фондов Всесоюзного музея А.С.Пушкина.

Для пейзажного настроения усадьбы очень характерен контраст ландшафта -темного парка и солнечных открытых пространств полей и лугов. Парк с темными липовыми аллеями распахивался на светлую гладь "зерцала вод", отсюда открывалась взору панорама лугов и полей вдоль речки, бегущей к синеющему на горизонте лесу. За деревней Захарово, к северу, местность повышается, и с холмов, заросших могучими соснами, открывался вид на "цветущие поля захарьинские", как описал их Пушкин в "Истории села Горюхина". Современная застройка территории усадьбы, если она будет завершена, необратимо изуродует захаровский ландшафт, исказит его мемориальные топографические особенности и, по существу, сведет на нет идею создания здесь пушкинского музея-заповедника.

За прошедшие сто пятьдесят лет развития мемориальной пушкинианы мы видим, как время от времени, словно передавая эстафету, различные области деятельности - исследовательская, словесная, изобразительная - берут на себя лидерство в освоении пушкинского наследия. Издания пушкинских работ, исследования литературоведов, памятники поэту, юбилейные выставки, графические циклы, живописные полотна, концертные программы в разное время, разными средствами, с разных сторон открывали нового Пушкина, делали его всеприсутствие в нашей культуре еще более насыщенным и полным. Прямо скажем, пушкинская экспозиция еще не брала на себя лидерства в этом деле, еще не открыла нового пути к постижению образа поэта.
<...>

В двадцатые годы нашего столетия с выходом работ П.И. Бартенева, В.В. Вересаева, П.Е. Щеголева русской культуре открылся "Пушкин в жизни" - равновеликая его гениальному творчеству, неисчерпаемая в своей бытийной полноте и свободе личность поэта. Живая человеческая неповторимость сразу стала одной из масштабных тем и плодотворнейших творческих проблем изобразительного искусства. В последующие десятилетия практически все виды и жанры изобразительности буквально оживили Пушкина, представив облик поэта как некий жизненно-зрительный аналог его поэтического слова.
Но "Пушкин в жизни" практически не вошел в музейную экспозицию, не ожил в ней, она так и осталась экспозицией преимущественно литературной.

"Пушкинский дом" пока не имя, а только метафора. У пушкинского центра Захарово есть все основания стать новым типом пушкинского музея. Замыкая долгий мемориальный цикл, начавшийся с Мойки, 12, захаровская "детская" может стать началом осмысления всех мемориальных мест как единого пушкинского Дома страны.

Борьба за Захарово-Вяземы еще не закончена, реставрация продлится еще годы и годы. Но уже пора думать о содержании будущего Пушкинского мемориального центра. О стиле его сценарных принципов, об образе его экспозиции.

Конечно, было бы опрометчиво сейчас предопределять его характер в деталях. Это предмет большой обстоятельной работы исследователей и экспозиционеров. Но одно очевидно - решение будущего пушкинского центра не должно ограничиться узко биографическим пониманием темы детства. Менее всего хотелось бы видеть будущий центр традиционным музеем. Это должен быть музей-раскрепощение от шаблонов сложившейся пушкинской экспозиции - музей-клуб, даже музей-школа (в этом плане может быть учтено интересное начинание местных краеведов, организовавших в Захарове летнюю пушкинскую школу).

Экспозиция в Захарове должна выступить творческой альтернативой всему сложившемуся пушкинскому музейному делу, его "серьезности" - как детство по отношению к миру взрослых.
В русской литературе, давшей величайшие образцы нравственного опыта, тема детства, пусть не очень заметная - одна из самых проникновенных. Аксаков, Гончаров, Толстой, Достоевский, Чехов создали литературный образ русского детства. Где место Пушкина в этом ряду? Он вне ряда. Он сам - одна из самых насыщенных детством фигур, он дал не литературный образ, а нечто качественно иное: непосредственно жизненную, поведенческую стихию детства. Его творчество насыщено стихией свободы и игры, как сам он по воспоминаниям современников резко выделялся из окружения детской бескомпромиссностью жизни и поступков. "Пушкин неизменно в течение всей своей жизни утверждал, что все, что возбуждает смех, - позволительно и здорово... Он так же искренно сочувствовал юношескому пылу страстей и юношескому брожению впечатлений, как и чистосердечно, ребячески забавлялся с ребенком". Это заключение делает на основе богатого личного опыта дружбы с Пушкиным в детском возрасте сын Петра Андреевича Вяземского Павел ("душа моя, Павел").

Целые поколения и не подозревали, что в жизни Пушкин был кумиром детей. Дети - его младшие современники (как, впрочем, и современники-взрослые) - часто знали его не по стихам. Он вызывал у них восторг и поклонение как человек. Он был с ними на равных. Восхищаясь им как знаменитостью, они чувствовали в нем сверстника. Его ждали как праздника, "Пушкин, Пушкин приехал!" - раздалось по нашим детским, и все, дети, учителя, гувернантки, - все бросилось в верхний этаж, в приемные комнаты взглянуть на героя дня..." - это тоже из воспоминаний Павла Вяземского.

Вот, если угодно, программа и образ пушкинского Захарова. Новый музей должен быть таким - ревущей от восторга детской, куда приехал Пушкин, знаменитый поэт и первый друг. "Пушкин, Пушкин приехал!"