Распопин В.Н. Литература древнего Востока. Ветхий Завет. Книга Иова

История Иова - история праведника, благочестивейшего патриарха, человека благообразного, глубоко верующего, примернейшего из чад Божьих, отменного семьянина, трудолюбивого, состоятельного и не жадного, который как никто другой имеет право рассчитывать не милосердие и признательность Яхве, - и однако же именно от Яхве получающего тяжелейшие испытания злом и неблагодарностью.

 И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана... И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла.
И отвечал сатана Господу, и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле. Но простри руку Твою, и коснись всего, что у него, - благословит ли он Тебя?  

Эта сцена уникальна в мировой литературе не только по своему содержанию, но и потому что послужила образцом, почти слово в слово переложенным в бессмертные стихи И.В. Гете в "Прологе на небесах" в "Фаусте". Чрезвычайно любопытно и изображение в этой сцене образа сатаны, поскольку перед нами здесь вовсе не враг Бога, но противник человека, его искуситель и обвинитель (что, кстати, и означает имя "Сатана").

Итак, сатана по сути ставит перед читателем вопрос: что такое святость - добронравие человека, знающего, что за хорошее поведение полагается награда, или же верность до конца, верность, опора которой только она сама для себя? И Яхве отдает Иова сатане, чтобы проверить, какова же его верность перед лицом испытаний. Сначала у Иова украли его волов и ослиц, затем пожар погубил стадо овец, угнали верблюдов, убили слуг. Затем буря разрушила его дом и обломками убила всех десятерых его детей... В ответ Иов лишь горько молился:

 "Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!"  

Но высшим силам этого было мало, и они наслали на Иова страшную болезнь - проказу, принялись истязать уже не только душу, но и плоть мученика. К тому же для древнего еврея проказа была не просто безнадежная болезнь, но и скверна, видимый всем знак Божьей немилости, позор. Покрывшись струпьями, Иов сел в пыль и пепел и черепицей стал скоблить свои гноящиеся раны. Тогда пришла к нему жена его и принялась уговаривать Иова отречься от непорочности и высказать Богу свое негодование. Он же отвечал ей:

 "Ты говоришь как одна из безумных, неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?"  

Услышав о несчастьях Иова, к нему пришли друзья, чтобы утешить его. Не сразу узнав прокаженного, они рыдали над ним, и Иов наконец проклял день своего рождения:

Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: "зачался человек!"... На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком?  

Друзья высказывают мнение по поводу несчастий, постигших Иова. Елифаз считает, что Яхве безгранично добр и не заставлет страдать невинных, значит Иов - грешник:

Вспомни же, погибал ли кто невинный, и где праведные бывали искореняемы?  

- Вернись на праведный путь, - говорит он, - и Бог спасет тебя. Вилдад считает, что Яхве не без причины насылает на Иова испытания, и значит несчастному надо покаяться. Софар поддерживает Вилдада.

Иов же упорно твердит, что невиновен и не совершил никакого зла. К тому же он не понимает, почему грешники и злодеи живут в довольстве, тогда как с ним, праведником, случилось столько бед.

Тогда в спор вступает прохожий по имени Елиуй. Он осуждает Иова за самооправдание, но и опровергает мнение его друзей о том, что страдания ниспосылаются обязательно за грехи. Да, говорит Елиуй, страдания становятся наказанием за грех, но страдание же может заставить злодея отказаться от нечестивого поступка или остановить праведного, "чтобы отвести человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвести душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечом". Еще Елиуй говорит, что мудрость Бога непостижима, а справедливость неоспорима:

Бог высок могуществом своим, и кто такой, как Он, наставник? Кто укажет Ему путь Его, кто может сказать:"Ты поступаешь несправедливо?"  

И тогда, после слов Елиуя раздался глас Бога:

 Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй Мне:
Где ты был, когда Я полагал основание земли? Скажи, если знаешь?
Кто положил меру ей... Или кто протягивал по ней вервь?..
Кто затворил море воротами, когда оно исторглось?..
Давал ли ты когда в жизни своей приказание утру и указывал ли заре место ее, чтобы она охватила края земли и стряхнула с нее нечестивых?
.. Нисходил ли ты во глубину моря, и входил ли в исследование бездны?..
Отворялись ли для тебя врата смерти, и видел ли ты врата тени смертной?
Обозрел ли ты широту земли? Объясни, если знаешь все это.
Где путь к жилищу света, и где место тьмы?..
Можешь ли возвысить голос твой к облакам, чтобы вода в обилии покрыла тебя?..
Кто вложил мудрость в сердце, или кто дал смысл разуму?..  

Надо всем в мире царит Бог, его мудрость, его воля, его справедливость. Здесь Иов не нашелся, что возразить:

Вот, я ничтожен; что буду я отвечать Тебе? Руку мою полагаю на уста мои.  

Иов смиренно покаялся, и Бог смилостивился над праведником своим; удвоив, вернул ему богатства, дал новых детей и подарил долгую жизнь.

Книга Иова относится к числу наиболее значительных в Ветхом Завете. Она оказала колоссальное влияиние на мировую литературу, а на русский классический роман в особенности. Проблема зла, поставленная в ней, является вечной, неразрешимой с помощью философии и теологии. Действительно: как можно согласовать царящие в мире зло и грех с милосердием и всемогуществом Бога? Ведь с человеческой точки зрения, если Бог может воспрепятствовать злу, но не делает этого, то милосердие его не безгранично. Если же он хочет воспрепятствовать, но не может, значит, всемогущество его ограничено. Книга Иова отказывается, таким образом, от представления о том, что Бог за добро вознаграждает добром, а зло наказывает страданием.

Обратимся вновь к анализу этого текста, предлагаемому С.С. Аверинцевым.

"С ним (Иовом - В.Р.) случается то, что через тысчелетия придется испытать шекспировскому королю Лиру: личное страдание открывает ему глаза на весь мир общественной неправды, он замечает маяту узников и рабов, от которой они смогут отдохнуть только в смерти, уравнивающей их с мучителями.

 У сирот уводят осла,
у вдовы отнимают вола в залог;
сталкивают с дороги бедняка,
должны скрываться все страдальцы земли!..
Нагими без покрова ночуют они,
и нет им одежды в холода;
под дождями мокнут они в горах,
к скале жмутся, ища приют... 

Иов не отрекается от веры в правду как сущность Яхве и основу созданного им мира; но тем невыносимее для него вопиющее противоречие между этой верой и очевидностью жизненной неправды. Поставлен вопрос, на который нет ответа, и это мучает Иова несравненно тяжелее, чем все телесные страдания. Чтобы как-то успокоиться, ему надо либо перестать верить в то, что должно быть, либо перестать видеть то, что есть; в обоих случаях он выиграл бы пари Сатане. Первый выход ему предлагает жена:

Ты все еще тверд в простоте твоей?
Похули Бога - и умри!

Второй выход - слепо верить в то, что добродетель всегда награждается, а порок всегда наказывается, и, следовательно, принять свою муку как возмездие за какую-то неведомую вину - рекомендуют трое друзей Иова... И вот в чем парадокс: трое мудрецов добросовестно выкладывают то, чему их учили, и им кажется, что они отстаивают дело и честь Бога, как его адвокаты, между тем как на деле они солидарны с Сатаной, ибо так же, как и он, обусловливают служение Богу надеждой на награду.

Жалобы Иова - приговор не только трем друзьям, но и всему духовному миру, стоящему за ними, той самодовольной мудрости, которая разучилась ставить себя самое под вопрос. Эта мудрость - не мудрость; настоящую мудрость только предстоит отыскать, но куда направлять поиски? Человек умеет разведывать потаенные залежи руд, но потаенную мудрость он не научился выносить на свет. Совсем как в знаменитом первом стасиме (хоровой песни) "Антигоны" Софокла (Софокл - великий древнегреческий драматург. О нем подробнее см. во второй части нашего пособия. - В.Р.), мощь технических достижений человека противопоставлена его немощи перед лицом проблем собственного духа:

С гранитом борется человек,
исторгает он корни гор,
прорезает проходы в скале -
и все самоцветы открыты оку его;
он сдерживает напор родников
и сокровенное выносит на свет!
Но мудрость - где ее обрести
и где разумения копь?
Человек не знает к ней стезю,
и ее не сыскать в земле живых.

...Диалог (Иова с тремя друзьями - В.Р.) проходит три круга, каждый из которых построен симметрично (речь Иова - ответ Елифаза - речь Иова - ответ Вилдада - речь Иова - ответ Софара) (...)
Бог все время как бы стоял за плечами спорщиков; теперь он сам, в свой черед, берет слово. Но слово это не отвечает ожиданиям читателя. Мы готовы к тому, чтобы Яхве, как deus ex machina (Бог из машины - театральный прием древнегреческих авторов, когда высшие силы появляются перед зрителями в самом неоживанном месте. - В.Р.) в античной трагедии, взял на себя труд все объяснить и растолковать; и как раз этого он не делает... Надо полагать, испытание праведного страдальца еще не кончилось: ибо, хотя Яхве не оставил его вопль нерасслышанным и явился для разговора с ним, вместо ответа необычайный собеседник забрасывает Иова все новыми и новыми вопросами. Что все это значит? Не стремится ли Яхве попросту заткнуть человеку рот, явив свое неизреченное величие? В контексте книги такое понимание не дает смысла, и притом просто потому, что в величии Яхве Иов не сомневался ни на одну минуту... Значит, мы должны предположить в этой части "Книги Иова" иной, более тонкий смысл. Обращенные к Иову вопросы направлены на то, чтобы насильственно расширить его кругозор и принудить его к экстатическому изумлению перед тайнами мира, которое перекрыло бы его личную обиду. Вспомним, что Сатана при заключении пари поставил под вопрос не что иное, как именно возможность человеческого бескорыстия, - а что может быть бескорыстнее, чем такое изумление, в котором человек забывает самого себя?... Если греческий мыслитель Протагор, может быть, в эту же эпоху (V в. до н.э. - наиболее вероятная датировка "Книги Иова") назвал человека "мерой всех вещей", то здесь (в словах Бога - В.Р.) возникает картина Вселенной, для которой человек и все человеческое как раз не могут служить мерой (...)

Ни на один из своих вопросов Иов не получил ответа. Но в его душе наступает катарсис (по гречески - очищение. Термин великого мыслителя Древней Греции Аристотеля, означающий очищение духа при помощи страха и сострадания -В.Р.), не поддающийся рассудочному разъяснению. Его воля не сломлена, но он по доброй воле отступается от своего бунта. Яхве перестал для него быть бессмысленной прописной истиной и стал живым образом, загадочным, как все живое. Именно это для Иова важнее всего - что он знает о Яхве не с чужих слов, а видит сам:

Только слухом слышал я о Тебе;
ныне же глаза мои видят Тебя!"

"Книга Иова" как бы подытоживает центральную для ближневосточной древней литературы проблематику смысла жизни перед лицом страдания невинных и передает ее европейской литературе. Мучения Иова как бы вечно живы и с течением времени только усиливаются. Разные оттенки главной мысли книги терзают умы писателей и теологов: для средневекового сознания главным были афоризмы "Бог дал, Бог и взял - благословенно имя Господне!" и "Приемлем мы от Бога добро - ужели не примем от Него зло?", в Новое время тематику "Книги Иова" разрабатывали крупнейшие авторы Ренессанса испанец Луис де Леон, великий Шекспир, уже упоминавшийся Гете. Исключительно же велико ее значение для русского романа прошлого века, особенно для творчества Ф.М. Достоевского. С ней впрямую связана проблематика его вершинного романа "Братья Карамазовы", она звучит и воспоминаниях старца Зосимы, и в протестующем вопле Ивана:" Я не Бога не принимаю... я мира, им созданного, мира-то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять... Лучше уж я останусь при неотмщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был и неправ", и даже в самом приятии мира Алешей, которое мыслится как приятие по ту сторону неприятия, как аналог финала "Книги Иова".

Завершим разговор еще одной цитатой - фрагментом большого стихотворения известного писателя и поэта, лидера русского символизма Д.С. Мережковского "Иов".

 Смертному Бог отвечал несказанным глаголом из бури.
Иов лежал пред лицом Иеговы во прахе и пепле:
"Вот я ничтожен, о, Господи! Мне ли с Тобою бороться?
Руку мою на уста полагаю, умолкнув навеки".
Но против воли, меж тем как лежал он во прахе и пепле -
Ненасыщенное правдою сердце его возмущалось.
Бог возвратил ему прежнее счастье, богатство умножил.
Новые дети на празднике светлом опять пировали.
Овцы, быки и верблюды во долинах паслись безмятежных.
Умер он в старости, долгими днями вполне насыщенный,
И до колена четвертого внуков и правнуков видел.
Только в морщинах лица его вечная дума таилась,
Только и в радости взор омрачен был неведомой скорбью.
Тщетно за всех угнетенных алкала душа его правды, -
Правды Господь никому никогда на земле не откроет.

Вопросы к главе шестой

1. Как вы думаете, почему Бог согласился вступить в спор с Сатаной и кто в этом споре одержал верх?
2. В чем главное отличие Иова от других библейских персонажей, например, от Иакова и Иосифа?
3. Как бы вы поступили на месте Иова?
4. Если Иван Карамазов не приемлет Божий мир, а старец Зосима приемлет, то что же Иов? Иов любит своего Бога, а мир-то Божий приемлет ли в существе своем?

Литература к пятой и шестой главам

1. Библия (любое издание).
2. История всемирной литературы: В 9 т. М.: Наука, 1983. Т.1. С. 286-295.
3. Гече Г. Библейские истории. М.: Политиздат, 1990.
4. Рижский М.И. Книга Иова. Новосибирск: Наука, 1991.

Рекомендуемая литература

1. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы.
2. Куприн А.И. Суламифь.