Веселовский С. Усадьба Шахматово

 
В окрестностях Клина находилась усадьба Шахматово, сыгравшая значительную роль в творческой жизни Александра Александровича Блока. Образами Шахматова и соседствующих с усадьбой мест окрашено подавляющее число сельских пейзажей его поэзии.
 
Троюродный брат Блока поэт С. М. Соловьев рассказывает: «Гнездо, из которого вылетел лебедь новой русской поэзии — Шахматово, — было основано дедом Блока по матери, ботаником Андреем Николаевичем Бекетовым... Некрасивый, но удивительно изящный... «старик, как лунь седой», мягкий, благородный». Учитель К. А. Тимирязева, он по справедливости назывался современниками «отцом русских ботаников», так как создал в этой отрасли науки собственную школу. Дружеские отношения связывали А. Н. Бекетова с И. М. Сеченовым, И. И. Мечниковым, Д. И. Менделеевым. По совету последнего, владевшего в этих же местах усадьбой Боблово, Бекетов в 1875 г. купил Шахматово.
 
Как вспоминает жена Д. И. Менделеева, это был «поэтичный и уютный уголок. Старинный дом с балконом, выходящим в сад, совсем как на картинах Борисова-Мусатова, Сомова. Перед окном старая развесистая липа, под которой большой стол с вечным самоваром... Вся усадьба стояла на возвышенности, и с балкона открывалась чисто русская даль».
Всецело поглощенный своими трудами и работой над гербариями, Бекетов жил «с полным равнодушием к материальным вопросам».
 
Вскоре после рождения Блока его мать рассталась с мужем. Блок воспитывался в семье деда, где литературные интересы занимали большое место. Дочери Бекетова, в том числе и мать поэта, писали стихи, работали над переводами. В детские годы Блок был очень привязан к деду. Биограф поэта (его тетка М. А. Бекетова) рассказывает: «Летом много времени проводил Блок с дедушкой Бекетовым. Они любили ходить гулять вдвоем, заходили далеко в поисках растений для научных ботанических работ. Дедушка учил внука на чаткам ботаники. Об этом с благодарным чувством вспоминает он сам в автобиографии».
 
В Шахматове прошли лучшие дни детства и юности Блока. Образ Шахматова всегда стоял перед поэтом. Проводя с женой лето 1909 г. за границей, Блок пишет: «Нам обоим очень хочется скорей в Шахматово», «Шахматово очень улыбается нам обоим». В июле 1912 г. он сообщает матери из Петербурга: «Шуваловский парк, оказывается, нравится мне потому, что похож на Шахматово... И воздух похож».
 
Вспоминая детские годы, Блок в набросках поэмы «Возмездие» так запечатлел облик усадьбы, своеобразие ее обаяния:
 
За грош купили угол рая
Неподалеку от Москвы.
Огромный тополь серебристый
Склонял над домом свой шатер,
Стеной шиповника душистой
Встречал въезжающего двор.
Бросает солнце листьев тени,
Да ветер клонит за окном
Столетние кусты сирени,
В которых тонет старый дом.
 
После окончания гимназии Блок стал бывать у Менделеевых в Боблове. Оно было куплено великим ученым в середине 1860-х годов. «В Бобловской местности, — вспоминает жена Д. И. Менделеева, — есть что-то цельное, законченное, как в произведении талантливого художника... Местность гористая — три больших горы: Бобловская, Спасская и Дорошевская. Между ними в долине извивается река Лотосня с лугами и лесами. Плавная линия этих холмов с рекой, с широким горизонтом дает какое-то былинное настроение. Усадьба наша стояла наверху Бобловской горы в парке».
 
Через несколько лет после покупки Дмитрий Иванович Менделеев наново отстроил дом в Боблове, «сам, по своему плану, сделав из картона маленькую модель». Его верхний этаж был деревянным, а «нижний, каменный, с толстыми сте нами,— вспоминает М. А. Бекетова, — сложен был особенно крепко во избежание сотрясения при каких-то сложных химических опытах, которые Дмитрий Иванович собирал ся производить в своей деревенской лаборатории. Эта комната, где Менделеев проводил большую часть времени, напоминала своей причудливой обстановкой кабинет доктора Фауста».
 
«В каждом доме всегда чувствуется невольно, кто душа его, — отмечает племянница ученого, — и я как-тоскоро поняла, что душа дома был Дмитрий Иванович... с его быстрыми движениями, энергичным голосом, хлопотами по полевому хозяйству, увлечением в каждом деле». В Боблове у Менделеева существовало опытное поле, на котором он применял химические удобрения, значительно повышавшие урожаи. Таблицы, подытоживающие результаты этих опытов, ученый передал в Петровскую академию.
 
В Боблове Менделеева навещали его друзья-художники Н. А. Ярошенко и А. И. Куинджи, восхищавшийся местной березовой рощей. В августе 1887 г., накануне известного полета на воздушном шаре, Менделеева посетил И. Е. Репин, приехавший для зарисовок подъема аэростата.
 
Когда в Боблове стал бывать Блок, он застал здесь «цветник молодежи», увлекавшейся любительскими спектаклями. Пристрастие к театру самому поэту было присуще с юных лет, когда он устраивал различные представления в Шахматове. Блок не только участвовал в бобловских спектаклях, но и руководил ими. По его выбору репертуар спектаклей составляли пьесы В. Шекспира, А. С. Пушкина, А. С. Грибоедова, А. П. Чехова.
В этой романтической обстановке сложились его отношения с Л. Д. Менделеевой, дочерью великого химика. «Это было поэмой, — рассказывает ее мать, — такой необыкновенной, как был необыкновенен сам Александр Блок. Зная ее, вспоминаешь о Лауре и Петрарке, о Данте и Беатриче...»
 
Их свадьба состоялась в августе 1903 г. в селе Тараканове. С весны 1904 г. молодые поселились в шахматовском флигеле. Возле него насадили деревья, развели цветы, сложили дерновый диван. «Все это устроили Ал. Ал. и Л. Дм. вдвоем своими руками без посторонней помощи, — вспоминает М. А. Бекетова. — Блок очень любил физический труд. Была у него большая физическая сила, верный и меткий глаз: косил ли он траву, рубил ли деревья или рыл землю... Он говорил даже, что работа везде одна: «что печку сложить, что стихи написать».
 
Устраиваясь во флигеле, Блок сам прорезал на его чердаке большое окно, открывшее широкий обзор шахматовских далей.
 
Я пилю наверху полукруг —
Я пилю слуховое окошко.
Вот последний свистящий раскол —
И дощечка летит в неизвестность...
В остром запахе тающих смол
Подо мной распахнулась окрестность.
 
Через несколько лет флигель обветшал. В 1910 г. Блок капитально ремонтирует усадебный дом, возводит над пристройкой второй этаж для своего рабочего кабинета. «Я все время на постройке, — писал он матери. — Очень мне нравятся все рабочие, все разные, и каждый умнее, здоровее и красивее почти каждого интеллигента. Я разговариваю с ними очень много... Печник (старший) говорит о «печной душе», младший—лирик, очень хорошо поет. Один из маляров — вылитый Филипп Липпи (выдающийся художник эпохи Возрождения. — Б. 3.) и лицом и головным убором и интересами... Тверские каменщики — созерцатели природы».
 
Мир простых людей был дорог Блоку. Еще в 1907 г. он упрекал русскую интеллигенцию в том, что Россию «мы видим из окна вагона железной дороги, из-за забора помещичьего сада».
 
Поэт считал, что «настоящее произведение искусства... может возникнуть только тогда, когда... поддерживаешь непосредственное (не книжное) отношение с миром». Для Блока, стремившегося к «познанию деревни», жизни народа, Шахматово имело огромное значение.
 
Оно кровно связано со многими его произведениями. «Здесь, в окрестностях Шахматова, — отмечает Андрей Белый, — что-то есть от поэзии Блока; и — даже: быть может, поэзия эта воистину шахматовская, взятая из окрестностей... Я описываю окрестности Шахматова, потому что в поэзии Блока отчетливо отразились они — и в «Нечаянной Радости» и в «Стихах о Прекрасной Даме»; мне кажется: знаю я место, где молча стояла «Она», «устремившая руки в зенит»... и кажется, что гора, над которой «Она» оживала, — вот та:
Ты живешь над высокой горой.
 
Гора та—за рощицей, где бывает закат, куда мчалися искры поэзии Блока; дорога, которой шел «нищий», — по битому камню ее узнаю («Битый камень лег по косогорам, скудной глины желтые пласты»), то — шоссе меж Москвою и Клином... в этих пестрых лугах и лесах среди этих цветов— продолженье «рабочего кабинета»; да, шахматовские закаты — вот письменный стол его; великолепнейшие кусты, средь которых мы шли, сплошь усеянные пурпуровыми цве тами шиповника, — были естественным стилем его пурпуреющих строчек».
 
Усадьбы Шахматово и Боблово не сохранились. Но как и встарь не гаснут над Шахматовом зори, поля укрывают вечерние туманы и тишина дремлет в окрестных лесах. И кажется, все здесь полно памятью о Блоке, так вдохновенно горевшим «Поэзии огнем».
 
 
Литература:
 
С. Веселовский, В. Снегирев, Б. Земенков Подмосковье. Памятные места в истории русской культуры XIV-XIX вв. М., 1962 с. 505=507