Вехов Н.В. ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ВОСТОЧНОЙ СИБИРИ И ПУТЕШЕСТВЕННИК ЯН ДОМИНИКОВИЧ ЧЕРСКИЙ

В один из летних дней 1863 г. за ворота витебской тюрьмы конвоиры вывели хрупкого 18-летнего юношу. На его бритой голове «красовалась» рекрутская бескозырка, а при ходьбе он путался в полах длиннющей шинели. В толпе любопытных и родственников заключенных стояли его обезумевшая от горя и враз поседевшая мать и сестра Михалина. «Прощай, Янек!» - рыдая, крикнула сестра. Последнее, что увидел в родном Витебске юноша,- мать, без чувств повисшую на руках сестры, две цепи солдат по сторонам улицы и вереницу громыхающих по неровной дороге повозок, таких же, как та, что увозила теперь его самого. Так для Яна Доминиковича (Ивана Демьяновича) Черского, одного из основоположников естественно-научной сибирской школы второй половины XIX в., началось его знакомство с Восточной Сибирью, которая уже через десяток лет принесет ему славу ученого и станет его могилой.

Ян Черский родился 3 мая 1845 г. в имении «Сволна» Дриссенновского уезда Витебской области, в семье польского помещика Доминика Черского. В десятилетнем возрасте он потерял отца, и его воспитанием занимались мать и старшая сестра. Женское начало в воспитании состояло из обучения салонным манерам, танцам, музыке, французскому, немецкому, английскому языкам и латыни. Учеба для Яна началась в Витебской гимназии, из которой ему по причине потери отца пришлось уйти и поступить в Виленский шляхетский институт. Во время обучения в институте проявились утонченные манеры и отменный музыкальный слух Яна. Ему достаточно было прослушать какую-нибудь мелодию, даже самую сложную, и он мог повторить ее уже на фортепьяно. Но весной 1863 г. блестящий дворянский стипендиат принял участие в охватившем большую часть Польши восстании. Оно было жестоко подавлено. После недолгих, но тяжелых скитаний в лесах изможденный и больной Ян Черский попал в плен. Как малолетний, он был отправлен в ссылку и теперь следовал туда длинным путем через г. Тобольск. Тут штрафному рекруту, бунтовщику против царя, определили место бессрочной службы, где юноша вместе с тысячами других соотечественников должен был отбывать наказание,— город Благовещенск, Амурский линейный батальон. Наутро его вновь вызвали в канцелярию тобольской тюрьмы и через пять минут определили служить в другое место, не столь гиблое, как г. Благовещенск,- в город Омск, в Первый Западно-Сибирский линейный батальон. Его дальнейшую судьбу определил случай. Во время этого пятиминутного пребывания в тюремной канцелярии ему удалось сунуть одному из тюремных чиновников маленький мешочек с пятью золотыми, который ему перед прощанием незаметно сунула мать еще в Витебске. Эта взятка и спасла Яна Черского. На одном из этапов ему удалось познакомиться с 30-летним крепышом, высоким, красивым, с пышными усами поляком Александром Чекановским, тоже одним из будущих светил русской науки.

В г. Омске Ян Черский служил охранником каторжной тюрьмы, располагавшейся за частоколом старинной крепости. В его обязанности входили многочасовые караулы и обход по крепостному валу заключенных. А во внекараульное время были занятия на плацу: отработка ружейных приемов, бесчисленные приседания, в общем, обычная солдатская муштра. Через год такой службы Ян Черский был уже «примерным солдатом» и получил первую нашивку на рукав, соответствующую чину фельдфебеля. Однажды во время объезда на смотре в Омске на его выправку обратил внимание великий князь Владимир, но батальонный командир подполковник Аммонд разочаровал столичного приезжего, заметив, что этот «молодец» — ссыльный, из штрафных рекрутов. И все-таки этот, казалось бы, незначительный случай сыграл положительную роль в изменении судьбы Яна Черского в ссылке.

Подполковник Аммонд приметил его, а узнав о том, что ссыльный хорошо владеет французским, освободил его от тяжелых работ, часто давал ему наряды по службе в канцелярии или увольнял в город. Во время этих отлучек Ян нашел для себя отдушину — библиотеку, что приютилась рядом с бильярдной в здании офицерского собрания. Книги вернули юноше тягу к жизни. Среди них многие были ему по душе - и «Естественная история земной коры» петербургского профессора С. Куторги, и «Основы геологии» Лайеля, и «Курс геологии» Леваковского. Познакомился Ян Черский и с известным географом и путешественником Г. Н. Потаниным, проживавшим тогда в г. Омске. Наряду с чтением книг, беседами с местными знатоками природы Ян, часто бывая в увольнениях, начал самостоятельные экскурсии по окрестностям Омска, по долине Иртыша. Так пролетели три года.

В 1867 г. у Яна Черского обострилась какая-то неизвестная болезнь, которая затем источала его уже подорванное в ссылке здоровье до конца жизни. Не помогали никакие «припарки» батальонного врача, который не уставал твердить ему: «Здоров, молодец!» Как-то в этот трудный период жизни Ян Черский получил записку, в которой оказалось приглашение на встречу с академиком А. Ф. Миддендорфом, летом 1868 г. проезжавшим через г. Омск, направляясь в Барабинскую степь. До него дошли слухи о странном любителе «ископаемых ракушек», и он решил с ним познакомиться. Встреча стала переломной в судьбе Яна Черского; о его палеонтологических сборах и последовавших из них выводах стало известно в столице.

Но болезнь не отпускала, а врачи, к которым он обращался, увы, даже не стремились понять, чем же все-таки болен 23-летний Ян. Да и лечение было весьма странным: одни подозрения, слежка да отсутствие лекарств. На счастье, а оно в который раз улыбнулось ему, в госпиталь прибыл новый врач, сумевший наконец-то распознать глубоко поразивший Яна недуг. Он нашел у больного тяжелое расстройство нервной системы, сопровождающееся нарушением кровообращения. После соответствующей экспертизы весной 1869 г. Яна Черского признали негодным к строевой службе и выпустили на свободу. Важно было наверстывать время, и он погрузился с головой в книги. Но нужно было на что-то жить. Семь копеек суточного довольствия мало что могли решить; ведь угол в самой жалкой лачуге да жизнь впроголодь стоили два рубля в месяц. Выручали уроки, которые ему приходилось давать купеческим детям, уроки танцев и надежда, что вечером, после занятий, его покормят.

Осенью 1871 г. Яна Черского вызвали в Сибирский отдел Императорского Русского географического общества, в г. Иркутск. Этот город тогда был единственным в Сибири очагом культуры: в нем имелись и театр, и крупные библиотеки. Почти вся интеллигенция объединилась тут вокруг местного отделения Географического общества. Здесь Ян встретил своего старого знакомого — Александра Чекановского, который и приютил его у себя на первых порах. Истратив чудом скопленные в Омске несколько десятков рублей, Ян Черский остро ощутил проблему хлеба насущного. Помог ему А. Ф. Усольцев, правитель дела Сибирского отдела Географического общества. Он предложил кандидатуру Яна на должности одновременно писаря, библиотекаря и консерватора музея отдела, за что молодому человеку полагалось 25 рублей в месяц. Эти деньги показались Яну Черскому целым состоянием.

В свободное время начинающий ученый продолжал свои экскурсии по карьерам и долинам рек, собирал палеонтологическую коллекцию, лазил в пещеры, посещал анатомический театр, штудировал книги, черпая оттуда основы знаний. В продолжении учебы в университете ему отказали: ссыльный. А вот угол в приличном доме ему удалось снять. Он поселился у вдовы иркутского прасола, обрусевшей полячки.

Незаметно наступил 1873 г. В середине мая с двумя сотнями рублей казенных денег в кармане Ян Черский в сопровождении нескольких рабочих отправился в свою первую экспедицию — в путешествие в пограничный с Китаем район Восточного Саяна, в Китойские и Тункинские гольцы и в бассейн реки Оноты. Позже к нему должен был присоединиться Николай Гартунг. Впервые этот почти неизвестный горный район подвергся столь тщательному изучению, результатом которого стали уточненные высоты горных вершин. Осенью того же года Черский представил Сибирскому отделу Географического общества составленную им геологическую карту местности, ограниченную реками Ангарой, Белой, Окой и Иркутом. Распорядительный комитет отдела признал экспедицию успешной и поручил Я. Д. Черскому опубликовать ее результаты в своих «Известиях». Той же осенью молодой исследователь познакомился с выдающимся русским ученым и путешественником Н.М. Пржевальским, который в ожидании санного пути в центр России провел в Иркутске несколько недель. Молодой коллега посещал все лекции маститого исследователя, заслушавшись его рассказами о горных цепях и пустынях Центральной Азии.

Летом 1874 г. Я. Д. Черский по поручению Сибирского отдела Географического общества вновь отправился в экспедицию. На этот раз он в течение трех недель обследовал Еловский отрог «Тункинских Атьп», который примыкал к Саянам. Это путешествие стало логическим продолжением прошлогоднего. Его основной задачей было установление точного географического положения горного кряжа - Еловского отрога. Я. Д. Черскому предстояло найти место излияния лавы, заполнившей в геологическом прошлом Тункинскую долину. Это горное образование путешественник пересек в разных направлениях, вышел даже в сопредельные районы других прилегающих к нему горных стран. Результаты этого года еще раз убедили руководителей Сибирского отдела Географического общества, что в лице Яна Доминиковича они приобрели талантливого и неутомимого сотрудника, к тому же очень скромного и щепетильного человека. Научную деятельность Яна Доминиковича высоко оценили и в Петербурге: Академия наук приняла к печати в своих «Записках» его палеонтологическую работу — описание черепа ископаемого носорога.

В конце июня 1875 г., когда до Сибирского отдела Географического общества дошли сведения о якобы обнаруженном в вечной мерзлоте близ почтовой станции Бирюса скелете мамонта, Ян Доми-никович вместе с двумя рабочими выехал на раскопки. Слухи оказались ложными, и ученый приступил к изучению Нижне-удинской пещеры, расположенной среди дремучих лесов в известняковом массиве на северном склоне Саянского хребта. Полтора месяца раскопок дали новый богатый палеонтологический материал, уточняющий древнюю геологическую историю этой части Сибири. В верхнем слое двухаршинных, почти 1,5-метровых, наносов исследователь обнаружил костные остатки 24 разных видов млекопитающих четвертичного периода. Естественно, результаты раскопок тут же были опубликованы в «Известиях» Сибирского отдела Русского географического общества. Яну Доминиковичу было предложено взять на себя руководство экспедицией по изучению сибирских пещер.

Летом 1876 г. Ян Черский совершил небольшую геологическую экскурсию по реке Иркуту. После четырех летних путешествий он представил в отчетах свои соображения по геологическому устройству юго-западной части Иркутской губернии, дополнившие и уточнившие многие белые пятна в предложенной ранее схеме Александра Чекановского. За эту работу Императорское Русское географическое общество наградило Я. Д. Черского серебряной медалью. В 1877 г. Сибирский отдел общества, уже оценивший заслуги исследователя и уверенный в его возможностях, предложил ему начать систематическое изучение берегов Байкала. Я. Д. Черский согласился взяться за это сложное дело и предложил обширную программу исследований, разбив их на несколько летних этапов. Начался трехлетний период геологических изысканий Яна Доминиковича на Байкале. В 1877 г. в начале мая вместе с рабочими он отправился от селения Култук до устья реки Баргузина. К началу августа экспедиция подошла к конечному пункту. Оставалось обследовать только последнюю точку — полуостров Святой Нос. Отсюда в Сибирский отдел Географического общества был отправлен бесценный груз — несколько сотен мешочков с отобранными в пути геологическими образцами. По пути в Иркутск Черский совершил небольшую поездку на пароходе до устья Верхней Ангары, знакомясь с районом работ следующего года.

Вернувшись в начале сентября в г. Иркутск, Я. Д. Черский вступил в брак с дочерью своей квартирной хозяйки. Его жене, Мавре Павловне, было тогда 17 лет, а ему -32 года. Испытавший много невзгод, слабый здоровьем, нелюдимый, привыкший таить свои чувства молодой ученый и цветущая, юная женщина, всеми силами тянувшаяся к культуре, к умственным интересам, всегда глядевшая на мужа с обожанием, как на учителя. Таким был союз бывшего польского ссыльного и бедной обрусевшей полячки. Молодая чета жила очень скромно, все в той же квартире в родительском доме жены. Материальные условия немного улучшились, когда отдел общества решил прибавить Черскому по 60 рублей ежемесячно в счет оплаты всяких трудов — служебных, литературных.

К концу 1877 г. у Я. Д. Черского обострилась застарелая болезнь суставов, но он махнул на это рукой и весной следующего года отправился в очередное путешествие вдоль Байкала, на его западный берег. На этот раз он обследовал участок берега от устья реки Ангары до устья реки Голоустной. Затем путешественник поднялся до верховий этой реки, пересек горный хребет и вышел в бассейн соседней Ангары. Вернувшись в г. Иркутск в начале июня, он уже вместе с молодой женой, ставшей теперь его главной помощницей, отправился на восточный берег озера, пройдя на лодке до устья Верхней Ангары.
 
Следующий, 1879 год принес семейству Черских и радость, и горе. Отправляясь в экспедицию вдоль северо-западного побережья Байкала, от Култука до Онгурена, Ян Доминикович оставил в г. Иркутске Мавру Павловну, ожидавшую ребенка. А 22 июля случилась беда: в г. Иркутске вспыхнул страшный пожар, на три четверти выжегший город. В пламени сгорело многое: погибли здание отдела Географического общества, его музей и библиотека, ценнейшие коллекции и экспонаты, рукописи. Огонь уничтожил все результаты многолетнего труда Я. Д. Черского. Сгорело и жилье Черских. Мавра Павловна едва успела выбежать из горящего дома. Мать наняла ямщика и отправила беременную дочь к сестре. Тут в повозке ночью на лесной дороге у Черской произошли преждевременные роды, и на свет появился сын Александр. По возвращении из экспедиции Яну Доминиковичу с трудом удалось снять угол в чудом сохранившемся доме, а жена с новорожденным осталась у сестры. На фоне перенесенных стрессов, связанных со всеми этими неурядицами, и без того слабое здоровье Я. Д. Черского, подорванное ссылкой в Сибирь, еще более ухудшилось. Началось учащенное сердцебиение, появились одышка, быстрая утомляемость. Но в 1880 г. он провел четвертую, заключительную, экспедицию на Байкал. Обследовав часть его побережья от бурятского улуса Онгурен до северо-восточной оконечности озера, к осени он достиг устья Верхней Ангары. Таким образом, огромное кольцо наблюдений берегов Байкала было замкнуто.

В 1881 г. Я. Д. Черский совершил свою последнюю экспедицию по заданию отдела — по Забайкалью, по системе реки Селенги до пограничного с Китаем и Монголией города Кяхты, проведя попутно исследования ее боковых притоков. Это путешествие стало тяжелым испытанием для ученого: болезнь сделала его неспособным «к пешим экскурсиям, не говоря уже о восхождении на горы и гольцы, необходимые для подробного изучения местности». Верным спутником и «глазами» стесненного в физическом отношении ученого на этот раз выступал хранитель музея отдела Н.И. Витковский - белорусский крестьянин, сосланный в Сибирь, как и Черский, за участие в восстании 1863 г. Именно благодаря его самоотверженному труду и скрупулезности в описаниях маршрутов при восхождениях на вершины была обеспечена полнота геологической картины, полученной во время этой экспедиции.

Осенью, когда Я. Д. Черский снова был в г. Иркутске, для него наступили очередные тяжелые времена. Ему отказали в выписке научной литературы, а предложение продолжить геологические изыскания Витимско-Селенгинского водораздела отложили в «долгий ящик». Эти и другие невзгоды, страх за судьбу семьи довели Я. Д. Черского до состояния, близкого к душевному расстройству. По настоянию Мавры Павловны он обратился к врачу, и тот предписал ему оставить на время занятия умственным трудом. На время Я. Д. Черский стал... приказчиком в мелочной лавке иркутского купца. Сам он отнесся к этому событию с необычайной стойкостью, надеясь скоро выздороветь. Попутно он занялся рисованием карандашных портретов, что приносило дополнительный заработок в семью.
 
Но чуть позже для него нашлось подходящее дело. Русское географическое общество оборудовало в 1882 г. несколько полярных станций в устьях Енисея, Лены и на Нижней Тунгуске, в селе Преображенском. Сюда-то и выехал в начале июля 1882 г. Черский с женой и трехлетним сынишкой.

Дальний путь проходил по Якутскому тракту в Верхоленск, откуда (по реке Лене) до станции Горбовской, а до Нижней Тунгуски - через таежную чашу пешком и на лошадях. Здесь семья Черских обосновалась в доме сельского учителя. «Спать изволим на полу, так как кровать чересчур уж стеснила бы наши и без того тесноватые апартаменты», — писал Ян Доминикович. Мавра Павловна взяла на себя обязанности барометрических наблюдений и анероид, и он сам выполнял весь остальной объем работ. Летом условия еще были сносными, но зимой «морозы у нас доходили до -54,8° Цельсия. В комнате на полу —5,3° мороза». В Преображенском семья Черских прожила до конца 1883 г. И в этой глуши им было невдомек, что царским указом наконец-то длившаяся 20 лет ссылка Яна Доминиковича была прекращена и он стал наконец-то свободным человеком.

Весной 1885 г. Я. Д. Черский получил неожиданное предложение от Академии наук: обследовать трассу части Сибирского почтового тракта в районе Иркутска, а затем прибыть в Петербург с докладом о результатах этой работы. Так ученый и путешественник узнал о конце своей ссылки. Летом 1885 г. семья Черских навсегда покинула Иркутск. Ян Доминикович надеялся, что теперь он сможет посетить свою мать-старушку, скрасить одиночество, навестить детей умершей сестры, которых он знал только по имени.

Передовые ученые России встретили появление Я. Д. Черского, с трудами которого они уже были хорошо знакомы, с радостью, а Императорское Русское географическое общество наградило его за цикл сибирских геологических исследований медалью имени Ф.П. Литке. «Лучший знаток геологии Сибири и ее палеонтологии», а такая репутация сразу же утвердилась за Я. Д. Черским, снова активно погрузился в науку. Теперь к его услугам были крупнейшие отечественные академические музеи и библиотеки, фонды Горного института. Устроилось все как-то и с жильем; Черские заняли крохотную квартирку с низкими потолками на 14-й линии Васильевского острова, у Смоленского кладбища. Новое жилище казалось им верхом комфорта, где у Яна Доминиковича даже была отдельная комнатка для работы. В этот период жизни частым гостем в семье Черских стал петербургский профессор зоологии В. Л. Бианки, оказавший большое влияние на их сына Сашу. Именно по настоянию Виталия Львовича Александр в будущем стал зоологом. Жена же профессора часто забирала маленького Сашу в свой дом, к своим детям, в обществе которых и формировалось мировоззрение мальчика.

Яна Доминиковича приняли в почетные члены многие ученые общества России — Географическое, Минералогическое, Естествоиспытателей, Московское общество испытателей природы, Московское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии, Московское археологическое общество. В мае 1886 г. Я. Д. Черский выступил на заседании Петербургского общества естествоиспытателей с кратким сообщением, где подвел итоги своих многолетних геологических работ в Сибири, дополнив их данными, полученными другими исследователями в соседних областях Азии. Это выступление вызвало многочисленные положительные отклики. По мнению академика В. А. Обручева, изложенные Я. Д. Черским соображения - «большой вклад по сравнению с существующими взглядами» на всю схему строения Азии, а сами геологические работы составили «целую эпоху в изучении этого материка». С восторгом отозвался о работах Черского и знаменитый австрийский геолог Э. Зюсс, назвавший схему геологического прошлого Азии «изумительной и далеко опередившей тогдашние мировоззрения».

В эти же годы Русское географическое общество решило издать перевод части знаменитого пятитомного труда немецкого географа и путешественника К. Риттера «Азия», посвященной Азиатской России и сопредельным с ней странам. Составление сводки новейших сведений о хребтах Восточного Саяна, Хамар-Дабана и Прибайкалья главный редактор издания П. П. Семенов возложил на Я. Д. Черского. Второй том этой монографии почти целиком написан Яном Доминиковичем, а в целом из почти 1200 страниц издания многие разделы принадлежат перу Я. Д. Черского.

В 1889 г. из г. Иркутска в Петербург в адрес Академии наук пришло сообщение, что в бассейнах рек Анабары и Валахии найдены ископаемые останки мамонтов. Ученые с интересом отнеслись к этому сообщению, устроили всестороннее обсуждение находок. Подключили к дискуссии и Я. Д. Черского, который высказал мнение, что наряду с бассейнами этих рек нужно обследовать и бассейны восточносибирских рек - Яны, Хромы, Индигирки, Алазеи, Колымы и других, где, несомненно, будут найдены не менее интересные захоронения представителей послетретичной фауны. А вдобавок предложил поселить в эти края ученого-палеонтолога, чтобы тот, не тратя времени на переезды из столицы на край света, смог как мож-, но больше охватить территории и собрать полевого материла. В довершение всего он сам вызвался стать тем самым чудаком, который мог бы отправиться туда немедленно. Академия наук решила командировать его в приполярную область Восточной Сибири, в район рек Колымы, Индигирки и Яны, на три года.

1 февраля 1891 г. семья Черских, включая и одиннадцатилетнего сына Сашу, выехала из Петербурга в далекую экспедицию. Утром 14 июня, завершив формирование экспедиции, небольшой отряд Черского отправился из г. Якутска. По такому случаю весь город высыпал на берег Лены поглядеть, как погрузят на большие лодки 44 лошади, а следом — и ученых. Жара стояла неимоверная, над зелеными лугами стояло марево. Светлые северные ночи позволяли идти после заката солнца, когда зной не очень донимал людей и животных. 26 июля, преодолев по пути широкий Алдан и перевалы Верхоянского хребта, выйдя в широкую долину Индигирки, где на покрытых густотравьем солончаках паслись стада лошадей, Я. Д. Черский со спутниками прибыл в большое якутское селение Оймякон. Отсюда, поменяв лошадей, предстояло совершить не менее сложный бросок на север. А время поджимало, близилась осень.

Напрямик до Верхне-Колымска лежал путь длиной около 600 верст. Индигирка уже вздулась от дождей, а впереди маячило несколько горных хребтов. И снова переправы через реки, штурм горных склонов, торфяные болота. Лошади, услышав осиное жужжание, рывком забирались в чашу, разрывая на себе тюки и ломая ящики с поклажей.

15 августа, когда путешественники были в горах, с утра их ждал неприятный сюрприз. Утром вокруг палаток и на них самих толстым слоем уже лежал снег. Но вот и Верхне-Колымск. 28 августа их взору открылись разбросанные в беспорядке впритык к пространной, залитой водой низине семь похожих на юрты рубленых домиков с плоскими кровлями. Над ними возвышалась почерневшая от плесени деревянная колокольня. Несколько казенных амбаров. Вот и вся «крепость» у речки Ясашной. А широкая Колыма плескалась совсем рядом, всего в нескольких верстах восточнее.

Пять верхнеколымских «граждан на зимний сезон» заняли отведенный им «второй по изяществу», как шутил Я. Д. Черский, юртообразный домик. Три крохотные комнатки, самая большая из которых была по размерам четыре на три шага, слюдяные окошки, грубо сколоченный шероховатый пол, законопаченные мхом стены да русская печь в полкухни. Вот в таком немыслимом комфорте предстояло прожить Черским и двум их спутникам около девяти месяцев. Все население «крепости» составляли 55 душ: два священника, два псаломщика с женами и детьми, приказчик среднеколымского купца, один политический ссыльный, отбывающий тут свой срок, несколько семейств якутов.

Во время этой зимовки у Я. Д. Черского обострились болезни. Не улучшилось его состояние и с наступлением весны, а к концу апреля 1892 г. он уже не надеялся выздороветь. С каждым днем ему становилось все хуже: одышка, хрипы и клокотание в груди, страшное исхудание, невозможность принять лежачее положение. Он дремал час-другой, сидя в постели, обложенный подушками. Но планы экспедиции требовали продолжить предначертанные Академией наук исследования. 25 мая он продиктовал Мавре Павловне свое особое распоряжение - «Открытый лист», в котором в случае смерти поручал жене доплыть до Нижне-Колымска, доставить туда собранные по дороге из г. Якутска до Верхне-Колымска ботанические и зоологические коллекции, а также продолжить начатые им геологические исследования.

1 июля 1892 г. при помощи сопровождающего их казака и местных жителей удалось спустить карбас на воду. Начался спуск по реке Ясашной, которая через несколько верст впадала в Колыму. Ян Доминикович сидел в носовой части лодки, делая геологические пометки на карте, кое-где указывая пристать к берегу и прося жену или сына принести тот или иной образец горных пород. К 10 июня путешественники добрались до Средне-Колымска. Три дня провели они в затерянном в бескрайних просторах северо-восточной Азии городке. Состояние Я. Д. Черского было критическим, ему уже было непосильно любое движение. Но все же решено было продолжить путь. Это трагическое плавание длилось еще десять дней, до 25 июня, когда карбас подошел к устью Омолона. Ян Доминикович не мог уже вести записи, это под диктовку делал его сын Саша. В этот день Я. Д. Черский скончался. 1 июня Мавра Павловна похоронила мужа на берегу Колымы, в заимке Колымской.

После смерти выдающегося путешественника, так трагически закончившего свою жизнь, соотечественники увековечили его имя. По инициативе академика С.В. Обручева имя Я.Д. Черского было присвоено обширному горному массиву, располагающемуся к востоку от Верхоянского хребта. Географическое общество назвало его хребтом Черского. Его же именем наречены и четыре других географических объекта на карте России: хребет Черского появился в Забайкалье, в Читинской области, гора Черского - на северо-западном берегу Байкала, его имя получили также стоянка первобытного человека в окрестностях Иркутска и древняя мезозойская долина между Восточным Саяном и Енисейским кряжем.

Н. В. Вехов, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник  Российского НИИ культурного и природного наследия им. Д. С. Лихачёва