Речь сегодня пойдет об Викторе и Ксении Драгунских. Об одной из книжек Ксении Викторовны я рассказывал совсем недавно; собственно, с удовольствием прочитав ее, я захотел и познакомиться с этой писательницей подробнее, и перечитать любимые с детства книги ее отца, чтобы представить вам в одном рассказе творчество таких близких, таких разных, но в чем-то самом главном очень схожих людей и писателей.

Да, именно, это очень разные и очень близкие друг другу писатели. Близкие и потому, что они - отец и дочь, но прежде всего потому, что оба видят мир глазами клоуна. По-разному видят, и миры их совсем не похожи, как непохожи и неблизки их времена, да и клоуны они тоже разные, хоть и оба - рыжие. И жизнь у них сложилась по-разному, и по-разному не сложилась. И тема - главная тема - у них одна и та же, только отец писал преимущественно о любви, а дочь пишет о нелюбви. И высот они достигли разных. Все это естественно, особенно если учесть, что дочери было всего шесть лет, когда умер отец, и, значит, его самого, его книги и его миры ей пришлось открывать самостоятельно, много лет спустя после того, как его не стало.

Повлиял ли мир и взгляд на мир Виктора Драгунского на Ксению Драгунскую? Конечно - так же, как повлиял и продолжает влиять он на всех читателей, формируя - впрямую или подспудно - наше собственное отношение к времени и окружению. Но живем-то мы все-таки в другое время и в другом мире. И видим так, как можем видеть сами - как устроены. И Ксения Драгунская, будучи талантливым писателем и совсем другим человеком, нежели ее отец, конечно, не продолжает его дело и не идет дальше по пути, проложенному отцом. Но - "своей колеей", как сказал бы Владимир Высоцкий. Вообще, в литературе не существует династий в обычном понимании - таких династей, какие существуют среди рабочих, учителей, врачей. Писатель, настоящий писатель, не может и не должен продолжать дело своего предка-писателя: в литературе существуют приемы, но не существует шаблонов. И если литератор пользуется шаблоном, пусть даже идеальным, пусть даже изготовленным его отцом, писателем такой литератор никогда не станет.

Итак, настоящий писатель все открывает сам, все придумывает сам, больше того - творчество своих прямых предшественников он зачастую напрочь отвергает, хотя и вырастает из него, как дерево из земли. Такое отрицание необходимо и естественно, в философии оно называется диалектикой, в жизни же - проблемой отцов и детей. Все так, но без отцов детей не бывает, и, значит, в самом свободном, самом самостоятельном и даже самом блудном сыне всегда живет его отвергнутый отец.

Ксения Драгунская, конечно, никогда не отвергала своего отца, но и литературного героя Дениску никогда не смогла бы создать, да и не захотела бы. Во-первых, потому, что один Дениска уже есть, во-вторых, потому, что его больше нет. Ведь в мире и времени, в котором живет и пишет дочь Драгунского, правят бал совсем иные идеалы, где простодушие, а тем более прекраснодушие, в общем, свойственное писателю Виктору Драгунскому, шансов выжить не имеют.

Недаром герой повести Драгунского "Сегодня и ежедневно" говорит о том, что для него, клоуна, совершенно немыслим номер с топором в голове, тогда как для персонажей Ксении Даргунской, по крайней мере, в текстах, не обращенных непосредственно к детям,  топор в голове, а то и покруче - копье в глазу, вполне естественны, даже и необходимы. Тут, однако, не дилемма "хорошо или плохо", а, скорее, вопрос органики. Как говорил Андрей Вознесенский: "Какое время на дворе - таков мессия".

Да вот вам другой, самый простой и наглядный пример. Где проводит все свободное (и несвободное тоже) время Дениска Кораблев, главный герой Виктора Драгунского? Как где? Да на улице же, во дворе, вместе со своими закадычным дружком Мишкой Слоновым и другими соседскими ребятишками. Там, на улице, они строят космические корабли из старых бочек, гоняют на велосипедах, запускают воздушные шары, пинают мяч - словом, живут полной, насыщенной и куда более интересной, чем у взрослых, жизнью. И беспокойство родителей ограничивается, пожалуй, лишь тем, чтоб ребятишки не попали под автобус да выполнили домашнее задание.

А где проводят время герои Ксении Драгунской? В идеале - на даче, где они  еще могут гулять с приятелями за калиткой, но по большей части - дома, ведь не осталось уже ни дворов, где все тебя знают и ты знаешь всех, где соседские пенсионеры и приглядят за малышней, а то и отшлепают за проделки. Правда, остается еще пространство сказки, и его-то можно населить благожелательными взрослыми и благополучными детьми, говорящими деревьями и строгими директрисами школ, по этим деревьям с удовольствием лазающими, когда никто не видит, а также, ну конечно, котами и собаками, которых так любишь и которых в реальности никто не позволит тебе завести в городской квартире.

 

  

 

Впрочем, сказки сказками, а жизнь несколько шире, и какими бы глазами ты ни смотрел на мир - глазами клоуна или глазами писателя - если смотришь ты честно и внимательно, то и видишь не только то, что хотел бы увидеть, но и то, что есть на самом деле. Потому, как представляется, веселые и одновременно лирические и обращенные непосредственно к детям рассказы и сказки Ксении Драгунской (собранные в сборниках "Суп с котом", "Честные истории" и "Целоваться запрещено", по составу не слишком друг от друга отличающиеся) - столь похожие и столь отличные от "Денискиных рассказов" Виктора Драгунского, где тоже всё - правда и всё - сказка, хотя бы уже оттого, что такой правды больше нет, - быстро сменяются  (становятся) пьесами, или, лучше сказать, повестями в лицах ("Пить, петь, плакать"), ибо, несмотря на то, что их успешно ставят во множестве театров, вещи эти кажутся все-таки прежде всего художественной прозой, а уж во вторую очередь драматургией. И пьесы эти, в которых всё - как есть (или, по крайней мере, как может быть), обрабатывают, как бы обволакивают драматургическими портьерами те же самые грустные анекдоты - слезинки рыжего клоуна, - что лежат в основе рассказов и сказок, в которых всё не как есть, а как хочется, чтобы было. Но и пьесы скоро сменяются вновь прозой, уже совсем не детской, хоть по-прежнему и написанной той же самой  одинокой рыжей девочкой. И в сердцевине автобиографического, сложного по конструкции, филигранного по мастерству, интонационно гораздо более разнообразного, нежели рассказы и пьесы, романа "Заблуждение велосипеда" лежат всё они же - печальные анекдоты, слезинки - одинокой, нелюбимой, рыжей девочки - дочери клоуна и писателя, умершего, когда ей было шесть лет, но живого и сорок лет спустя, как оно и бывает, если не с настоящими клоунами, то уж точно - с большими писателями.

 

 А Виктор Драгунский - в молодости артист и клоун - был большим писателем, хоть количественно написал и немного, явно меньше дочери. Впрочем, и работал он в литературе, наверное, не больше десяти лет, ибо человеческая его жизнь была нелегка и протекала в самую трагическую эпоху.

Как и Ксения Драгунская, ее отец писал не только для детей, однако "взрослые" его повести - "Он упал на траву" и "Сегодня и ежедневно" - в принципе, предназначены для всех, особенно первая из них. Пожалуй, "лирико-оптимистическая трагедия" (если так можно определить этот текст) "Он упал на траву" в первую очередь нужна именно молодому читателю, ибо нужно же ему, внуку и правнуку, попытаться влезть в шкуру деда и прадеда, чтобы понять, откуда есть пошла его собственная жизнь. А пошла она с того, может, и странного в наше время, когда своя рубашка ближе к телу, подвига молодого советского интеллигента, который, будучи по нездоровью вчистую негоден к военной службе, в лихую годину записывается в ополчение,роет окопы вокруг Москвы, а потом - в открытом финале - вероятно, уходит на фронт. Он, этот славный, хромой паренек, брошенный возлюбленной-актрисой, тяжело переживающий свою - как ему по молодости кажется - несостоятельность, на самом-то деле уже состоялся, и не только потому что пережил нелюбовь, тяжкий, непосильный для него труд, гибель друзей. Он состоялся потому, что увидел жизнь и смерть своими глазами, выдержал их безжалостность и бессмысленность, понял их правду и неправду и сделал единственно возможный для настоящего человека выбор. Тогда этот выбор был предопределен - служить народу головой и кровью.

Герой повести "Сегодня и ежедневно", кстати, рыжий клоун в цирке, живет в иные времена, но выбор предстоит сделать и ему. Это не выбор между "быть" или "не быть", однако, по-своему, не менее трудный. Это выбор между "служить" и "не служить", выбор между "быть как все" и "быть самим собой". Это еще не категорическое солженицынское "жить не по лжи", но, по крайней мере, "не лги самому себе". Да, не лгать, даже хотя бы самому себе, получается не всегда, но если получается в самых главных случаях - это большая человеческая победа. Увы, иногда твоя большая победа над собой оборачивается несчастьем для твоих ближних, и триумфальных празднеств в этой вечной войне совести с бесами быта не бывает и быть не может, но победы (даже если они печальны) все-таки возможны. И к ним нельзя не стремиться, даже понимая, что тебе предстоит роковой выбор между совестью и благополучием, даже счастьем...

 

"Взрослые" рассказы Виктора Драгунского, составляющие наряду с повестью "Сегодня и ежедневно" сборник "Разноцветные рассказы", за исключением двух-трех по-настоящему удачных и потому ставших впоследствии замечательными фильмами ("Волшебная сила искусства"), сегодня, пожалуй, устарели, слегка отдают архивной пылью. Это, преимущественно, сатирические тексты, какие в разгар советского времени любили печатать в журнале "Крокодил". Несмотря на то, что рассказывают они о вечных человеческих грехах - корыстолюбии, воровстве, взяточничестве, накопительстве - сегодня, когда корыстолюбие из греха вдруг непонятным манером превратилось в достоинство аж на государственном уровне, а взяточничество выросло до масштабов коррупции, мелкотравчатые воришки и "несуны" Драгунского вызывают у читателя не смех и не гнев, а разве лишь саркастическую усмешку и сожаление по тем, "почти былинным" временам.

И, конечно, главное и лучшее из того, что написал Драгунский, это  "Денискины рассказы" - маленькие, законченные и навсегда незавершенные, ведь детство каждого из нас уходит быстро, но не кончается никогда, пока не кончается наше дыхание, неизменно интересные, прозорливые, весёлые и с непременной грустинкой истории про обычного московского героического мальчишку. Обычный он потому, что такой, как все, а героический потому, что мало кто способен жить так радостно, открыто и честно, так много любить и никогда никого не предавать, так не уметь врать и так громко петь, и так отчаянно веселиться, и так не любить грустить, и совершать так много добрых дел, хотя и не специально, даже и не помышляя о том.

Он потому и будет всегда с нами, этот Дениска, что теперь, в закрытом, запертом, затхлом мире, где все друг друга побаиваются и никто никому не доверяет, нынче, говорю, он стал не таким, как были все ребятишки 60 - 70-х, обычным московским школьником, ну, пусть, не как все, а таким, как должны быть все, - он нынче стал таким, как все любимые литературные герои - как д-Артаньян, что ли, или как два капитана... Но при этом, хотя бы для нас, его сверстников или младших братьев, остался просто соседским парнишкой, просто славным парнем, а не Робин Гудом.

Инетересно, что веселых фильмов о приключениях Дениски Кораблева снято немало, а хорошего - ни одного. Знаете, почему? Потому, что все самое главное - та самая слезинка рыжего клоуна, отчаянно смешащего народ - в этих коротких, как ранние чеховские, рассказах, спрятана в слове, в фразе, в интонации, которую передать на языке другого искусства невозможно. Можно только пересочинить по-своему, но для этого надо быть Драгунским в кино или в театре. Даже не Драгунской, а именно Драгунским, им самим, Виктором Юзефовичем, единственным и неповторимым.

И Ксения Викторовна Драгунская, потерявшая отца в шестилетнем возрасте и вот уже почти полвека, я думаю, ежедневно его разыскивающая и постепенно обретающая, понимает это как никто другой. Ведь они же оба - клоуна, оба - рыжие. И оба - настоящие писатели. Отец и дочь Драгунские.

И в заключение. Перечисленные здесь книги - те, по которым я знакомился с писателями Драгунскими. Вам, друзья мои, совершенно необязательно читать именно их, во всяком случае, это точно относится к Виктору Юзефовичу Драгунскому. Вы можете читать его рассказы по любым другим изданиям, коих великое множество.

И еще. Отступая от прежнего формата своих бесед и рассказов, здесь я не стал рассказывать ни о жизни Виктора Юзефовича, ни сколько-нибудь подробно анализировать тексты Ксении Викторовны (в ее случае отчасти и потому, что делал это прежде). Мне показалось интересным дать как бы общий набросок сравнительной характеристики этих авторов, а прочитать о них подробней вы легко сможете самостоятельно, открыв хотя бы соответствующую статью в "Википедии".