Ключевые слова: историография, теория «американской исключительности», школа «согласованных интересов», экономическое (прогрессистское) направление.

Keywords: historiography, the theory «of the American exception», economic (progressive) direction, school «of the coordinate interests)).

 

 

Теория «американской исключительности» исходила из утверждений об «уникальности» демократии и «идеальности» общественных институтов США, была широко представлена в историографии с колониальных времен до наших дней. Эта теория прошла в своем развитии эволюцию от «американской мечты», отражающей устремления низов, до апологетических утверждений об особой роли Соединенных Штатов - примера другим странам в экономическом, социальном, политическом и моральном отношениях.

В XIX в. теория «американской исключительности» оказала влияние как на историков-романтиков (Дж. Бэнкрофта и Ф. Паркмена), так и на представителей англосаксонской школы (Г. Адамса, Дж. Фиске, Дж. Барджесса). Уже в то время утверждения о «национальной избранности» Америки, ее особой судьбе встречались не только среди историков, но и имели хождение в кругу политиков. Вспомним хотя бы доктрину «предопределения судьбы», появившуюся во времена войны США с Мексикой в 40-е гг. XIX в., а на рубеже XIX-XX вв. сформулированную Дж. ОСалливеном и утверждавшую, что США - пример для всего мира.

Экономическое направление в историографии США возникло в конце XIX - начале XX в. Его представители изучали проблемы экономического развития и социальных конфликтов в американской истории.

 

Кроме экономического фактора выделялись и другие: политический, географический, психологический и т. п., что было обусловлено влиянием идей позитивизма.

 

Теория «американской исключительности» неразрывно связана с идеями о роли «границ». Последние были выдвинуты первопроходцем экономического направления Ф. Дж. Тернером в знаменитом адресе «О значении границ в американской истории» (1893 г.). Под «границей» понималась передовая черта белых поселений в ходе колонизации Дальнего (Дикого) Запада. Тернер прямо указывал, что «существование пространства свободной земли, его постепенное сокращение и продвижение населенной полосы на Запад объясняют развитие Америки». Подобная сентенция возникла в атмосфере представлений о важной роли «свободных земель», которые в конце XIX в. разделяли и некоторые политики, например, будущий 26-й президент США Т. Рузвельт. Освоение «свободных земель» мыслилось как реализация естественных прав, а также шаг к более равномерному распределению собственности. Подобные подходы были предвосхищены «отцами-основателями» Т. Джефферсоном и Б. Франклином, а также некоторыми лидерами рабочего движения (Дж. Эвансом, Т. Скидмором). Следует отметить утопический характер приведенных воззрений, что и показала история США. Тем не менее, они оказали влияние и на взгляды Тернера, в трудах которого «граница» выступала порой как «природа» на фоне которой пионеры-фермеры вступали в «схватку с лесом», корчевали пни, занимались земледелием и скотоводством, будучи далеки от «цивилизации». И это при том, что «свободная земля обеспечивала установление равенства среди западных поселенцев...» Соответственно, американская демократия «вышла из лесов и черпала... новую силу в соприкосновении с «границей», таким образом «легко достигалось экономическое равенство, которое влекло за собой политическое равенство» (1).

Затем как экономическое, так и политическое равенство, по Тернеру, распространилось на Восток США. Выходит, что именно в лесах колонизированного Запада развивалось демократическое устройство общества, определившее американский образ жизни.

Идеализация Тернером жизни Дальнего Запада очевидна, не станем ее разоблачать. Заметим только, что Тернер истолковал своеобразие исторического развития США, связанное, в данном случае, с наличием «свободных земель», как важнейший фактор американской истории и демократии, тем самым выдвинув свой вариант теории «американской исключительности». Вместе с тем следует подчеркнуть, что именно с «границы» Тернера в исторической науке началось систематическое изучение освоения Дальнего Запада.

Если движением «границы» объяснялось становление демократии, то дальнейшее развитие Америки, по Тернеру, зависело от внешнеполитического курса, поисков новых территорий и т. д. И когда в самом конце XIX в. «свободные земли» были исчерпаны, историк перешел к восхвалению внешнеполитической экспансии США в Латинской Америке, на Тихом океане и Дальнем Востоке. Он и в научном отношении в начале XX в. изменяет свою концепцию, пытаясь в рамках «секционизма» увязать социально-экономические и географические особенности развития разных регионов США.

 

Другой крупнейший представитель экономического направления, Ч.О. Бирд, считал преувеличенной роль «границы» в истории США: «Тернер излишне подчеркивал влияние пограничной экономики на рост демократических идей, формирование национальной политики и трактовку Конституции». Сам Бирд исходил из того, что стержень исторического процесса - развитие экономики (промышленности, торговли, сельского хозяйства), не обращаясь при этом к «границе» и «свободным землям». Дальнейшая эволюция его взглядов привела к поиску аналогий между Америкой и Европой. В монографии «Подъем американской цивилизации», написанной в соавторстве с М. Бирдом, Ч. Бирд, подробно анализируя Вторую Американскую революцию (Гражданскую войну и Реконструкцию Юга), пришел к выводу, что по своему значению она стоит в одном ряду с европейскими буржуазными революциями: Английской XVII в. и Французской XVIII в. (2)

Еще один виднейший представитель экономического направления, A.M. Шлезингер-старший, подчеркивал общие черты в развитии Европы и Америки, к каковым он относил переход к крупному машинному производству, становление наций (хотя для США того времени точнее говорить о «плавильном котле») и территориальную экспансию в другие регионы мира. Более того, этот историк пытался даже найти сходство исторических событий, произошедших в Англии, США и во Франции в одно и то же время - 30-е гг. XIX в., находя его в «политическом возвышении буржуазии» (3).

 

В свою очередь историк-прогрессист Дж. Джеймсон стремился к сопоставлению и выделению общих черт Первой Американской и Великой Французской революций, находя последнее в радикальном характере преобразований, наличии народных движений и т. п. (4)

 

Таким образом, если в трудах Тернера теория «американской исключительности», несомненно, присутствовала, то последующие историки-прогрессисты подчеркивали, прежде всего, схожесть исторических процессов, как в Новом, так и Старом Свете (в том числе промышленной революции, урбанизации, концентрации производства и капитала). Если у историков экономического направления (кроме Тернера) и утрировались какие-либо особенности США, то это касалось, главным образом, проблем истории рабочего класса, его борьбы, формирования и т. д. Последнее обстоятельство оказало влияние в историографии на висконсинскую школу во главе с Дж. Коммонсом.

 

Отметим такие важнейшие черты взглядов историков-прогрессистов, как признание роли общественных конфликтов, значения государства как регулятора экономических и арбитра социальных отношений. Экономическое направление доминировало в американской исторической науке конца XIX - первой половины XX в.

После окончания Второй мировой войны ведущие позиции заняла школа «согласованных интересов» («консенсуса»). На взгляды историков этой школы повлияли такие обстоятельства, как начало «холодной войны» и усиление антикоммунизма, превращение США в сверхдержаву и атака идеологии «американизма» (объявлявшей Америку эталоном для всего мира).

 

Виднейший представитель школы «согласованных интересов» Л. Харц считал, что в Северной Америке существует «либеральное общество», формирование которого было следствием отделения в XVII в. от Европы «фрагмента» - «пуританской» фазы Английской революции. Принципы протестантизма, по Харцу, стали почвой для утверждения ценностей индивидуализма, свободы и демократии. В Америке отсутствовал европейский «классический» феодализм как система (Харц игнорировал даже наличие феодальных элементов в колониях Англии), а, следовательно, тамошнее общество коренным образом отличалось от обществ Старого Света.

 

Харц отрицал наличие социальных конфликтов в истории США, призывая выявлять не противоречия и разногласия, а объединяющие американцев моменты. Так, например, он пытался, отталкиваясь от идеологии «американизма», проследить согласие между Томасом Джефферсоном и Александром Гамильтоном, Теодором Рузвельтом и Вудро Вильсоном, Гербертом Гувером и Франклином Рузвельтом (5).

Историки школы «консенсуса» абсолютизировали особенности развития североамериканских колоний Англии (менее заметная, чем в Европе, выраженность имущественного неравенства, большая степень проявления политических прав и свобод) и тем самым отдавали дань теории «американской исключительности».

 

Д. Бурстин соглашался с Л. Харцем в том, что в Северной Америке утвердился социально-политический строй, отличный от того, который существовал в странах Европы. Но истоки демократии в США - не «фрагмент» в виде «пуританской» фазы, а, прежде всего, окружающие колонистов условия жизни в Новом Свете, наличие «свободных земель» и т. д. (6) Пытаясь полемизировать с Харцем, Бурстин выдвинул утверждение, схожее с тем, что когда-то было у Тернера.

 

Революцию XVIII в. Л. Харц понимал как «завершение» колониального прошлого и движение в развитии «либерального общества», направленное на защиту демократических устоев Америки от посягательств Англии. Р. Браун трактовал Первую Американскую революцию как защиту свобод «представительной демократии среднего класса» от произвола со стороны англичан (7). Д. Бурстин утверждал, что Война за Независимость носила исключительно антиколониальный, но не социальный характер, т. к. ее основным документом являлась «Декларация независимости», а не «Декларация прав человека и гражданина», как на первом этапе Великой Французской революции8. Особенность Американской революции - антиколониальная направленность - используется как довод для обоснования ее уникальности. При этом Бурстин проходил мимо того обстоятельства, что как в «Декларации независимости» (1776 г.), так и в «Декларации прав человека и гражданина» (1789 г.) были провозглашены сходные права человека и политические принципы буржуазного общества.

 

Представитель школы «консенсуса» К. Росситер писал следующее: «Наша история и традиции свидетельствуют против утверждений Маркса о классовой борьбе как нормальном состоянии общества и движущей силе истории». Заметим, что Росситер был приверженцем теории «американской исключительности», он провозглашал «психологический подход», подчеркивал влияние кальвинизма (пуританизма) на первых колонистов и т. д. Но от марксизма он был далек настолько, что даже приписывал учению К. Маркса при анализе человеческих побуждений «политическую и социальную калькуляцию» (9). Последнее является искажением. Подчеркнем, что для Маркса на самом деле как классы, так и борьба между ними являлись приходящими на определенных этапах истории. Отметим, что при всех известных особенностях социальной структуры США вряд ли следует отрицать наличие классовой борьбы в определенные периоды. В этом смысле американский опыт отнюдь не перечеркивал выводы Маркса, которого так и не опроверг Росситер. Но вышеприведенные высказывания последнего весьма показательны для понимания того, к чему привела эволюция взглядов одного из представителей школы «консенсуса».

Школа «согласованных интересов» преобладала в историографии США со второй половины 40-х до конца 50-х гг. XX в. Она оказала влияние на ряд других течений исторической мысли, в частности, «интеллектуальную» школу, школу «политического идеализма» и т. п. Однако с начала 60-х гг. XX в. ведущие позиции в американской историографии заняла «новая научная история». Крупнейшие представители которой (Э. Фо-нер, Г. Нэш, Ю. Дженовезе, Л. Литвак, У. Ла-фибр, Г. Алпровиц и др.) критически относились к теории «американской исключительности» как в ее внутриполитических, так и во внешнеполитических аспектах10. По мере развития исторической науки, роста ее познавательных возможностей, нарастали критические нотки в адрес попыток выдать особенности развития США за уникальность, образец, пример и т. д.

 

Теория «американской исключительности» была представлена не только в историографии, где ее влияние в меньшей степени испытали представители экономического (прогрессистского) направления, в большей - историки школы «согласованных интересов», но и в политике, как идеологическое выражение курса определенных кругов. Отзвуки ее, в измененном виде, к сожалению, слышны и поныне, как попытки обоснования претензий США на мировое господство.

 

 

Примечания

 

1 Turner F.J. The Frontier in American History. N.Y., 1921. P. 1,212, 266, 270.

2 Theory and Practice of Historical Study. /Ed. by MeyerhoffH., N.Y., 1946. Bui. 54. P. 26-27; Beard Ch. and Beard M. The Rise of American Civilization: In 2 Vols. N.Y., 1927. Vol 1. P. 54.

3 Дементьев И.П. Теория «американской исключительности» в историографии США // Проблемы американистики. Вып. 9. М., 1993. С. 124-125; Согрин В.В. Критические направления немарксистской историографии США XX в. М., 1987. С. 47.

4 Jameson J.F. The American Revolution. Considered as a Social Movement. Princeton, 1926; Согрин В.В. Критические направления немарксистской историографии США XX в. С. 66-67.

5 Харц Л. Либеральная традиция в Америке. М., 1993; HartzL. The Liberal Tradition in America. N.Y., 1955.

6 Boorstin D.J. The Genius of American Politics. Chicago, 1953.

7 Уманский П.Б. Американская революция XVIII века в буржуазной историографии США (конец XVIII - 60-е гг. XX в.), Казань, 1988. С. 120.

8 American Revolution. How Revolutionary It Was. /Ed.by Billias J., N.Y., 1970. P. 98-100.

9 Rossiter C. Marxism: The View from America., N.Y., 1960. P. 75, 112.

10 Дементьев И.П. Теория «американской исключительности» в историографии США.

С. 131-34.