Волков А. Триста спартанцев: а был ли подвиг

В 480 году до новой эры страх охватил Элладу. Все наперебой говорили, что армия персидского царя Дария, разбитая десять лет назад, была небольшим отрядом, пустившимся на разведку. Теперь во главе с его сыном, царем Ксерксом, на Грецию идет невиданное прежде войско. Спорили о том, как оно велико. Назывались разные цифры; каждая пугала. В Греции, где крупной считалась армия из нескольких тысяч солдат, персидское войско было воистину неисчислимым.

По словам Геродота, общая численность армии Ксеркса достигала почти 5,3 миллиона человек: «Ксеркс, сын Дария, привел к [...] Фермопилам 5 283 220 человек» («История», кн. VII, 186). Даже некоторые реки, из которых пили персы, иссякли - так их было много. Но эти цифры, конечно, явное преувеличение. Чем сильнее враг, тем славнее победа! С давних времен победители привыкли приумножать силу побежденных. Геродот даже не задумывается о том, как прокормить такое огромное войско, где оно будет располагаться на отдых, сколько времени займет его передвижение.

Мемориал "300 спартанцев" в Фермопилах

По оценкам исследователей новейшего времени, прежде всего немецкого военного историка Ханса Дельбрюка, персы могли собрать в поход не более 100-150 тысяч человек, из которых в составе сухопутной армии на Грецию шли 60-100 тысяч человек. Впрочем, и такая армия выглядела очень грозно. Она переправилась через пролив Геллеспонт (ныне - Дарданеллы), разделявший Азию и Европу, и двинулась на юг, сопровождаемая флотом. Царь тщательно готовился к походу и даже сам возглавил его, хотя не обладал особыми военными талантами.

Дельфийский оракул дал убийственный ответ афинянам:

«Что вы, несчастные, ждете?
Бегите до края вселенной,
Дом и вершины округлого града
покинув навеки.
Не уцелеет ничто:
голова сокрушится и тело,
Руки и ноги низвергнуты будут
в дыму и пожарах».

Многие жрецы открыто симпатизировали персам, поскольку те действовали весьма умно и восстановили храмы, пострадавшие во время Ионийского восстания, а также поддерживали отношения с Дельфийским святилищем. Вот и теперь, прибыв на остров Делос, персы принесли пышные жертвы на алтарях местного святилища. Их не смутило то, что остров был в страхе покинут жителями.

Питали симпатию к персам и многие другие греки. Так, фессалийские магнаты готовы были им покориться, поскольку персы защитили бы их земли от передела. Почти все правители Северной и Средней Греции «прониклись мидийским духом», как говорили тогда, или «стали коллаборационистами», как скажем мы сегодня. Лишь Афины и Спарта энергично призывали союзников поддержать их в борьбе. Спарта наконец пробудилась от спячки. Споры шли о стратегии ведения войны.

Зная, что Фессалия изобилует узкими теснинами, часть вождей коалиции предлагала двинуть все силы на север Греции и перекрыть путь персидскому войску, а заодно напугать власти тех полисов, что перешли на сторону врага. Однако спартанские власти, боясь восстания илотов (земледельцев, находившихся на положении рабов), не хотели уводить войска из Пелопоннеса и направили в союзную армию всего 300 спартиатов и 1000 периэков (свободных жителей Спарты, лишенных политических прав). Численность армии составила от 7 до 10 тысяч человек. Командовал ею спартанский царь Леонид. Этих сил было явно недостаточно, чтобы сдержать персов. В успех армии не верилось; даже эфоры (выборные вожди, делившие власть с царями) не сопровождали царя.

Флот тоже оказался под началом спартанского адмирала, хотя Спарта выставила всего десять судов, чьи экипажи были набраны из илотов и периэков. Всего же в составе греческого флота была 271 триера. Заслуга в создании сильного флота принадлежала Афинам и особенно их выдающемуся политику Фемистоклу. Он первый «высказал великую мысль о том, что будущее афинян - на море», и сам немедленно положил этому начало, писал Фукидид («История», кн. I, 93, 4). В кратчайшие сроки афиняне построили более ста боевых кораблей; их экипажи состояли в основном из бедняков - фетов. Лишь ради общего согласия Фемистокл отказался от командования флотом (ему не хотели подчиняться жители Коринфа и Эганы). Так на борьбу с царем Азии поднялись консерваторы и радикальный демократ - Фемистокл и спартанские цари.

Греки понимали, что могут победить персов лишь по частям, не допуская соединения сухопутных сил и флота. Сперва они хотели разбить персов на море, а их сухопутные силы удерживать на севере Греции до тех пор, пока не будет одержана морская победа.

Отход на север

Итак, решено было армию Леонида направить в Фессалию и там перегородить Темпейскую долину на границе с Македонией. С обеих сторон над ее стенами нависают горы, не давая возможности свернуть, и персидским войска нелегко будет пробиться через заслон, выставленный греками. «Горы эти очень высокие, - отмечал греческий писатель Элиан, - словно заботой богов отделенные друг от друга так, что долина [...] простирается посередине» («Пестрые рассказы», кн. III, 1).
Однако Леонид и его приближенные вскоре убедились в слабом знании географии. Долину, где они готовились встретить персов, легко было обойти стороной. Скорее, сами греки могли угодить в засаду, ведь власти Фессалии готовы были перейти на сторону персов (по мнению некоторых историков, рассказ о плутаниях греков в собственной стране кажется надуманным.

Тогда греческая армия стала отступать, подыскивая более удобное место для обороны. Наконец внимание греков привлек Фермопильский проход - «Теплые ворота» (свое название ущелье получило по горячим ключам, пробивавшимся у подножия скал). Здесь пролегала дорога из Фессалии в Среднюю Грецию. С одной стороны было море - к нему вел обрыв, сам берег моря был заболочен; с другой стороны высились скалы, не очень высокие, но такие отвесные, что взобраться на них было нельзя. Сама дорога в этом месте была крутой и скользкой от стекавших сверху ручьев. Кое-где она становилась настолько узкой, что едва протискивалась повозка. В среднем ширина прохода составляла 50 метров, а его протяженность - 4 километра. Здесь и остановилась армия греков.

Так непобедимые на равнинах Азии персы столкнулись с необычным противником - греческим ландшафтом. Им пришлось медленно пробираться по горным ущельям и тропинкам. Казалось, каждая область в Греции защищена горами, как крепостной стеной. Вот и в Фермопилах численное превосходство персов никак не могло сказаться.

Туристы, приезжающие в Грецию сегодня, не могут в полной мере оценить картину, открывшуюся Леониду и другим грекам, когда они подошли к Фермопилам. За минувшие века местность преобразилась. Речные наносы полностью изменили ландшафт. Теперь бывший перевал оказался в нескольких километрах от моря. В древности же его защищала стена с наглухо запертыми воротами посредине. Греки подновили обветшавшую стену и принялись ждать.

Диспозиция была выбрана отменно. Защитникам Фермопил обещали подкрепление. Впрочем, Ксеркс был уверен, что его армия сметет небольшой отряд греков, перегородивший ущелье. После четырех дней ожидания он приказал атаковать. Он бросил в бой мидян, однако им не удалось пробиться через порядки греков. Не желая дольше медлить, Ксеркс приказал на следующий день идти в бой своей гвардии - отряду «бессмертных», но и тем пришлось отступить. Спартанцы заманивали персов в ворота и там истребляли их. Стало ясно, что победить греков можно лишь хитростью.
Хитрость свелась к деньгам. Персам удалось подкупить местного жителя, грека по имени Эфиальт, и тот согласился показать тропу, по которой можно зайти в тыл греческой армии (позднее он был убит, а его убийца получил награду от спартанцев). Эта обходная дорога вела вдоль края ущелья и со стороны персов была незаметна. Ближайшей ночью те последовали совету предателя.

Леонид знал о тайной тропе. Он оставил сторожить ее отряд тяжеловооруженных фокейцев численностью в тысячу человек. Им казалось, что они находятся в глубоком тылу; они скучали, и появление персидского войска, выступившего из густого леса, что рос вдоль склона горы, повергло их в полную панику. Осыпаемые градом стрел, фокейцы бежали.

Так Ксеркс вступил в Среднюю Грецию. Перед ним расстилалась беззащитная страна. Но царь не спешил вести армию вперед. Сперва он хотел покарать дикарей, так долго мешавших его продвижению. Он развернул армию и повел ее на Фермопилы, радуясь, что буквально растопчет ослушников. Там уже знали о беде. В рядах греков началась паника.

У царя Леонида, - его предупредил гонец, - еще оставалось время, чтобы отвести отряд и спасти его от разгрома. Он отослал большую часть союзников, а при себе оставил 300 спартиатов, 1000 периэков и 700 феспийцев. Они оставались на смерть - они находились в ловушке.

Загадочна судьба феспийцев. По преданию, все мужчины этой общины, способные носить оружие, отправились на войну с персами, и вот в первом же бою все решили принять смерть, оставив родной город без защиты. Комментаторы не могут объяснить поведение совершенно забытых ныне феспийцев. Почему они дружно пожертвовали собой?

Вот как описывает дальнейшие события Геродот:

«Теперь же эллины бросились врукопашную уже вне прохода, и в этой схватке варвары погибали тысячами. За рядами персов стояли начальники отрядов с бичами в руках и ударами бичей подгоняли воинов все вперед и вперед. [...] Эллины знали ведь о грозящей им верной смерти от руки врага, обошедшего гору. Поэтому-то они и проявили величайшую боевую доблесть и бились с варварами отчаянно и с безумной отвагой.
Большинство спартанцев уже сломало свои копья и затем принялось поражать персов мечами. В этой схватке пал также и Леонид после доблестного сопротивления, и вместе с ним много других знатных спартанцев. [...]
Битва же продолжалась до тех пор, пока не подошли персы с Эфиальтом. Заметив приближение персов, эллины изменили способ борьбы. Они стали отступать в теснину и, миновав стену, заняли позицию на холме [...] Здесь спартанцы защищались мечами, у кого они еще были, а затем руками и зубами, пока варвары не засыпали их градом стрел» (кн. I, 223-225, 4).

По окончании битвы Ксеркс велел подобрать тело спартанского царя, отрубить голову и посадить ее на кол, как подобает мятежнику. По словам Геродота, Ксеркс ненавидел спартанского царя больше, чем любого из своих врагов. Позднейшая эпиграмма явно приукрашивает финал битвы:

«Труп Леонида кровавый увидевши, Ксеркс-победитель,
Дивную доблесть почтив, сам багряницей одел.
Мертвый тогда возгласил спартанский герой незабвенный:
"Нет, не приму никогда должной предателю мзды!
Щит украшенье могиле моей: прочь, одежды персидски!
Я спартанцем хочу в царство Аида прийти"».
(Филипп Фессалоникский).

Битва при Фермопилах

Заветы бойцов

Спустя сорок лет спартанцы вернули останки павшего царя на родину. В месте его погребения установили памятный знак, где были перечислены все, кто пал при Фермопилах, а также упомянуты их отцы. Рядом ежегодно проводились состязания, в которых участвовали только спартиаты.

Греческий отряд был полностью перебит. Археологи обнаружили на этом месте множество наконечников стрел - следы ожесточенной битвы. В память о гибели спартиатов был установлен камень с высеченными на нем стихами Симонида Кеосского:

«Путник, пойди возвести нашим
гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя,
здесь мы костьми полегли».

Две с половиной тысячи лет спустя в нацистской Германии по этому образцу чеканилось посвящение своим «спартанцам», сражавшимся в окопах Сталинграда:
«Будешь в Германии, там расскажи, что видел, как наши воюют при Сталинграде,
Так повелел им закон - закон, что стране отчей благо сулит».

О каких же заветах идет речь?
Героическая смерть царя Леонида и трехсот его воинов - самый прославленный подвиг спартанцев. До сих пор во всех учебниках истории упоминаются триста героев, бросившие вызов многотысячной армии персов. Забыта тысяча периэков, отважно сражавшихся до конца; забыты семьсот феспийцев, разделивших участь спартанцев. Чем меньше героев, тем красивее легенда. Что ж, павший царь в этом не виноват!

Но вот вопрос, ради чего пошли на смерть две тысячи воинов, когда положение стало безвыходным? Чтобы прикрыть отступление передовых частей? Вроде бы нет. Нигде у античных авторов не говорится об этом.

Один из крупнейших немецких историков Карл Юлиус Белох вынес деянию Леонида уничижительный приговор: «Катастрофа при Фермопилах была полезна делу греков только одним - тем, что избавила союзную армию от бездарного полководца и расчистила путь человеку, который на следующий год приведет ее к победе при Платеях». Стремление судить наперекор расхожему мнению не раз побуждало Белоха пересматривать общепринятые оценки античных политиков. Но может ли подобный волюнтаристский приговор опорочить память царя, решившегося на отчаянное сражение с полчищами захватчиков?

В самом деле, смерть Леонида и его соратников ничем не помогла общему делу эллинов; скорее, она была следствием безжалостной идеологии, насаждавшейся среди спартиатов, - идеологии, полагавшей любое отступление постыдным. Для Леонида даже не возникал вопрос о том, что можно спасти жизнь солдат для новых сражений.

Подвиг трехсот спартанцев - поразительный пример их негибкости, неготовности действовать по обстановке, вопреки отданному приказу. Поведение Леонида вполне отвечало кодексу чести спартанцев, но мало вписывалось в представления об идеальном полководце. Героически погибнуть, «блюдя заветы отцов», а отнюдь не победить, отважно их нарушив, - вот долг спартанского воина. Ради этого кодекса чести пали и триста воинов - почти каждый двадцатый полноправный житель Спарты! Настоящая катастрофа для такой державы, как Спарта, где элита, державшая в повиновении страну, была столь малочисленна.

В конце концов в памяти поколений Леонид стал воплощением спартанского духа, образцом истинного спартанца, чьи нормы поведения были чужды и непонятны большинству греков. Тем удивительнее, что в ХХ веке в некоторых странах, в том числе в нацистской Германии и ее антиподе - Советском Союзе, наблюдается настоящий культ Леонида и 300 спартанцев. Их гибель безоговорочно признается подвигом, образцом выполнения долга. В духе спартанских доблестей воспитываются миллионы юношей, готовых «все, как один, умереть за это».