Зябликов А.В. Песни Великой Отечественной войны

Аннотация. В статье анализируются песни времён Великой Отечественной войны, кристаллизующие в себе настроения, переживания и надежды людей, поднявшихся на битву с врагом. Лирическая песня стала мощным фактором эмоционального, идейно-нравственного, эстетического воздействия, свидетельством национального пробуждения страны.
Ключевые слова: песенная поэзия, жанр, лирика, сатира, национальные традиции.

Abstract. The article analyzes the songs of the Great Patriotic War, which crystallize mood, feelings and hopes of people who have risen to the battle with the enemy. Lyrical song has become a powerful factor in the emotional, ideological, moral, aesthetic impact and evidence of the national awakening.
Keywords: song lyrics, genre, satire, national traditions.

Кризисное, тем более тяжёлое военное время мало способствует расцвету искусств. Не до этого. Тем удивительнее достижения, граничащие с творческим прорывом, характеризующие суровое время Великой Отечественной войны. Хотя удивляться тут тоже нечему. Война мобилизует не только физические, но и духовные, нравственные ресурсы народа. В самой страшной за всю историю человечества войне мог победить только народ, сильный духом, крепкий своей сопричастностью глубинным началам истории и культуры, национальным традициям и святыням. Война стала временем идеологического отрезвления, национального пробуждения и единения страны. Если говорить о сфере искусства, то ярче всего этот творческий прорыв обозначил себя в поэзии и в песне.

1940-е годы стали временем окончательного оформления музыкального жанра, условно называемого советской песней. Сразу выскажу свою убеждённость в том, что эстрадная, массовая песня 1940-х — лучшее, что создано в этом жанре в нашей стране за весь XX век.
Поэзия, особенно лирическая, очень мобильный жанр. А в соединении с запоминающейся, ясной мелодией стихи превращаются в мощный фактор эмоционального, идейнонравственного и эстетического воздействия. Песня, звучащая по радио или тиражируемая на патефонных пластинках, становилась достоянием миллионов людей. А песня, звучащая в кинофильме, обретала свойства гимна, заклинания или молитвы.
Не случайно, что первыми на события Великой Отечественной войны откликнулись поэты и композиторы. Уже в 1941 году появляются такие песенные шедевры, как патетически-яростная «Священная война» (муз. А. В. Александрова, сл. В.Лебедева-Кумача), безыскусно-трогательный «Синий платочек» (муз. Г.Петербургского, сл. Я.Галицкого и М.Максимова), широкая, пробирающая до мурашек песня «Вечер на рейде» (муз. В.Соловьёва-Седого, сл. А.Чуркина) с припевом, подобным накатывающейся на берег высокой морской волне:

Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море...

Массовой песне 1920—1930-х годов в целом не доставало доверительности и задушевной простоты: в ту пору доминировали маршевые музыкальные формы, бравурность и пафос социалистических свершений:

Эй-я!
Рупор наш комсомольские глотки,
Песни брызг буревых серебро!

(«Все мы теперь краснофлотцы», муз. А.Давиденко, сл. А.Жарова, 1929)

В 1930-е годы взошла звезда И.О.Дунаевского. Его прекрасные песни отвечали идеологическим задачам и мироустроительному ритму своей эпохи, но военная реальность потребовала других песенных интонаций — приближённых к отдельному человеку, к его переживаниям и надеждам. В высшей степени востребованными оказались мотивы, предложенные в конце 1930-х годов Н.Богословским и Е.Долматовским в песне «Любимый город», М.Блантером и М.Исаковским в знаменитой «Катюше». Простая, яркая и ясная мелодия, тема расставания с родным домом, с любимой девушкой, которая, конечно, сбережёт любовь, надежда на счастливое возвращение с победой домой — всё это обеспечило и продолжает обеспечивать «Катюше» всенародный успех.

Уже 1941 год показал высокий спрос именно на лирическую песню. Заметим, что песенная классика 1940-х создавалась в основном молодыми ещё авторами. В начале войны Н.Богословскому, Т.Хренникову и М.Табачникову было по 28 лет, М.Фрадкину — 27, Л.Ошанину — 29, Е.Долматовскому — 26 лет, А.Фатьянову — и вовсе 22. Этим в значительной степени объясняется свежесть и доверительность песенного творчества 1940-х годов.

Идеологи, деятели музыкального и литературного официоза продолжали делать ставку на песенную патетику, сотканную по преимуществу из героических, обличительных (по отношению к врагу) и панегирических (по отношению к родной Советской державе) интонаций. Многие песни начального периода войны строятся по одному трёхчастному драматургическому клише. Хрестоматийной в этом плане является песня К.Корчмарёва и А.Жарова «Воины народа, сталинцы, на бой!» (1941). В первой её части констатируется факт вероломного нападения на Родину «бешеной орды» фашистов. Далее идёт самая нелицеприятная характеристика захватчика:

У фашистской своры подлая повадка
Выходка каналья, навык воровской...

В третьей части звучит уверенность в том, что коварный враг очень скоро будет смят и уничтожен. В концовках таких песен нередки здравицы Сталину, на отеческую любовь, мудрость и полководческий гений которого народ уповает:

Те, кто бомбы в нас метали,
Нам ответят за разбой.
Нас ведёт товарищ Сталин
На последний грозный бой.
(«Мы фашистов разобьём», муз. В.Мурадели, сл. С.Алымова, 1941)

Плакатность и агрессивная императивность этих песен слышны уже в названиях: «Долой фашизм!» (муз. Дм. и Дан.Покрассов сл. А. Прокофьева), «Всех фашистов — под огонь!» (муз. А.Новикова, сл. И.Доронина), «Нас не испугаешь!» (муз. А.Новикова, сл. В.Пухначёва), «Не отдадим!» (муз. В.Витлина, сл. Н.Тихонова), «Отомстим!» (муз. Л.Книппера, сл. Л.Высотина), «Спуску не дадим!» (муз. П.Рукина, сл. Г.Корейши). Во многих песнях 1941 года живёт инерция довоенного времени, наполненного самоупоённым восторгом и ожиданием новых побед, пронизанного мечтой о головокружительном светлом завтра и живыми воспоминаниями о романтике и героике Гражданской войны. Отсюда — наивная надежда на скорый разгром врага: «Ничего нет хитрого, что побьём и Гитлера!» Отсюда — прекраснодушная вера в то, что три доблестных красных маршала вот-вот обратят гитлеровцев в поспешное бегство:

Шумят над землёй боевые знамёна,
Дал Сталин приказ боевой:
Веди, Ворошилов,
Веди, Будённый,
Веди, Тимошенко, на бой!
(«Три сталинских друга», муз. И.Шатрова, сл. В.Винникова)

Увы, время лихих кавалерийских атак уходило безвозвратно. Военная доктрина, приверженцами которой были легендарные командармы Гражданской, уже в первые месяцы Отечественной войны показала свою недееспособность. Красной армии ещё не доводилось встречаться с таким сильным, циничным и хорошо обученным противником. С этой войной не шли ни в какое сравнение ни бои на Хасане и Халхин-Голе, ни Польский поход 1939 года, ни Зимняя война с Финляндией. Даже Сталин не сразу понял суть совершающейся национальной трагедии. Иначе как объяснить, что первое радиообращение вождя было сделано только 3 июля 1941 года, спустя 12 дней после нападения Германии на СССР! В этом взволнованном («братья и сёстры!») слове прозвучала отрезвляющая правда: «Речь идёт о жизни и смерти Советского государства!» А далее — показательный пассаж: «Важно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными (курсив мой. — А.З.)». Прямо скажем, странный и нетипичный для героической патетики эпитет! И всё же эпитет правильный. Беззаботно-самоуверенные, в чём-то даже инфантильные, шапкозакидательские интонации, доминировавшие в предвоенной советской риторике и в художественной пропаганде (фильмы, стихи, песни) сыграли злую шутку со страной, поставленной в 1941 году на грань исторической катастрофы. «С нами Сталин — наш отец. Будет Гитлеру конец!» — доносилась из репродукторов популярная песня Р.Глиэра и И.Доронина в молодцеватом исполнении военного хора. Конец, конечно, Гитлеру будет, но, как нескоро это произойдёт и какую страшную цену придётся заплатить за победу, в первые дни войны осознавали немногие.

Конечно, такие высокопафосные произведения, как «Песня смелых» (муз. В.Белого, сл. А.Суркова), «Смерть врагам» (муз. А.Цфасмана, сл. В.Винникова), «Песня о Советской армии» (муз. А.В.Александрова, сл. О.Колычева) или «Месть балтийцев» (муз. Б.Гольца, сл. В.Волженина) были нужны, они сыграли свою выдающуюся роль в деле победы над врагом, но подлинную народную любовь и признание обретали другие песни — песни о любви, о доме, о разлуке и встрече с любимой, матерью, женой, детьми:

Понимаешь ли, браток,
Сердце ласки просит...
(«Вася-Василёк», муз. А.Новикова, сл. С.Алымова, 1941)

Не случайно именно в годы войны расцветает лирический дар поэта-фронтовика Алексея Фатьянова. Его стихи можно назвать антилитературными — в том смысле, что они напрочь лишены поэтизмов и красивостей, стремления блеснуть отточенным техническим мастерством. Поэзия Фатьянова словно соткана из света и воздуха, в ней живут запах кострового дымка и травяной настой русских лугов. Благодаря этому поэту в русскую песню вернулись есенинские интонации. Если критерием некоего виртуального литературного состязания определить количественное соотношение всенародно известных стихов одного поэта и его творчества в целом, то Алексей Фатьянов окажется бесспорным победителем. Написал он немного, но сколько создано им песенных шедевров! Кто не знает фатьяновских «Соловьёв» (муз. В.СоловьёваСедого, 1944) или «Давно мы дома не были» (муз. В.Соловьёва-Седого, 1945)! Выражением души всего фронтового поколения уже более шестидесяти лет является песня «Где же вы теперь, друзья-однополчане?» (муз. В.Соловьёва-Седого, 1947).

Известно, что создатели фильма «Два бойца» (1943) планировали сделать лейтмотивом и концептуальным музыкальным ядром картины пафосную «Песню о Ленинграде», которую поют бойцы в кульминационной сцене отражения вражеской атаки. Но, к удивлению многих, зрители и слушатели отдали предпочтение двум другим песням Н.Богословского и В.Агатова: хулигански-дворовой «Шаланде» и проникновенной «Тёмной ночи», которую безыскусно и подкупающе спел Марк Бернес. «Тёмная ночь», заслуженно относящаяся к лучшим песням, рождённым в ХХ столетии, даже в названии своём является антитезой наигранной бодрости советских песен. Её отличает сумеречный, почти бытовой колорит. Силу и веру солдату, над которым снова «смерть кружится», придают воспоминания о самых близких людях, любящих и ждущих его:

Ты меня ждёшь и у детской кроватки не спишь,
И поэтому, знаю, со мной ничего не случится!

Предельная интимность и высокий психологизм роднят «Тёмную ночь» с песней К.Листова и А.Суркова «В землянке» (1942), также снискавшей всенародную любовь. Образы этого произведения являлись по тем временам едва ли не диссидентскими: «тоскует мой голос», «до смерти — четыре шага», «заплутавшее счастье». Можно представить, какое негодование вызывали эти строки у классово бдительных и политически грамотных цензоров и редакторов, ориентированных на трескучую советскую риторику. Советский человек должен был смотреть в будущее с оптимизмом и верой в мудрые предначертания вождей. Впрочем, оптимизм оптимизму рознь. Писатель М.Зорин вспоминает характерный эпизод, относящийся к лету 1942 года, когда молодой Алексей Фатьянов принёс в редакцию фронтовой газеты своё стихотворение, начинавшееся четверостишием:

На солнечной поляночке,
Дугою выгнув бровь,
Парнишка на тальяночке
Играет про любовь.

Многие сотрудники, а позже и некоторые коллеги-поэты подвергли фатьяновский опус беспощадной критике, обвинив поэта в банальности, легкомыслии, «цыганщине». Редакционные сотрудники доказывали, что сейчас нужны такие стихи, как симоновское «Убей его!», а кто-то даже пригрозил, что если «На солнечной поляночке...» будет напечатано, то придётся пожаловаться члену Военного совета [1]. Всё это можно понять. Лето 1942-го. Идут тяжёлые бои в Крыму и на Дону, враг рвётся к Сталинграду и на Кавказ, а тут — игривый диалог парнишки с черноглазой подружкой, которая к тому же готова отдать своё сердце только орденоносцу. Стихотворение всё же было напечатано, оно было завёрстано среди невесёлых военных сводок и оказалось попаданием в точку. Именно в душевном участии и тепле более всего нуждалось сердце фронтовика. В 1943 году В.Соловьёв-Седой положил стихи Фатьянова на музыку — получилась прекрасная песня, которую помнят и любят по сей день. Интонационно и тематически «На солнечной поляночке» близка знаменитой поэме А.Т.Твардовского «Василий Тёркин», над которой поэт работал все четыре военных года.

Рядом с песней Соловьёва-Седого и Фатьянова можно поставить и другие популярные в годы войны песни, где звучат шуточные нотки. Причём обыгрываемые ситуации весёлыми не назовёшь, но таково, видимо, свойство русского духа — обращать свои игры со смертью в прибаутку и анекдот. В «Песне фронтовых сапожников» (муз. С.Каца, сл. В.Софронова, 1943) немец собирается стащить сапог с раненого советского солдата, но внезапно получает этим сапогом по физиономии — благо что и подошва, и каблучок, и подковка на нём сработаны на славу. Песня «Прогулка» (муз. Н.Минха, сл. С.Алымова, 1942) рассказывает о свидании, на котором девушка ждёт от моряка решительных действий, но тот, хоть и желал бы задушить возлюбленную в объятиях, не может это сделать, поскольку ранен в правую руку. В залихватской «Рогульке» (1944) Б.Мокроусова молодой моряк с затопленного корабля спасается, ухватившись за рога морской мины, полагая, что это обычный бакен.

Бытовая подробность, разрастающаяся в многозначную метафору, — ещё одна примета песенного творчества военных лет. Песня «Котелок» (муз. Н.Минха, сл. В.Дыховичного и С.Фогельсона, 1944) начинается, казалось бы, с будничного признания солдата: «У меня есть верный котелок». Куда ж фронтовику без ложки да без котелка! Для немцев русские «котлы» — просто напасть! Вот и под Сталинградом снова угодили туда. А всё потому, что у фашистов и у Гитлера «плохо варит котелок». Теперь расхлёбывайте, фрицы, кашу, которую заварили! Кстати, трапеза близка к завершению, и скоро Гитлеру «отрубят котелок». Кроме волшебных «котелков» у русских есть ещё самопальные тульские «самовары»:

Подаётся чай с припаркой
И горячим леденцом,
Самовары тульской марки
Пышут жаром и свинцом.

(«Самовары-самопалы», муз. А.Новикова, сл. С.Алымова, 1941)

До войны весёлый и честный таксист Вася Васин обслуживал клиентов строго по счётчику. Теперь, став танкистом, он применяет свои бухгалтерские и боевые навыки, ведя учёт сожжённых им вражеских машин: «настукал счётчик много» («Весёлый танкист», муз. А.Цфасмана, сл. В.Дыховичного, 1943).

Солдатской улыбкой озарены песни «Партизанская борода» (муз. Л.Бакалова, сл. М.Лапирова, 1944), «Смуглянка» (муз. А.Новикова, сл. Я.Шведова, 1944), «Служили три пилота» и «Пора в путь-дорогу» (муз. В.Соловьёва-Седого, сл. С.Фогельсона, 1945), «Бомбардировщики» («Мы летим, ковыляя во мгле.», 1943). Последняя являет собой пример своего рода музыкального «ленд-лиза», поскольку за основу взята свинговая мелодия американского композитора Джимми Макхью «Comin’ In On a Wing And a Prayer» (1943). Русский текст написали С. Болотин и Т.Сикорская. Аранжировщику утёсовского джаз-оркестра А.Островскому, музыкантам, вокалистам Леониду и Эдит Утёсовым удалось сохранить звучание, близкое американским биг-бэндам, поэтому, несмотря на военную тематику, песня получилась необычайно свежей и праздничной. Мелодически и тематически к «Бомбардировщикам» примыкает песенка «О’кей» (муз. Е.Жарковского, сл. Я.Родионова) о дружбе советских и британских летчиков:

Весёлый парень Джимми
Из Англии летит.
Над скалами крутыми
Он песенку свистит.

Такие фривольные интонации ещё недавно были немыслимы в песнях о непростых боевых буднях. Но к 1943 году, обозначившему коренной перелом в войне, эти мелодические и поэтические решения уже не казались неуместными. Показательной является песня «Молодые моряки» (муз. Ю.Милютина, сл. В.Гусева, 1943), где суровый военный текст («Враг на родину напал, боевой звучит сигнал. ») положен на весёлую и лёгкую мелодию, которую изящно подчеркнула яркая свинговая аранжировка А.Цфасмана.

Ещё один шедевр, представляющий песенный «второй фронт», — сатирические куплеты «Барон фон дер Пшик» (1942) о злоключениях немецкого барона, мечтавшего о лёгких победах, но в итоге угодившего «на русский штык». Музыкальной основой «Барона» стал популярнейший фокстрот американского композитора Шолома Секунды (родился в еврейской семье на Украине) «Bei Mir Bist DuScheyn» («Для меня ты самая красивая...»), написанный в 1932 году «Барон фон дер Пшик» (сл. А.Фидровского) известен в двух текстовых вариантах — «ленинградском» («Орал по радио, что в Ленинграде он. ») и «сталинградском», написанном после фиаско армии Паулюса на Волге.

Технология создания новой песни, когда актуальный текст пишется на уже известную и популярную довоенную мелодию, применялась в годы войны весьма широко. Подновлённый сообразно трагическим реалиям эпохи текст появился у песни середины 1930-х годов «Бейте с неба, самолёты» (муз. А.Александрова, сл. С.Алымова):

Вздумал Гитлер, пёс кровавый,
Сунуть нос в наш край родной...

Кстати, пёс (наряду с всевозможными рептильными образами) — одна из самых распространённых тотемистических характеристик фюрера в песенных текстах. Так ли уж случайна знаменитая ошибка сталинского переводчика, прочитавшего «bundritter» как «hundritter», благодаря чему пошло гулять выражение «немецкие псы-рыцари»?
Подверглась переделке и популярная песня И.Любана «Будьте здоровы». Поэт А.Лугин, сохранив драматургию текста, наполнил его злободневным содержанием:

Бойцам пожелаем как следует биться,
Чтоб каждый убил хоть по дюжине фрицев.
А если кто больше фашистов загубит,
Никто с вас не спросит, никто не осудит.

Иногда новый вариант «перевешивал» старый. Это случилось с «Песней жениха», написанной Т.Хренниковым и В.Гусевым к фильму «Свинарка и пастух» (1941). В финале кинокартины её поёт под гармошку жуликоватый герой Николая Крючкова. В 1942 году поэт В.Гусев на ту же музыку написал новый текст, и получилась сразу шагнувшая в народ прекрасная песня «Есть на севере хороший городок»:

Слышишь, милая, далёкая моя?
Защищаем мы родимые края. Эх!
В ноченьки морозные, в ясные деньки
В бой выходят грозные красные полки.

В песне «Гадам нет пощады» (муз. А.Островского, сл. И.Финка и М.Червинского, 1942) остроумно используется музыкальное цитирование:

Немцы захотели высадить на суше
Свой десант, в тумане не видя никого.
Выходила на берег «катюша»
И перестреляла всех до одного.

Отметим, что третья строка куплета звучала на мотив известной песни М.Блантера.
Некоторые песенные опусы изначально не претендовали на художественность, ибо исполняли прикладную функцию фронтового «ликбеза». Музыкальной инструкцией для молодого бойца можно назвать песню С.Чернецкого и В.Лебедева-Кумача «Как вернее бить врагов» (1942):

Не забудь про маскировку,
Окопаться не забудь,
Проявляй в бою сноровку,
Ко всему готовым будь!

Шуточным дополнением к уставу РККА выглядит и песня «Филат и халат» (муз. Л.Шульгина, сл. В.Гранаткина, 1941) — о важности использования белого маскировочного халата. Конечно, таким песням трудно было рассчитывать на счастливую послевоенную судьбу. И всё же со своими локальными задачами песенный агитпроп справлялся хорошо.

Важным достоинством большинства военных песен является то, что их можно исполнять, не имея консерваторского образования. Почти в каждом подразделении были свои признанные запевалы, которых солдаты за песню «не раз в бою прикрывали собой» (Я.Шведов), имелась гармонь или баян:

Прескверная штука печаль да разлука,
Но становится легче, когда песню поёшь.
(«Когда песню поёшь», муз. В.Соловьёва-Седого, сл. В.Гусева, 1943)

Тексты любимых песен в короткие минуты отдыха переписывались от руки. Их хранили как самое дорогое, вместе с письмами близких. Находилось в ротном или батальонном хозяйстве место и патефону.
Некоторые песни военных лет стали частью фольклорной традиции. Особенно показательна в этом плане история песни композитора Исаака Любана «Наш тост» (сл. М.Косенко и А.Тарковского, 1943). Судьба этого произведения сложилась счастливо и в то же время драматично. Счастливо — в том смысле, что на протяжении десятилетий «Наш тост» был одной из любимых застольных песен советских людей. Драматично — потому что её оригинальный текст постоянно подвергался исправлению, цензурированию и купированию. Понятно, что в строчках «Тост наш за Родину, тост наш за Сталина» и «Выпьем и снова нальём!» при желании можно увидеть и апологетику тоталитаризма, и проповедь пьянства, и просто — литературную безвкусицу. Песня сразу пошла в народ. На мелодию Любана были написаны десятки вариантов, авторство которых зачастую уже невозможно установить. Известны «фронтовые» и «тыловые», «мужские» и «женские» версии. Успешно конкурировала с каноническим текстом так называемая «Застольная Волховского фронта», написанная в 1943 году поэтом П.Шубиным (известны три версии этого текста). Но при всём обилии вариантов все они служили одному — победе над лютым врагом, прославлению фронтового и трудового братства, возвеличиванию любимой Родины.

Десятки песен посвящены подвигу тружеников тыла. Среди лучших — «Как на зорьке» (муз. Н.Будашкина, сл. Н.Брауна, 1943) — о рабочих и моряках, готовящих к походу военные корабли; «Василий Васильевич» (муз. Н. Богословского, сл. Б.Ласкина, 1944) — о тринадцатилетнем парнишке-токаре, которого за ударный труд все уважительно называют по имени-отчеству.

Органичный сплав гражданской патетики и глубокого лиризма обеспечил заслуженную популярность таким песням, как «Заветный камень» (муз. Б.Мокроусова, сл. А.Жарова, 1942), «Прощайте, скалистые горы» (муз. Е.Жарковского, сл. Н.Букина, 1943), «Дороги» (муз. А.Новикова, сл. Л.Ошанина, 1945). Взволнованным гимном столице по сей день остаётся песня «Моя Москва» (муз. И.Дунаевского, сл. М.Лисянского и С.Аграняна, 1943). Правда, в раннем варианте текста, как водится, был куплет о Сталине (впоследствии выброшенный):

Над Москвою в сиянии славы
Солнце нашей победы взойдёт...
Здравствуй, город великой державы,
Где любимый наш Сталин живёт!

Песни о Москве — предмет отдельного разговора. Годы войны стали временем реабилитации, выхода из-под негласного запрета понятий «Россия», «русский». В песнях 1920— 1930-х годов эти слова практически не встречаются. Их нет даже в таких концептуальных опусах, как «Песня о Родине» и «Песня о Волге» И.Дунаевского и В.Лебедева-Кумача. Поэтыпесенники оказались в трудном положении. С одной стороны, авторы не имели права выходить за установленные идеологические рамки, с другой — они понимали, что словосочетание Советский Союз, а тем более аббревиатура СССР как художественный элемент лирической песни имеет весьма невысокую цену (одной из немногих удачных попыток такого рода следует признать песню «Мой адрес — Советский Союз» Д.Тухманова и В.Харитонова, написанную в 1971 году). Потребность как-то обозначить воспеваемое географическое пространство рождала огромное количество перифразов: «царство всемирного братства», «республика труда», «Страна Советов», «вольный край Советов», «советский край», «советская земля», «страна моя родная», «необъятная Родина», «Отчизна наша», «наш край трудовой», «страна героев, страна мечтателей, страна учёных». В рефрене знаменитой «Песни о встречном» (муз. Д.Шостаковича, сл. Б.Корнилова, 1932) предлагается самый политкорректный и лаконичный вариант: «страна». К началу 1940-х годов безликое слово «страна» незаметно превратилось в смысловой эквивалент России. Конечно, это не могло устраивать авторов песен. Путь был один: использовать художественный приём, который филологи называют синекдохой. Суть его в соподразумевании, например в употреблении названия части вместо целого. Лучше всего на роль такого смыслового переноса годился топоним Москва. К нему неизбежно приходили поэты в поисках образа-символа, кристаллизующего в себе не только идеологическую, но и национально-историческую, культурную сущность. Отсюда — обилие на рубеже 1930-1940-х годов песен о Москве. Нужно понять, что этот песенный образ насквозь метонимичен, как метонимичен и образ Волги в известной песне И.Дунаевского и В.Лебедева-Кумача.

Двадцать лет оголтелой антирелигиозной, антирусской пропаганды не умертвили в русском народе национального самосознания. Необходимы были потрясения, потери и ужасы первых месяцев войны, чтобы и высшее руководство страны подвергло пересмотру некоторые идеологические догмы. К политической верхушке приходит отчётливое понимание того, что пролетарский интернационализм и коммунистическая риторика являются недостаточным основанием, для того чтобы строить на нём здание будущей победы над страшным и сильным врагом. Возникает потребность опереться на мифологемы, символы и традиции дореволюционной России в агитационно-пропагандистской и массовой работе, одним из рубежей которой было в те годы искусство. В 1942 году появляется очередной программный опус — песня А.В.Александрова и О.Колычева «Святое ленинское знамя», где традиционные темы и образы («сила мудрых ленинских идей», «шагаем мы ленинским путём») дополняются принципиально важным новшеством:

Наш народ, в боях непобедимый,
Русский народ-богатырь!

В годы Великой Отечественной войны синеокая национальная Русь с её храбрыми и христолюбивыми героями словно вышла из темницы, куда была заточена по причине полного отсутствия для неё «исторических перспектив». Сразу полной грудью задышала и песенная поэзия:

Жги, мороз! По-русски землю разукрась!
Смерть врагу а нам с тобой как раз...
(«Краснофлотская улыбка», муз. Н.Будашкина, сл. А.Фидровского, 1942)

Лишь страну мою Россию Беззаветно я любил.
(«Русская душа», муз. В.Кручинина, сл. Л.Ошанина, 1943)

Насмерть биться до победы
За Россию за свою, за свою.
(«Марш артиллерии», муз. А.Новикова, сл. С.Васильева, 1944)

Будь смелым, будь храбрым в жестоком бою, За Русскую землю сражайся.
(«Казак уходил на войну», муз. Т.Хренникова, сл. В.Гусева, 1944)

Словно стосковавшись по любимым словам, поэты порой перенасыщают ими текст:

В этих просторах великой Советской России
Русский солдат свою верную службу несёт.
(«В белых просторах», муз. М.Фрадкина, сл. Л.Ошанина, 1943)

Слова «великая Русь» крамольно прокрались даже в текст «Гимна Советского Союза» (муз. А.В.Александрова, сл. С.Михалкова и Г.Эль-Регистана), утверждённого постановлением ЦК ВКП(б) 14 декабря 1943 года.
Метонимичный образ Москвы постепенно слагал свои исключительные полномочия. «Оказалось», что советский народ состоит из туляков и рязанцев, калужан и костромичей. И вот уже в блиндажах и окопах выводит гармошка песню «Два друга» (муз. А.Лепина, сл. В.Лебедева-Кумача), и хрипловатые солдатские голоса затягивают:

А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Ходи веселей, Кострома!

Монументальная мощь Москвы и Ленинграда теперь не мешает лирическому герою помнить о том, что «есть на севере хороший городок»:

Русская метелица там кружит, поёт,
Там моя подруженька-душенька живёт.

В песенных текстах военных лет появляются характерные географические подробности:

Возле города Тагил
Я Марусю полюбил...
(«Как за Камой за рекой», муз. В.Соловьёва-Седого, сл. В.Гусева, 1943)

Над Волгой-рекой расплескала гармонь Cаратовские страдания.
(«Сирень цветёт», муз. С.Каца, сл. А.Суркова, 1943)

Так сквозь идеологический железобетон прорастала в песенном творчестве 1940-х тема России, наполняя людские сердца отвагой, гордостью и любовью.

Ещё одна важная деталь: в песнях 1944— 1945 годов гневно-обличительные характеристики врага уступают место сатирическому его осмеянию и вышучиванию. В песне «Котелок», например, Гитлер и Антонеску предстают в виде глупо хлопающих глазами опереточных недотёп. 17 июля 1944 года, когда по улицам Москвы вели более 50 тысяч пленных немецких солдат и офицеров, из толпы иногда доносились выкрики: «Сволочи, чтоб вы подохли!» и «Почему вас не перебили на фронте!». И всё же общим настроением тех переломных дней стала не самоцельная и опустошающая ненависть, а светлая надежда на скорое возвращение домой мужей, отцов, сыновей и братьев, сохранивших в смертельных схватках душевную щедрость и доброту. Как интонационно далеки друг от друга песня 1941 года «Будем драться до победы» (муз. В.Петровского и В.Конге, сл. В.Лебедева-Кумача), призывающая вбить осиновый кол в фашистскую могилу, и благодушная победная «Едут по Берлину казаки» (муз. Д.Покрасса, сл. Ц.Солодаря, 1945), в которой поверженный фашист даже не упоминается. Сколь не похожи яростная «Песня гнева» (муз. Б.Гольца, сл. Н.Брауна, 1942), наполненная ненавистью к «кровавому лютому врагу», и песня «Золотился закат» (муз. М.Фрадкина, сл. Е.Долматовского, 1945) — о благородстве и достоинстве воина-освободителя, который пришёл в Европу вовсе не для того, чтобы возводить курганы из черепов побеждённых. В лучших песнях 1945 года («Недалёк тот денёк», муз. А.Новикова, сл. С.Алымова; «Услышь меня, хорошая», муз. В.Соловьёва-Седова, сл. М. Исаковского; «Ехал я из Берлина», муз. И.Дунаевского, сл. Л.Ошанина) тема возмездия вообще никак не обозначена. Более того, сама тема войны здесь отступает на второй план. Бои окончены, пора домой! В песне «Возле сада-огорода» (муз. Л.Бакалова, сл. М.Лапирова) солдат возвращается в родную деревню и видит, что тропинка, которой он когда-то пробирался к окошку любимой, густо заросла крапивой. Продравшись через неё,

Он смеётся, не горюет,
Крепко любушку целует
В алые уста...

Что там обожжённые крапивой лицо и руки рядом с девичьей любовью и верностью!..
Давно отгрохотали пушечные залпы Великой Отечественной войны. Уже и Советского Союза нет. Сданы на вечное хранение в музеи реликвии Красной империи. Серп и молот уступили место двуглавому орлу. Наступила расчётливая и несентиментальная эпоха. Но песни, рождённые в суровые годы войны, не умирают. Они живут вместе с памятью о подвигах наших солдат, о трудной и счастливой судьбе народа, прошедшего через самые страшные испытания. Эти песни останутся с нами и тогда, когда поколение фронтовиков уйдёт. И увлажнятся наши глаза, и преисполнятся гордостью наши сердца, когда мы услышим распевное: «Прощай, любимый город!..»

ЛИТЕРАТУРА

ЗОРИН М. Певучее русское слово // Когда весна придёт: сборник. — Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во., 1979. — С. 79.

ЗЯБЛИКОВ Алексей Вячеславович, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии и филологии Костромского государственного
технологического университета