Распопин В. Н. «Жил на свете рыцарь бедный…» (О Саше Чёрном и его детской музе)

 

Чёрный, Саша. Детский остров и другие стихотворения для детей // Чёрный, Саша. Полное собрание стихотворений и поэм в одном томе. – М.: Альфа-книга, 2012. – 953 с.

Чёрный, Саша. Дневник фокса Микки; Библейские сказки и другие рассказы для детей / Ил. Ф. Рожанковского // Чёрный, Саша. Избранная проза. – М.: Книга, 1991. – С. 53 – 152, ил.

Миленко, Виктория Дмитриевна. Саша Чёрный: Печальный рыцарь смеха. – М.: Молодая гвардия, 2014. – 368 с., ил. – (Жизнь замечательных людей)
 

Добрый предновогодний день тихо падающих с небес снежинок, укутывающих ветви деревьев, щекочущих наши носы, заставляющих знакомых и незнакомых собак смешно отряхиваться всем существом, а ребятишек торопить бабушек домой, где, наверное, уже наряжена ёлка и приготовлены подарки.
 
Именно в такой день и хочется мне рассказать вам о человеке, наделенном судьбой не только замечательным поэтическим талантом, но и высшим даром бескорыстной любви к детям и животным.
 
Имя этого человека – Саша Чёрный. Это имя придумал он сам для себя. То есть Александром-то назвали его родители, настоящая фамилия которых была Гликберги, а вот Чёрным он назвался, начав публиковать свои сатирические стихи в 1905 году. А до того, как он стал знаменитым поэтом, Саша, родившийся в 1880 году в Одессе в семье провизора (аптекаря) Менделя Гликберга, прожил удивительное детство и полные лишений и приключений отрочество и юность.
 
Мальчишкой он бежал из дома в Петербург, поступил там в гимназию, что в те времена для еврейского мальчика было непросто, потом, уже в четвертом классе, провалил экзамен по математике и… вот только представьте себе - был брошен родителями без всякой помощи, потом усыновлен замечательным гражданином города Житомира Константином Роше, вместе с которым спасал от голода жителей деревни под Уфой, потом вновь был исключен – уже навсегда, без права восстановления – из гимназии, на сей раз уже житомирской, отслужил вольноопределяющимся в армии два года, работал в газете и на таможне, вновь поселился в Петербурге, где сначала трудился на железной дороге, пока не женился на собственной начальнице – русской девушке Марии Васильевой, которая была старше Александра на восемь лет. Это событие, положившее конец приключениям будущего поэта, а заодно и его юности, произошло в 1904 году.
 
Удивительнее всего, что союз непутёвого одессита и эмансипированной и далеко не юной петербуржанки из хорошей семьи оказался очень крепким и продлился без всяких бурь (кроме, конечно, социальной катастрофы) двадцать восемь лет – до смерти поэта. И даже намного дольше, ибо Мария Васильевна, прожившая девять десятков лет, оказалась не только верной женой, но и столь же верной вдовой Саши Чёрного. Именно ее мемуары, а также статьи современников (в основном некрологического характера) – до самых недавних пор были, по существу, единственным источником, из которого биографы и историки литературы могли почерпнуть какие-то сведения о жизни крупнейшего русского поэта-сатирика. Широкий же читатель в нашей стране мог узнать о Саше Чёрном или из мемуарного очерка Корнея Чуковского, или из предисловия к тому избранных стихотворений поэта, изданному «Библиотекой поэта» в начале 60-х, или, тридцать лет спустя, из послесловия А.С. Иванова к тому избранной прозы Саши Чёрного. То есть, изумительную книжку «Дневник фокса Микки», десятки раз переизданную в последнее десятилетие и ставшую, можно сказать, хрестоматийной в постсоветской России, в советскую эпоху у нас не издавали вообще. Да и с детскими стихами дело обстояло почти так же.
 
Почему, спросите вы? Потому, что революционно настроенный в нулевые и в начале десятых годов прошлого века поэт, знаменитый автор знаменитого журнала «Сатирикон» Саша Чёрный, к 1913 году не только ушел из «Сатирикона», да и из сатиры вообще, но и революцию не принял, мобилизованный в годы Первой мировой войны в армейскую медицинскую службу, позднее – в Управление военного комиссариата Северного фронта, располагавшегося в Пскове, откуда эмигрировал сперва в Литву, затем в Берлин, а в 1924 году – в Париж.
 
Оставив политическую сатиру, Саша Чёрный, однако, вовсе не оставил поэзию, а также успешно осваивал прозу. Всегда любивший детей и собак, поэт неизбежно должен был обратиться именно к детской литературе. И вот, в какой-то мере с подачи знаменитого критика Корнея Чуковского, вместе с которым они начинали работу в этой области, в 1913 году он издал в Москве первую детскую книжку «Тук-тук», через год выпустил в свет быстро ставшую очень популярной «Живую азбуку», за которой – уже за границей – последовали еще добрых полтора десятка отличных книжек про детей и зверей. А публикаций в журналах и газетах было, конечно, гораздо больше.
 
Саша Чёрный был удивительным человеком, а для поэта так и вовсе необыкновенным! Он не любил славы, суеты, шумихи – то есть всего того, что для артиста (а поэт, конечно же, не может не быть артистом!) совершенно естественно. Он всегда мечтал найти уединенный, а еще лучше – необитаемый остров, на котором, кроме него, Робинзона, жили бы в свое удовольствие только зверюшки и ребятишки - чужие, раз уж собственных у него не было. Такой остров он в конце концов и обрел. В реальности – в Провансе (Франция), где в конце жизни он приобрел небольшой участок на пляже и построил скромный домик; в виртуальном пространстве – тот самый «Детский остров», который он вместе с интеллигентным фокстерьером по кличке Микки и сочинил, населив девочками, мальчиками, их родителями и нянями, а также собаками, кошками и другими животными и птицами, с которыми поэту всегда легче было найти общий язык, нежели с амбициозными взрослыми.
 
Здесь же, в Ла Фавьере, в 1932 году, Александр Михайлович Гликберг, в печати ставший теперь А. Чёрным, а в жизни – дядей Сашей (и это имя, нет - звание ему определенно нравилось больше всех остальных), и скончался, не дожив до 52 лет, – неожиданно для всех, кто окружал и любил этого удивительно воспитанного, скромного человека, наделенного самыми главными талантами, какими только может судьба одарить нас – талантами бескорыстной любви к ближнему и гармоничной речи, легко находящей дорогу к сердцам тех, к кому она обращена.
  
Обо всем этом и о многом другом рассказывает биография Саши Чёрного, написанная для серии «Жизнь замечательных людей» севастопольским филологом и преподавателем Викторией Миленко, в которой воссозданная буквально по архивным крупицам истинно рыцарская жизнь поэта обрела наконец не только ясность и стройность классического исследования, но и живость биографического романа, написанного опытным пером и любящим сердцем. Последнее, друзья, важнее всего, ибо хорошая книга пишется именно и прежде всего – любящим сердцем.
 
Именно так написаны и книги самого Саши Черного, и стихотворные, и прозаические. Потому, что стихи его ясны, как хорошая проза, а проза – звонка и гармонична, как настоящая поэзия.
 
Наверное, самая главная детская книжка Саши Чёрного, или, может быть, самая популярная – это «Дневник фокса Микки» - небольшая повесть в рассказах об эмигрантском житье-бытье одного милого пёсика и его хозяев – не самой, скажем так, бедствующей семьи, в оригинальном издании весело разрисованная художником Рожанковским. Книжка и в самом деле веселая, остроумная, полная точных и ярких наблюдений настоящего сатирика, который ведь не перестал быть сатириком, сделавшись лириком и детским писателем.
 
Основной литературный прием, избранный автором – «остранение», если проще - необычный взгляд, позволяющий читателю увидеть происходящее под необычным углом зрения. Достигается это «остранение» посредством того, что пишет книгу как бы не сам Саша Чёрный, а соседский фокстерьер по кличке Микки. Пишет, зажав зубами уворованный у девочки Зины огрызок карандаша и прижав лапами блокнот, чтобы не елозил по полу. Пишет, глядя на мир и людей снизу вверх. А как иначе, ведь фокстерьер – собака не самая большая, да и творить приходится не иначе как лежа.
 
Как может сочинять фокстерьер? Ну, конечно же, коротко, звонко и всем понятно, ведь что ж непонятного в том, что толстенькая Зина любит бисквиты (поджарый Микки любит их не меньше!), что вредная кухарка не поощряет собачьего интереса к ее святая святых – кухне, а нечистый на руку садовник так и норовит недодать оставленному на время в одиночестве Микки мяса, подсунув ему в миску невкусной каши… Что ж непонятного в том, что Микки как угорелый носится по пляжу, а купаться в невкусном соленом море не любит… И уж тем более – что ж непонятного в том, что путешествие на пароходе по неспокойному морю бедному пёсику совсем не понравилось, что даже в Париже, где куда ни посмотри – везде одни сплошные ноги, лучше, не говоря уж о летней жизни на даче…
 
Читать записки фокса Микки очень интересно, и, знаете, не только потому, что настоящий фокстерьер часу не проживет без приключений или потому, что пёс-писатель необычайно остроумен и мудр, несмотря на свою непоседливость. Интересно еще и потому, что, читая дневник собаки, принадлежащей людям давно прошедшей эпохи и страны, которой давно нет свете, мы можем хоть приблизительно, хоть осколочно представить себе ту старую Россию, до основанья разрытую революцией, а затем и советским строем, ту нашу родину, от которой, увы, не осталось ничего, кроме литературы, что бы там ни вещали и ни обещали политические оптимисты всех мастей и всех времен, в том числе и времени, в котором пришлось жить и о котором довелось вспоминать в том же «Дневнике фокса Микки» Саше Чёрному.
 
Именно поэтому лучшим книжным изданием «Дневника…» и по сей день остается то, что иллюстрировал Ф. Рожанковский, несмотря даже на то, что нынешний полиграфический уровень несопоставимо выше уровня ранних изданий этой книги. Иллюстрации Рожанковского – это ведь тоже «остранение», это ведь современный авторскому и Миккиному взгляд на мир, которого больше нет. И мой вам совет – читайте «Дневник…» в репринтном издании или в переизданиях с оригинальными картинками Федора Рожанковского.

 
Что до поэтических сборников Саши Чёрного, до «Детского острова» или других его стихотворных книг для детей, то здесь любое издание хорошо. Поэзия в принципе самодостаточна. Ее можно украшать виньетками или картинками, а можно и не украшать – она от того ничего не теряет. Ну вот, например, маленькое и яркое, как цветная картинка, стихотворение «Плакса»:
 
Визг и слезы. По дорожке
Мчатся голенькие ножки,
Пляшут бантики на юбке.
Нос горит, раскрыты губки.
Вот блоха!
 
Уронила с маком пышку, —
Испугалась пе-ту-ха!..
То ли дело быть мальчишкой —
Ха-ха-ха!
 
Скажите честно, разве может самая яркая картинка добавить что-нибудь существенное к этому маленькому шедевру иронической лирики?
 
Или много ли добавит иллюстрация стихотворению «Крокодил», и созвучному маршаковскому и совершенно оригинальному, да ведь и написанному раньше?
 
Я угрюмый крокодил
И живу в зверинце.
У меня от сквозняка
Ревматизм в мизинце.
 
Каждый день меня кладут
В длинный бак из цинка,
А под баком на полу
Ставят керосинку.
 
Хоть немного отойдешь
И попаришь кости...
Плачу, плачу целый день
И дрожу от злости...
 
На обед дают мне суп
И четыре щуки:
Две к проклятым сторожам
Попадают в руки.
 
Ах, на нильском берегу
Жил я без печали!
Негры сцапали меня,
С мордой хвост связали.
 
Я попал на пароход...
Как меня тошнило!
У! Зачем я вылезал
Из родного Нила?..
 
Эй, ты, мальчик, толстопуз, -
Ближе стань немножко...
Дай кусочек откусить
От румяной ножки!
 
 
Вообще с Маршаком, на мой взгляд, у Саши Чёрного не меньше общего, нежели с Чуковским, и не только в стихах, но и в прозе. Не знаю, читал ли в эмиграции Александр Михайлович детские стихи Самуила Яковлевича и Корнея Ивановича, а вот они, скорее всего, с текстами Саши Чёрного знакомились, хотя бы очень выборочно и бегло. Ничуть не ставя под сомнение оригинальность и гениальность детских стихов Маршака и Чуковского, я говорю здесь только о влиянии и взаимовлиянии, что для литературы не только естественны, но и необходимы. Помните, мы не раз говорили с вами о том, что литература чаще порождается именно литературой, а не жизнью, ибо литература – мир виртуальный, великая же литература – виртуальный мир с открытыми порталами в реальную жизнь.
 
Вот и в таких рассказах Саши Чёрного, как «Невероятная история», «Самое страшное» или «Голубиные башмаки» литературные созвучия вполне явственны – не только с южанами Маршаком и Чуковским, но и с москвичом Куприным. Кстати, Куприны и Гликберги долгие годы дружили семьями, несмотря на немалую разницу в возрасте – Саша Чёрный был значительно моложе автора «Поединка» и «Гранатового браслета».
 
Если с Куприным Чёрного роднит в немалой мере общность биографии, то с Чуковским еще и псевдонимы, вытеснившие подлинные имена. Настоящее, точнее паспортное имя Чуковского – Николай Васильевич Корнейчуков. А если по правде, то должен был бы он зваться Николаем Эммануиловичем Левенсоном. Писателя же не Левенсон, ни Корнейчуков не устроили, и он придумал себе третье имя – Корней Иванович Чуковский, каковое и приросло к нему как родное. И к нему, и к его детям – тоже писателям. В те годы вообще псевдонимы были очень популярны, в том числе и прилагательные. Был ведь не только Саша Чёрный, но и Андрей Белый (настоящее имя – Борис Николаевич Бугаев), тоже известный поэт, а впоследствии и романист. Были стихотворцы Демьян Бедный и Михаил Голодный. Был, наконец, а точнее – раньше всех, и Максим Горький (в миру - Алексей Максимович Пешков).
 
Но мы отвлеклись, хотя, согласитесь, тема литературных псевдонимов очень интересна. В ближайшее время в «Русском Доме» должно выйти научное издание, посвященное псевдонимам в культуре русской эмиграции. Если мне удастся с ним познакомиться, я непременно расскажу вам о нем.
 
А сейчас нам пора прощаться. Надеюсь, первое знакомство с замечательным человеком и превосходным автором вас заинтересовало. Следующий ход – ваш, библиотека открыта каждый день, да и в магазинах теперь книги Саши Чёрного, слава Богу, не редкость. А впереди у вас зимние каникулы, значит, самое время устроиться вечерком с книжкой на коленях и четвероногим другом у ног и почитать ему вслух «Дневник фокса Микки».