Соколов Я. Достоевский: Писатель, который придумал XX век

Что ж это за писатель такой?

Что ж это за писатель такой - Федор Достоевский? Да и писатель ли вообще? Им, конечно, принято восхищаться, особенно напирая на то, какой он тонкий психолог. Но тут же вам скажут, что у него столько чернухи, депрессухи, нервяка, что и читать его и не стоит вовсе. Как однажды мне сказал один юноша: «Я что, лох какой-то, Достоевского читать?» Не нравится Достоевский? Не переживайте. У вас отличная компания: Тургенев, Набоков, Ленин, Анатолий Чубайс.
Ленин пишет о Достоевском: «Морализирующая блевотина», «покаянное кликушество», «перечитал книгу и швырнул в сторону» (о «Бесах»). «"Братьев Карамазовых" начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило».

А вот Чубайс: «...я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски».

Если есть в русской литературе великие стилисты, овладевшие языком в совершенстве, то это, конечно, Набоков и Тургенев. И вот Набоков пишет о Достоевском: «Безвкусица Достоевского, его бесконечное копание в душах людей с префрейдовски- ми комплексами, упоение трагедией растоптанного человеческого достоинства - всем этим восхищаться нелегко. Мне претит, как его герои "через грех приходят ко Христу", или, по выражению Бунина, эта манера Достоевского "совать Христа где надо и не надо"».

Фотография работы Ивана Гоха (1860)

Тургенев его вообще ненавидел. На то были, конечно, личные мотивы, но не будем вдаваться в эту тему, будем говорить по существу. Тургенев упрекает Достоевского в том, что тот... не владеет русским языком. И ведь он прав. Чем измерить писателя? Широтой словаря. У Шекспира он составляет 35 000 слов. А у Достоевского? Об этом и говорит Тургенев: все герои Достоевского говорят одинаково, независимо от того, дворяне это, дворники или студенты. У всех один язык. Он не умеет давать речевую характеристику персонажа. Когда писатель передает речь, она должна быть индивидуальной. В этом и есть писательское мастерство. Берем «Войну и мир»: если персонаж картавит, вы сразу знаете - это Денисов, как только начинают произносить междометие «а... а.» - это Анатоль Курагин, как только речь переходит на хрип - это старый князь Болконский. У Толстого каждый персонаж имеет свою речевую характеристику, потому что писатель представляет разных людей, разные характеры. Как в жизни - мы же все говорим по-разному. А если все говорят одинаково - это не писатель. Он просто тащит свою убогую идею, и все персонажи превращаются в этаких граммофонов авторского «я», ну кому интересно это читать? Вот типичная речь персонажей Достоевского, на этом языке говорят у него все: «Вот докурю папиросочку-с и пойду-с, а вы если ручки на себя наложить изволите-с, то хотя бы записочку оставьте-с». Это всегда будут уменьшительно-ласкательные суффиксы и всегда будет окончание «-с» - сокращенное обращение «сударь», так лакеи говорили. Тургенев писал: «Да у него графини говорят, как проститутки, а проститутки, как графини». И Тургенев прав.

Вы можете себе представить, что в романе «Анна Каренина» Анна бросает пачку из купюр в 100 ассигнаций в камин? И потом кричит: «Зубами вытащишь?» А на заднем фоне цыгане. Поэтому Набоков говорит: да разве это писатель? Это бульварный роман, цыганщина! «Ну вытащишь эти деньги - твои будут». А рядом с Карениной ходит купец Рогожин и говорит: «По- нашему это! По-нашему!», а кто-то из свиты: «Ой, королева! Зубами достану, обгорю, но достану! Такие деньги горят!». Да быть такого не могло ни у Тургенева, ни у Толстого, вообще ни у кого! Или в «Братьях Карамазовых»: «Гостинчик в три тысячи рублей ангелу моему Грушеньке, если захочет придти. И цыпленочку». Это что за чушь вообще?

На самом деле все, кто считают, что все это не к лицу Великой Русской Литературе, могут просто выключить это видео. Дальнейшее им вряд ли будет интересно. А мы постараемся разобраться, как такие обвинения вяжутся с образом великого писателя, создавшего всю мировую литературу XX века. Таким и будет мой тезис, который я постараюсь доказать: Достоевский - писатель, придумавший XX век.

Фантастический реализм Достоевского

Как бы ни был крут Тургенев, он как современник Достоевского, видимо, просто не имел возможности осмыслить того, что тот сделал в своем творчестве, какие ворота открыл и куда. Писатель-реалист, Тургенев не мог осознать, что Достоевский это литературное направление преодолел.
Знаем же мы «Сто лет одиночества» Маркеса с его магическим реализмом?
А «Постороннего» Камю? А творчество Франца Кафки, Фридриха Ницше? А «Заводной апельсин» Бёрджесса и фильм по этой книге? Список можно продолжать до бесконечности. У всех этих авторов общий отец: фантастический реализм Достоевского.

«У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве), и то, что большинство называет почти фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительности», - так определял свой творческий метод сам Достоевский. Действительно, эпитет «фантастический» в том значении, в котором его употреблял Достоевский, вполне четко характеризует отличие его прозы от критического реализма Толстого и Тургенева.

Фантастичны у Достоевского и характеры героев - в том же смысле, в каком в «Преступлении и наказании» Свидригайлов находит «фантастическим» лицо Мадонны: «Ведь у Сикстинской Мадонны лицо фантастическое, лицо скорбной юродивой, вам это не бросилось в глаза?». Такое парадоксальное соединение несоединимого (небесной красоты и болезненного надрыва) типично для мышления Достоевского. На оксюморонном совмещении противоположностей построены все характеры «Преступления и наказания»: благородный убийца, целомудренная блудница, шулер-аристократ, пропойца-чиновник, проповедующий Евангелие. Все они впечатляют «фантастичностью своего положения». Причудливо сплетаются в таких натурах высокие идеалы с порочными страстями, сила и бессилие, великодушие и эгоизм, самоуничижение и гордость. «Широк человек, слишком даже широк, я бы сузил... Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой», - эти слова из «Братьев Карамазовых» как нельзя лучше характеризуют новое понимание человеческой души, привнесенное Достоевским в мировую культуру.

Романы Достоевского могут быть названы и психологическими. Вопрос о его психологизме крайне сложен, тем более что сам писатель не хотел применять к себе этого понятия: «Меня зовут психологом: неправда, я лишь реалист в высшем смысле, то есть изображаю все глубины души человеческой». Эта фраза, столь часто цитируемая и столь противоречивая на первый взгляд, нуждается в особом истолковании. Почему исследование «всех глубин» в человеческой душе - не психологизм? Дело в том, что этой фразой Достоевский пытался противопоставить себя современным ему писателям-реалистам и указать, что он изображает принципиально иной, нежели они, пласт человеческого сознания. Понять, какой именно, точнее всего позволяет христианская антропология, согласно которой существо человека троично и состоит из тела, души и духа. К телесному («соматическому» по богословской терминологии) уровню относятся инстинкты, роднящие человека с животным миром: самосохранения, продолжения рода и т.д. На душевном («психическом») уровне расположено собственно «я» во всех его жизненных проявлениях: бесконечный в своем разнообразии мир чувств, эмоций, страстей - всевозможные любовные переживания, эстетическое начало (восприятие красоты), склад ума со всеми его индивидуальными отличиями, гордость, гнев и т. д. На последнем же, духовном («пневматическом») уровне находятся интеллект, понятие о добре и зле (категории нравственности) и свобода выбора между ними - то, что делает человека «образом и подобием Божиим» и объединяет его с миром духов. Здесь и встают перед человеком экзистенциальные проблемы: «тут дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей». Этот третий пласт наиболее скрыт, ибо в повседневности человек живет прежде всего душевным миром, суета и пестрота ярких сиюминутных впечатлений заслоняют от него последние вопросы бытия. На духовном уровне человек сосредоточивается лишь в экстремальных ситуациях: перед лицом смерти, в минуты окончательного определения для себя цели и смысла своего существования. Именно этот уровень сознания («все глубины души человеческой») Достоевский делает предметом пристального и бесстрашного анализа, рассматривая прочие уровни только в их отношении к последнему. В этом плане он действительно «не психолог», а «реалист в высшем смысле» (говоря языком богословия, «пневматик»).

Отсюда вытекает принципиальное различие изображения мира и человека у Достоевского и у Толстого с Тургеневым, сосредоточенных на душевной, «психической» стороне жизни во всем богатстве и полноте. Мы найдем у них неисчерпаемый океан чувств, разнообразие сложных характеров, красочное описание жизни во всех проявлениях. Но при всей неповторимости индивидуальных чувств «вечные вопросы» стоят перед каждым одни и те же. На духовном уровне принципиальное различие в характерах становится неважным. В кризисные моменты психология самых разных людей унифицируется и почти совпадает. Во всех сердцах разыгрывается та же борьба Бога с дьяволом, только на разных ее стадиях. Так объясняется однообразие характеров у Достоевского и столь распространенное в его романах «двойничество».

Возьмем «Преступление и наказание». Где происходит дело? В Петербурге? В городе за 600 километров от Москвы, куда можно доехать на поезде за каких-то четыре часа? Но в Петербург Достоевского вы никогда не доедете. Потому что его нет.
Петербург - город XVIII века, построенный по тому же принципу, что и Амстердам, где все улицы прямые. Если выйти из Московского вокзала, вы окажетесь в конце Невского проспекта, стоит посмотреть вдаль - и вы увидите, где начинается Невский проспект, увидите иглу Адмиралтейства. Это город постоянных ветров, - не зря Акакий Акакиевич так хочет купить себе новую шинель - без нее здесь просто не выжить. Петербург - это стрелка Васильевского острова, где перед вами открывается разлив Невы. Каков же Петербург Достоевского? Это город, где очень жарко, где постоянно воняет, где очень тесно. Там нет ни Невского проспекта, ни Адмиралтейства, ни Александрийской колонны, ни полноводной Невы. Вас не смущает фраза мамы Раскольникова: «Ужас у него душно... а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!». Это город Сенной площади с ее шумом и торговцами, грязных переулков и доходных домов, кабаков и «домов увеселения», темных каморок и лестничных клеток. Это пространство наполнено неисчислимым количеством людей, сливающихся в безликую и бесчувственную толпу, сквернословящую, хохочущую и безжалостно топчущую всех ослабевших в жестокой борьбе за жизнь. Город Достоевского создает контраст крайней скученности людей и крайней их разобщенности и чуждости друг другу, порождающей в душах враждебность и насмешливое любопытство.

Ничего не напоминает? Да это же Иерушалаим. Палестина. Город эпохи Христа, где толпа народу, очень грязно, постоянно жарко и постоянно воняет. А где же живет Соня Мармеладова? Дома она жить не может: по понятиям того времени, люди ее профессии не могут жить в доме, где есть дети. Она снимает комнату/угол у людей со странной фамилией Капернаумовы. Это же Капернаум, город, где проповедовал Христос. А еще этот город - родина Марии Магдалины, раскаявшейся блудницы. Кстати, в апокрифической литературе - в той, которую не признает церковь, Марию Магдалину называли женой Иисуса Христа.

Но такого же не бывает в реализме! Как получается, что за видимой реальностью скрываются такие образы? Что делает Достоевский? Он размывает реальность. Он показывает: за реальностью физики твердых тел скрывается другая - та, где идет речь о бытии Божьем.
В школе мы занимаемся топором и убийством. Перед нами не ставят вопрос: есть Бог или нет? А ведь это главный вопрос романа.

Писатели-реалисты будут описывать жизнь во всех ее красках, во всех проявлениях чувств, решая, кто плохой, а кто хороший, кто прав, кто неправ. Реалисты Толстой и Тургенев показывают мир, ставят социальные вопросы, а Достоевский скальпелем вскрывает его, пытаясь увидеть за реальностью нечто большее.

Кстати, а явится ли в этой книге Христос? Разберем кульминационную сцену романа. Сидит убийца Раскольников в доме у блудницы. А это же опять Евангелие. Это они встречают Христа у входа в Иерусалим. Это то, от чего будут шалеть все модернисты - моделирование действительности. Все модернисты будут писать так, подражая Достоевскому, рассказывая историю, за которой тянется другая. В слове и будет присутствовать Бог. Это наиболее свойственная Ему форма присутствия - помните, в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог? Раскольников, прежде чем идти и во всем сознаться, просит Соню прочитать ему что-нибудь. И тут книга, случайно лежащая на столе, будто сама открывается, и Соня читает Раскольникову на открывшейся странице отрывок из Библии - притчу о Лазаре, который четыре дня был мертвым (сцена происходит через четыре дня после убийства старухи, а комната Раскольникова постоянно называется гробом). Христос говорит Лазарю: «Выйди вон!», и Лазарь выходит живым. Так где же происходят эти события? В Петербурге? А может, это вечная история, а не конкретное убийство, списанное из газеты?

А дьявол там есть? Конечно, как же без него. Он в соседней комнате, через перегородку, сидит на скрипучем стульчике, и звать его Свидригайлов. Он все знает, все слышит. Как впервые появляется Свидригайлов в романе? Сразу после убийства. Когда и появиться дьяволу, если не в такой момент? Он сидит напротив Раскольникова, держит в руках трость, опирается на нее бородой и внимательно смотрит на спящего Родиона.

Тот просыпается и не понимает, снится ему это или нет. Как у Тур- генева-реалиста начинаются диалоги? Как в жизни: поздороваться, спросить, как дела, о погоде поговорить... Словом, завязываются отношения. А что же говорит Свидригайлов испуганно смотрящему на него проснувшемуся Раскольникову? «А ведь я так и знал, что вы не спите, а только вид показываете.» Как вам? Такое ощущение, что они давно уже в диалоге. Далее Свидригайлов спрашивает у собеседника, как тот представляет себе загробный мир, и сам себе отвечает: «Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность».

В чем прелесть этого диалога? Вы думаете, ад - что-то связанное с серой и котлами? Все проще. Ад - это обыденность. И это намного ужаснее. Заметьте, как точно знает Свидригайлов, что такое ад.

Чтобы окончательно вас запутать, повешу в воздухе один вопрос. После того, как Раскольников отправляется на каторгу, к нему приезжает Соня. На каторге заключенные не любят Раскольникова, но в Соне видят родную душу и принимают Раскольникова только из-за нее. Фактически он остается в живых благодаря ей. И именно на каторге начинается главное - искупление. То, ради чего был написан весь роман. На какие же деньги Соня едет к Раскольникову? Как она могла оставить детей Екатерины Ивановны? Деньги на все им оставил тот, кого мы назвали дьяволом, - Свидригайлов. Именно он обеспечивает Раскольникову искупление и новую жизнь. Почему?

Полифония

А знаете, почему может быть сложно читать Достоевского? Дело в том, что его произведения - новаторские по художественной форме. Михаил Бахтин назвал «Преступление и наказание» полифоническим романом. Что это значит? В романе мы встречаем не только авторский голос, повествующий о героях, их мыслях и чувствах. В «Преступлении и наказании» о себе рассказывают сами герои. Их точки зрения на мир равнозначны, они сосуществуют. Достоевский не говорит, что чье-то мнение лучше, а чье- то хуже. Каждый персонаж имеет право на свое мнение, которое высказывает во весь голос. Авторская точка зрения - лишь одна из многих.

Именно потому, что произведение полифонично по структуре, оно насыщено описанием чувств и мыслей, внутренними монологами и диалогами. В этом смысле Бахтин особо выделяет три диалога между Раскольниковым и Порфирием Петровичем. На всем их протяжении следователь говорит намеками, стараясь выудить истину из Родиона. Раскольников, в свою очередь, пытается играть роль ничего не ведающего человека. Однако искусному Порфирию удается ненадолго сбить его, и тогда в речи Раскольникова прорываются истинные мысли и чувства. Так, во время первой встречи следователя и Раскольникова с Разумихиным следователь вытягивает из Родиона его теорию о «высших» и «низших» людях. Поэтому можно сказать, что в этом диалоге звучит два голоса Раскольникова - притворный и настоящий, два голоса Порфирия Петровича и один голос простого и открытого Разумихина. Только этот герой один из всей компании не играл, а честно говорил все, что думает.

В третьем, последнем диалоге между следователем и Раскольниковым роли героев разрушаются. На первый план выходят их истинные позиции.

«- Нет, уж какой тут Миколка, голубчик Родион Романович, тут не Миколка!
- Так кто же убил?.. - спросил он, не выдержав, задыхающимся голосом. Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно и он был изумлен вопросом.
- Как кто убил?.. - переговорил он, точно не веря ушам своим, - да вы убили, Родион Романович! Вы и убили-с. - прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом».

Бахтин утверждает, что герой Достоевского - это всегда человек определенной идеи. Она определяет его мироощущение, мысли и поступки. В «Преступлении и наказании» основной является идея Раскольникова о праве сильного человека на преступление нравственного закона. К ней стягиваются и с ней ведут диалог идеи других героев: Сони, Порфирия Петровича, Мармеладова, Катерины Ивановны, Свидригайлова, Лужина, автора. Поэтому можно утверждать: полифония романа - и в этом непрерывном диалоге сознаний героев.

Бахтин отмечает, что сам Достоевский не передает сути идеи Раскольникова. Она рождается и раскрывается в непрерывном диалоге. В начале романа мы видим, что сознанием главного героя завладели чужие мнения и голоса. Раскольников думает о письме, полученном из дома, он под впечатлением от исповеди Мармеладова. Все это превращается в острый его диалог с отсутствующими собеседниками. Он спорит с сестрой, матерью, другими героями. В этом напряженнейшем диалоге Раскольников пытается свою «мысль решить».

Кроме того, нигде в романе мы не найдем бесстрастного изложения теории Родиона. Читатель узнает о ней из диалога героя с Порфирием Петровичем. Следователь нарочно упрощает идею Раскольникова, провоцируя героя, вызывая его на разговор. Позже свою теорию излагает сам Родион. Его все время перебивает вопросами и замечаниями Порфирий Петрович. Подает свои реплики и Разумихин. В итоге идея Раскольникова появляется перед нами, окруженная напряженной борьбой нескольких голосов, мнений, сознаний.

Романы Достоевского - как музыка Баха. Автор - не тот, кто смотрит с неба и решает, что хорошо, что плохо. Автора вообще нет. Есть герои и их идеи, которые переплетаются между собой, рождая великую музыку, точнее - великую литературу.

Писатель, который придумал XX век

Когда мне было лет 15-16, мы в школе проходили «Преступление и наказание». Учительница завывала: «Философия Раскольникова - это ницшеанство!». Я взял первую книгу Ницше «Рождение трагедии из духа музыки», посмотрел, когда она была написана - 1871 год. Посмотрел дату написания «Преступления и наказания» - 1866 год. Принес в школу, показал учительнице. Говорю, как же так? Мне поставили «двойку» и выгнали с урока. Это я к чему: не верьте тому, что говорят в школе, - думайте своей головой. Это первое.

Второе. Достоевский - писатель, который открыл бездны, исследовал почву, на которой выросла мировая литература XX века. И Оскар Уайльд (попробуйте сравнить «Преступление и наказание» и «Портрет Дориана Грея» - вас ждет много неожиданных открытий), и Франц Кафка, и экзистенциалисты (Камю, Сартр), Цвейг, Фолкнер, Томас Манн, Джеймс Джойс... Правда, перечислять можно бесконечно. Именно прорывы в сознании, совершенные Достоевским, просторы для развития романного жанра, открытые им в его полифонии и психологизме, позволило этим авторам появиться на свет.

Возвращаясь к Ницше. Достоевский ставит вопрос о существовании Бога. Ведь Родя Раскольников не старушку убить хотел, чтобы денег добыть, он теорию свою хотел проверить. Если есть Бог, значит, я не смогу убить, а если нет - значит, я сам стану Богом. Или Свидригайловым. Именно продолжая диалог, начатый Достоевским, Ницше скажет: «Бог мертв» (Gott ist tot). А значит, есть сверхчеловек. Здравствуй, коммунизм и химера «социалистический гуманизм», в основе которой лежит идея, что жизнь одного можно погубить ради спасения тысячи жизней. Это и есть теория Раскольникова: «За одну жизнь - тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен - да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки?».

Страшное пророчество Достоевского сбылось. Ницше лишь диагностировал момент смерти. Gott ist tot.

А потом был фильм Стэнли Кубрика «Заводной апельсин». Там тоже есть и преступление, и наказание. Никогда не задумывались, почему в этом фильме так много русских слов? Как Алекса лечат от мании убивать? Таблеткой. Ему дают таблетку, которая заменила ему Бога.

Слабые стороны становятся сильными

Вернемся к обвинениям, которые бросали Достоевскому Набоков и Тургенев. Главная фишка Достоевского - в том, что любую ситуацию он переводит на уровень вечной, библейской, где вечно идет спор: Бог есть или нет? Все дозволено или нет?

Все слабые стороны Достоевского, на которые указывали Набоков и Тургенев, становятся сильными его сторонами. Почему у него нет социальной характеристики персонажей? А разве есть такой персонаж, как Свидригайлов? Разве дьявол - это социальный тип? На каком языке должен говорить дьявол? Да на любом. А как должна вести себя Соня? И как проститутка, и как графиня. А кто такой Раскольников?» Библейский убийца, романтик, голодный студент? Какой речью наделить его? Абстрактной. То есть никакой.

А откуда такие перегибы в сюжетах? Оттуда же. Достоевский на самом деле говорит о тех сюжетах, которые существовали еще тогда, когда его самого и в помине не было, и существуют до сих пор.

И последнее. Вернемся еще раз к полифонии Достоевского, к новому жанру романа, который изобрел этот писатель. Помните сцену, когда Раскольников идет убивать старуху? Осуждает ли его Достоевский? Нет. Он не говорит ни слова. Как заметил один критик: «У читателя складывается ощущение, что он сам вместе с Раскольниковым идет убивать старуху». Поэтому голова и вскипает: она пытается понять, где добро, а где зло? Ну автор-то должен знать, он же Великий писатель Земли русской, на чьей же он стороне? А ни на чьей. Сами решайте.

Знаете, что на самом деле получается? Вы становитесь героем романа. Читая роман, вы должны сами выработать свою позицию, пока движется действие. Без подсказки. И сколько читателей, столько и будет романов. Это и есть принцип полифонии. Это и есть Достоевский. Поэтому, читая его, вы невольно включаетесь в этот спор. Читая его, вы ощущаете, как вскипают ваши мозги, вы уноситесь на две тысячи лет назад и становитесь свидетелями библейской сцены разговора убийцы и блудницы, вы присутствуете там как равносильный им персонаж, они как будто говорят с вами, и сами для себя должны найти ответ и решить, на какой вы стороне. И Достоевский вам не подскажет.