Шафранская Э. Культурный сталкер. По страницам необычных книг

Всем памятны пушкинские строки из «Руслана и Людмилы»:

Вдруг холм, безоблачной луною
В тумане бледно озарясь,
Яснеет; смотрит храбрый князь —
И чудо видит пред собою.
Найду ли краски и слова?
Пред ним живая голова.
Огромны очи сном объяты;
Храпит, качая шлем пернатый,
И перья в темной высоте,
Как тени, ходят, развеваясь.
В своей ужасной красоте
Над мрачной степью возвышаясь,
Безмолвием окружена,
Пустыни сторож безымянной,
Руслану предстоит она
Громадой грозной и туманной.

Но не все знают, что эта «голова» существует на самом деле. Она высечена из природного валуна. Лежит, или «растет», в Старом Петергофе под Санкт-Петербургом, вдали от туристических троп.
Специалисты предполагают, что год рождения Головы — 1799, а также, что именно ее увидел А.С. Пушкин, гуляя по парку, и увековечил в поэтическом сюжете. На голове есть следы от бывшего на ней шлема, который исчез (когда и при каких обстоятельствах — никто не помнит). Документов почти не сохранилось. В основном легенды и предания: возможно, эта голова — изображение Петра I, а может быть — и графа Румянцева.

Внимание к этому интереснейшему природно-культурному артефакту привлек Михаил Сапего, петербургский поэт и культуртрегер: он 4 раза организовал своеобразный флешмоб, по количеству времен года, чтобы показать взглядом и кистью различных художников, как живется голове в разных природных стихиях. О «голове» скоро выйдет книжка в издательстве «Красный матрос».

Сталкер — это «человек, увлеченный поиском и обследованием малоизвестных, часто опасных для жизни мест, являющийся также проводником по таким местам» (объясняет словарь иностранных слов). Ролью сталкера можно назвать деятельность санкт-петербургского «Красного матроса», а именно его главного модератора Михаила Сапего. Маленькие книжки с логотипом «Красный матрос» погружают читателя в мир забытых, а порой и неизвестных современникам событий, личностей, явлений. Републикации, выполненные Михаилом Сапего, возвращают к жизни тексты, вышедшие из поля зрения по разным причинам, среди которых и официально-идеологические. Михаил Сапего не исследователь, он скорее расследователь, так как редко комментирует от автора свои публикации. Материал для книжек он находит на блошиных рынках, букинистических полках, на пепелищах (буквально), чердаках заброшенных деревенских домов, в архивах библиотек — по случаю.

Каждая из «красноматросных» книжек имеет свою историю, достойную предстать разновидностью практик историко-культурологи-ческого расследования. Итак, что же это за книжки?

При подготовке репринтного издания «Песен о войне»1 Сергея Копыткина (1915) коллектив редакции искал в архивах фотографии Первой мировой для создания в книге колорита эпохи; среди прочих было найдено фото безымянного солдата, который показывал сослуживцам в часы военного затишья то ли фокусы, то ли жонглирование (в руках у него — по сабле, на голове — бутылка, воины расступились и застыли в удивлении).
По словам Сапего, уже после выхода этой книги он наткнулся на подшивку журнала «Заря» за 1915 г. — и там оказалась знакомая фотография: тот самый герой с саблями предстал с именем — Захар Захарыч. Там же была и запись военного корреспондента о его геройских подвигах. Собственно, кто такой унтер Захар Захарыч — известно мало. Военный корреспондент пишет: «Всеобщий любимец солдат — неутомимый и изобретательный увеселитель — разведчик унтер-офицер, уже имеющий на своей зеленой рубахе два Георгия. Фамилию его никто не знает. Называют просто и дружественно — «Захар Захарыч». О его смелых проделках рассказывают прямо чудеса. Надо прибавить, что в придачу ко всем своим эстрадным талантам Захар Захарыч до войны был куплетистом в каком-то увеселительном Эльдорадо в Баку — он еще в совершенстве владеет искусством чревовещания. И вот однажды Захар Захарыч вместе с пятью солдатами отправился на разведку. Идти пришлось лесом. Неизвестно как, но Захар Захарыч остался совершенно один; потеряв своих спутников, он сбился с пути и, тщетно побродив в лесу несколько часов, наткнулся на целый немецкий взвод. Положение стало критическим. Стрелять, звать на помощь или бежать невозможно. И тут-то тот экзотический балагур, вспомнив свои "номера", которые он показывал в кафешантане, стал перекликаться с якобы находящимися рядом солдатами, говорил "за офицера", говорил "за товарищей" — в результате немцы, решив, что они окружены со всех сторон, сдались»2. Этот анекдотический сюжет, хотя и представлен как реальная история, скорее всего, бытовал в виде фольклора военных будней.

Еще один военный сюжет — красноматросная книжка «Про разведчика Рябова» — о судьбе никому не известного солдата. Михаил Сапего так повествует о своем расследовании: «...захожу в "Старую книгу"... <...> На глаза попадаются "Песни и сказки Пензенской области"... Читаю, открыв наугад: "Был Рябов воспитан крестьянской семьею..."»3. Начинаются поиски: журналы, газеты, архивные документы, упоминания о Рябове в мемуарной литературе. Так Сапего нашел информацию о герое Рябове, фигуре в свое время широко известной и позабытой ныне, в книге А.А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю» (1955)4. Рябовский бэкграунд: документы, фольклорные тексты, фото его семьи, его могилы — широко разрастается, превращаясь в книгу.

А народная слава пришла к Рябову благодаря казнившим его врагам, которые восхитились мужеством и патриотизмом русского солдата. Об этом из штаба японской армии в штаб русской было прислано письмо, где подробно изложена информация о поимке и казни Рябова. «Присутствовавшие не могли удержаться от горячих слез»5, — говорилось в письме. Инцидент, ставший судьбоносным для Рябова, таков: Рябов сам вызвался привести языка (дело происходит во время Русско-японской войны), для этого он обрядился китайцем, прицепив себе к шевелюре сзади косичку. За нее и дернул его неприятельский офицер, никак не подозревавший в Рябове русского. Косичка отвалилась. Арест, пытки, желание выбить из Рябова информацию, отказ Рябова-патриота, казнь. Так Рябов становится фольклорным персонажем-героем.

Книжка «Про крестьянку Михайлову» стала завершением очередного розыскного проекта. Первоначально была рукопись, найденная на чердаке заброшенного дома, — две тетради, большая («общая») и малая — дневник реального человека. Дневник этот — жизнеописание, автобиография, созданная малограмотной, с трудом преобразующей звучащее слово в буквы Татьяной Сергеевной Михайловой — крестьянкой (как сказано в заглавии), но по сути больше горожанкой, зарабатывающей на пропитание то домработницей в петербургских семьях, то работницей на ткацкой, потом обувной фабриках. Россия царская, предреволюционная, времен гражданской войны, Отечественной — все эти исторические вехи прошли через биографию Михайловой. И всё она воспринимает одинаково: смерти близких, приставания-ухаживания городских кавалеров, мужнины побои, голод; рождение детей, их исчезновение — обо всем повествуется ровным неэмоциональным слогом. Видимо, писался текст много позже случившихся событий, лишений.

И даже в тюрьме побывала в канун Октябрьской революции: как-то наивно разглагольствовала на улице о Ленине — мол, мужик, видать, неплохой, за что и была арестована. Вообще слыла неблагонадежной: то подстрекала рабочих влиять на хозяина фабрики, чтобы жалованье увеличил, то сама крамольные записочки подбрасывала. По тому, как рассказчица членит на слова и слоги свою речь, можно, видимо, делать какие-то психолингвистические наблюдения — убедительно в ментальном, психологическом, социокультурном плане.

Зачем издавать и читать такие тексты? Думаю, что только они и есть собственно наша история, в которой представлены катаклизмы эпохи. Из суммы таких текстов складывается картина десятилетий, третей, половин, целого века. Через индивидуальное тиражируется, а потом и узнается общее, понятное и близкое всем. Татьяна Михайлова — далеко не праведница, она обычная, как тысячи ее современников.

Следующий вклад в фольклор XX в. сделан репринтным изданием книжки «Дети-дошкольники о Ленине» (1924). Книга куплена Михаилом Сапего на аукционе, по его словам, она была в свое время издана и по каким-то причинам «завернута», тираж ее к читателю не пришел. Тем не менее это ценный документ эпохи, именно фольклорный документ, так как от составителей 1924 г. сказано, что в брошюре «представлены материалы детского творчества, разговоров, игр, собранных в... дошкольных учреждениях Москвы...»6. Рассказывает воспитатель детского сада: «Великая скорбь мирового пролетариата, вызванная смертью Владимира Ильича, охватила всех наших детей. Все мысли заняты одним: "Ленин помер", — говорят они, тихо входя в детский сад. Нет обычного смеха, игр, пения. Дети тихо бродят по комнатам и делятся друг с другом впечатлениями»7. Воспитательница наблюдает за игрой детей и записывает их высказывания: «На вопрос Раи, будут ли сегодня макароны, Вера отвечает: — Макароны нам дает Ленин. Нина: — Ленин помер, макарон не будет»8; «Когда Ленина не было, все голые ходили и не обедали»9; «15 человек детей стояли в большой комнате, изображая рабочих. В другой комнате дети положили Витю 4-х лет на два маленьких столика, накрыли его черным платком, а около головы поставили портрет Ленина. Дверь открылась, и везут гроб с пением: "Вы жертвою пали". Некоторые мальчики изображали музыкантов. Взяли скамейки и в такт ударяли по ним кубиками. "Рабочие делегатки" пошли за гробом, опустив головы. Нюша и Маня, опустив головы, идут за гробом. (<Как жалко", — сказала Нюша. "И мне тоже. Как мы теперь будем жить без него?" Так они ходили минут пять, а потом поставили гроб у старшей группы. Витя говорит: "Я не хочу больше лежать, я лучше буду рабочим". Другой мальчик ложится вместо него. Наконец Валя вошел к ним и говорит: "Прошу порядок. А кто посмотрел, не мешайтесь и выходите". Дети подходили парами. Когда все дети прошли, игра окончилась»10.

Если вы хотите представить эпоху русских футуристов особо выразительно, обязательно надо познакомиться с «красноматросной» книжкой «Тридцать три скандала Колчаку». Она — о личности скандального сибирского писателя и художника, футуриста начала XX в. Антона Сорокина. Скандального, потому что скандал — главный жанр его искусства: акций, перформанса, флешмоба. Сорокин объявил себя кандидатом Нобелевской премии, великим писателем Сибири. Современники вспоминали, как встречали у Сорокина дома (в Омске) известных поэтов, которые никогда не бывали в Омске, а во время «встречи» у Сорокина находились далеко, например в Москве. «А потом я и сам, раскусив, в чем дело, приводил к Сорокину и мнимого Асеева, поддельного Пастернака, Антон Семенович охотно входил в такую игру»11, — вспоминает сорокинский соратник, поэт Л. Мартынов. В Сибири имя Сорокина не сходило с уст: о нем рассказывались анекдоты, предания, байки, ходили слухи, сплетни о его «скандалах», которыми Антон Сорокин сам режиссировал, сам вскорости и описывал, хитроумно подсовывая в какое-нибудь сибирское издание. И из этого впоследствии тоже получался скандал. Распространяя славу Великого, Антон Сорокин самолично расклеивал на заборах свои портреты. «На заборах омских улиц, главным образом около гостиницы "Европа", на самом бойком месте, мною вывешивалась ежедневно заборная газета, там я выкидывал цирковые антре. Сегодня в три часа здесь пройдет Антон Сорокин, мозг Сибири, и раздаст подарки. Ждала всякий раз толпа, которая получала портреты Антона Сорокина и всякий отброс, пуговицы, спички, папиросы, перья и прочую чепуху, ничего не стоящую»12.

ЕСЛИ взглянуть на книгу с точки зрения культуры, она — богатейший свод литературной городской среды 20-х гг. А сама личность Сорокина — своеобразная фольклорная кухня.
Заслуживают внимания книжки «Про Толстого»13 и «Про Чапая»14. Художники-иллюстраторы текстов стилизованными картинками воссоздают органику фольклорного дискурса: в одном случае — это авторский текст, подписанный А.П. Гиляровым, стилизованный под рассказ очевидца, или сказ о Толстом (о добром барине, знавшем нужды простого человека и помогавшем ему), во втором — нарратив, обозначенный именно как сказ.

А такие издания «Красного матроса», как «В лесу распускалась береза...» (личный сборник-песенник некоей Тани Петровой)15, «Клав-дины песни (из рукописного песенника)»16, «Восемь горемычных песен»17 — срез фольклорной песенной моды 30-х гг. прошлого века. Неведомые городские происшествия, лихорадка шпиономании, поразившая страну в 30-х гг. XX в., атмосфера жизни петербургских дворников первой трети XX в. и много других тем стали поводом для публикации маленьких книжек18.

Так Михаил Сапего возвращает читателю XXI в. забытые факты нашей истории и культуры. Книжки выходят малым тиражом, но все же выходят. О них вы можете прочесть в Интернете (в блоге «Живого журнала» «Красный матрос»).
Возможно, деятельность Михаила Сапего вдохновит учителей и школьников на создание проектов (музеев) по собиранию и сохранению вроде бы ненужных вещей, документов, фотографий, незначительных, на первый взгляд, фактов повседневной культуры, которые, по сути, являются уникальным срезом становящейся на наших глазах истории и которые через несколько лет могут оказаться невосполнимо утраченными, если их не зафиксировать, не записать, не запомнить.

1 Про поэта Сергея Копыткина: Очерк о жизни и творчестве С.А. Копыткина. (Репринт-версия книги «Песни о войне», 1915 г.) Архивные фотографии, документы, ноты. — СПб.: Красный матрос, 2007.
2 Про унтера «Захар Захарыча»: По материалам очерка «На позициях» военного корреспондента Б.С. Мирского (журнал «Заря», в пасхальные дни апреля 1915 г.). — СПб.: Красный матрос, 2010. — С. 20-21.
3 Про разведчика Рябова. — СПб.: Красный матрос, 1999. — С. 5.
4 Там же. — С. 29.
5 Там же. — С. 12-13.
6 Прокофьева С, Конторович Р., Торговец Д. Дети-дошкольники о Ленине / Под ред. Р. Орловой. (Репринт 1924 г.) — СПб.: Красный матрос, 2007. — С. 4.
7 Там же. — С. 13.
8 Там же. — С. 54.
9 Там же. — С. 43.
10 Там же. — С. 30.
11 Сорокин А. Тридцать три скандала Колчаку / Подг. текста, примеч. и предисл. И.Е. Лощилова, А.Г. Раппопорта. — СПб.: Красный матрос, 2011. — С. 23.
12 Там же. — С. 53-54.
13 Про Льва Толстого. — СПб.: Красный матрос, 2009.
14 Про Чапая: Народный сказ. — СПб.: Красный матрос, 2005.
15 В лесу распускалась береза... Из песенника Тани Петровой (г. Ленинград, 1933-1934 гг.). — СПб.: Красный матрос, 2010.
16 Клавдины песни: Из рукописного песенника ученицы II гр. ШКМ. Клавдии, 1932 г. — СПб.: Красный матрос, 2011.
17 Восемь горемычных песен / Картинки Гавриила Лубнина. — СПб.: Красный матрос, 2010.
18 Про шпионов: По материалам газеты «Красная звезда» за 1938 г. — СПб.: Красный матрос, 2011; Нефедов П., Зенин Е. Дворники раньше и теперь / Репринт 1937 г. — СПб.: Красный матрос, 2011; Про трамвайную трагедию у Московской заставы в Ленинграде 1 декабря 1930 года. — СПб.: Красный матрос, 2010 и др.

Элеонора Федоровна Шафранская
доктор филологических наук, профессор кафедры литературы МГПИ