Распопин В. Н. Наука ненависти: матрица Шолохова

 


Шолохов, Михаил Александрович. Наука ненависти. Судьба человека: рассказы. Они сражались за Родину: главы из романа. – М.: Эксмо, 2020. – 480 с. – (Б-ка классической литературы)

О Шолохове, Нобелевском лауреате, авторе «Тихого Дона», написано так много, что ничего существенного, пожалуй, и не добавишь. Им восторгаются, его отрицают, на его творчестве делают карьеру филологи - или вознося его, увы, отнюдь не непокорную главу выше Александрийского столпа, или, напротив, отказывая донскому казаку даже в самом авторстве одного из главных эпических романов столетия. Такова цена заслуженной славы, такова судьба гения в России, особенно в ХХ веке.

Сам ли писал двадцатилетний Шолохов «Тихий Дон», так сказать, от печки и до звезды на куполе, или использовал в работе чужие рукописи?.. А что нам, собственно, до этого, что нам до писательской кухни, ведь есть большая книга, ведь до нее юный автор уже был известным новеллистом, а после нее создал еще несколько книг, ставших классикой!.. Да, «Поднятая целина» значительно слабее «Тихого Дона», прежде всего потому, что концептуально неправдива. Но как художественный текст она ровнее, зрелее, что ли, лишена неоправданных длиннот. А герои второго шолоховского романа запоминаются так же ярко и навсегда, как и герои «Тихого Дона». Чего стоит один только дед Щукарь!..

Так что, вольно критикам браниться – отменить они ничего не могут. Как не мог и сам Шолохов отменить Сталина в своей судьбе, то есть справиться с ужасом в душе. Вероятно, именно этот ужас и вытолкнул в конце концов из личности душу – стоит лишь вспомнить писательское и человеческое поведение Шолохова в поздние годы. А вместе с душой погибла и способность творить. Итог – третий свой и, может быть, в задумке самый главный эпический роман писатель завершить не сумел. Так, во всяком случае, считается, что «Они сражались за Родину» - книга недописанная.

С одной стороны, это действительно так. Потому что здесь, как и в «Тихом Доне», задумывалась эпопея даже не о человеке и войне, но о народе и войне, причем на войне не братоубийственной, а подлинной Отечественной. И зачин романа предъявлял в качестве главных героев братьев Николая и Александра Стрельцовых – сельского агронома и репрессированного генерала - еще накануне сорок первого. Но в ходе явно отрывочной, фрагментарной, с пропусками во времени и в страницах, работе и события пошли скачками, и те, с чьих непростых, политически заостренных судеб роман начинался, отступили в тень, как бы за спину совсем других людей – очень ярких портретно, психологически убедительных, как и вообще все, что писал М.А. Шолохов, но политически нейтральных. Потому что ни комбайнер Иван Звягинцев, ни даже шахтер Петр Лопахин никакой политикой не озабочены – это просто солдаты: Звягинцев – персонаж трагический, обреченный; Лопахин, как и его второй номер – балагур Сашка Копытовский – комические, этакие неубиваемые Тёркины. Вероятно, по задумке эти четверо, или по крайней мере двое-трое (кто-то же обязан был погибнуть в Сталинграде, а кто-то и под Берлином) должны были пройти всю войну – от Дона до Сталинграда и от Сталинграда да Берлина и на собственных примерах, как бы в четырёх зеркалах, отразить ее во всех главных ракурсах – военном, крестьянском и пролетарском.

Шолохову, однако, третья эпопея не удалась. Зато удался мощнейший по проработке rodinaхарактеров и череде жанровых картин, небольшой по объему и, кстати сказать, вполне законченный роман о героическом отступлении русских солдат от Украины к Сталинграду, о том, как учатся ненависти, поскольку именно ненависть делает из обычного человека солдата-победителя, а русскому человеку, чтобы стать настоящим воином, надобно настрадаться по самое не могу и дойти израненным до Москвы – лишь тогда он научится ненавидеть – таков уж наш национальный колорит. Ярче всего эти солдатские университеты показывает нам зеркало Лопахина – идеального солдата и того самого, прославленного русской классикой «маленького человека», которому маленьким казаться, быть может, просто выгодно, а силы, смекалки, житейского опыта, а потому и двужильности, выживаемости в нем хватит на десяток Голиафов.

«Они сражались за Родину» - книга потерь, ведь от полка, сражавшегося с врагом на украинской земле, до Дона дошли два десятка солдат, без командиров – последнего, смертельно раненого лейтенанта до спасительной переправы живым донести не удалось. Но при этом «Они сражались за Родину» - это и книга обретения, обретения той самой ненависти, без которой великой победы быть не может, той самой ненависти, которая лучше всяких других наук обучает человека любви к Отечеству, каким бы порой жестоким к собственным детям Отечество не было.

Шолоховский роман, ни в коей мере не относимый к лейтенантской прозе, как, впрочем, и его великолепный рассказ «Судьба человека», во многом задал матрицу литературе о Великой Отечественной, в том числе и «лейтенантской прозе», и «окопной правде». Стоит лишь вспомнить истлевшие штаны Сашки Копытовского, из-под которых торчат грязные волосатые ноги, или рукопашную с танком ефрейтора Кочетыгова, - и вся последующая военная проза встроится в матрицу, заданную Шолоховым еще в 1942, когда начались в «Правде» первые публикации глав из романа.

Скажу больше: самая знаменитая и самая первая повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», написанная, кстати, в 1946 г., если прочесть ее сразу вслед за шолоховским романом, окажется его прямым продолжением, а отчасти и развитием, поскольку начинается с того же отступления к Дону, а развивается уже в Сталинграде.
То же относится и к рассказу «Судьба человека» (1956). Из этой новеллы впоследствии вырос целый жанр военно-приключенческой литературы, да и кинематографа тоже. Все романы и фильме о побеге из гитлеровских лагерей или просто из плена так или иначе опираются на историю русского солдата Андрея Соколова, рассказанную Михаилом Шолоховым, а позднее перенесённую на экран Сергеем Бондарчуком. Он же, кстати, снял и один из самых сильных фильмов о науке ненависти – «Они сражались за Родину», практически буквально следующий за шолоховским текстом, но поставленный и сыгранный лучшими советскими актерами так, что в кадре не остается ничего искусственного, а, как сказал бы Б. Пастернак, «дышат почва и судьба».

Так вот, именно «Судьба человека» задала матрицу и для серьезных писателей, таких, как Василий Гроссман, Константин Воробьев, Василь Быков, так и для авторов героико-приключенческих произведений. К одной из таких книг – повести «Железный дождь» писателя-фронтовика Виктора Курочкина, а равно, конечно, и к его лирической трагикомедии «На войне как на войне», мы с вами и обратимся в следующей беседе.