Лученецкая-Бурдина И.Ю. Современные подходы к прочтению русской классики в школе

 

Аннотация. Статья посвящена изучению на уроках литературы романа-эпопеи Л.Н.Толстого «Война и мир». В ней рассматриваются принципы, определяющие внутреннее единство произведения, предлагается интерпретация системы образов романа и нравственных проблем, поднимаемых писателем.

Ключевые слова: антитеза, всезнающий автор, нравственный идеал, роман-эпопея, семантические оппозиции, система образов.


Обращение в средней школе к творчеству Л.Н.Толстого — писателя, художника, моралиста — задача сложная, но вполне решаемая. Особый интерес и споры вызывает роман «Война и мир» (1863—1869). Именно это произведение, создаваемое Толстым в пору счастливой семейной жизни, принесло автору мировую известность. В нём слились воедино все грани таланта Толстого. Тем более нелепо, а порой абсурдно звучит появившееся в последнее время предложение исключить роман «Война и мир» из практики школьного изучения. Это может свидетельствовать о значимости романа-эпопеи для формирования национального сознания в эпоху кардинальных перемен и утраты нравственных ориентиров1.

Роман «Война и мир» в традиционном школьном изучении ориентирован в большей степени не столько на анализ текста, сколько на пересказ общеизвестных истин о «мысли народной», о пути героев Толстого к народу, о дубе князя Андрея. Подобное одномерное изучение обедняет Толстого, прогнозирует стереотипное и фрагментарное восприятие произведения. Нам представляется более продуктивным его изучение от анализа текста в целом к его интерпретации и осмыслению концепции романа.

Вектор изучения этого произведения в значительной степени определяется уровнем подготовленности класса и предпочтениями учителя и учеников. Важно прояснить общие принципы построения этой великой книги. При анализе текста необходимо определить основные принципы организации художественного материала в романе и ведущие семантические оппозиции. «Война и мир» — эпически объёмное строение Толстого, во главе которого стоит всезнающий автор. «Пространство всеобъемлющего авторского ума» [2] диктует иерархический принцип организации материала. Он предопределяет общую композицию «Войны и мира», в основе которой движение от войны к миру; от мира существующего к миру должному, от человеческой конечности — к бесконечности бытия, от хаоса — к гармонии. Цельность произведения предопределена позицией автора и организующей идеей Толстого. Его интересует воплощение в романе «мысли народной вследствие войны 1812 года». Таким образом, в единый «замок» художественной постройки сведены философские, исторические, этические, психологические проблемы. Разрешая их, Толстой создаёт произведение, в основе которого ответ на вопрос о пути от войны к миру. При этом важно обратить внимание учеников на то, что определяющим структурным принципом организации материала становится антитеза, которая пронизывает все уровни текста. В качестве ведущих семантических оппозиций возможно назвать следующие: мир — война, небо — земля, Запад — Восток. Учителю необходимо подчеркнуть, что эти оппозиции не только противопоставлены, но сопряжены волею автора в нерасторжимое художественное единство [3].

Наряду с горизонтальной зоной исторического среза движения с Запада на Восток в романе-эпопее существует вертикальная ось, предполагающая приближение человека к нравственному идеалу. Нравственный идеал Толстого — идея мира и братского единения людей в любви. Эта важнейшая тема романа предполагает различные аспекты её разработки. Идея мира и единства — внутренняя пружина движения в романе-эпопее. Противопоставленность войны миру, поиск пути от войны к миру — важнейшая философско-этическая проблема, разрешение которой заключается в обретении вселенского братства людей.

Учителю необходимо обратить внимание на то, что «мысль народная» корректируется Толстым «мыслью семейной» и необходимо дополняет её. Приверженность к дому, семье — знак мира и укоренённости. Таким образом, категория рода и семьи становится важнейшей смысловой доминантой произведения. «Родовые гнёзда» Ростовых (интуитивное постижение мира), Болконских (рациональное освоение мира), Курагиных (завоевание чужого мира) противопоставлены как различные отношения к жизни.

Выясняя причины разъединения (войны) людей, Толстой использует сюжетную ситуацию столкновения миров. Семья Курагиных в романе представляет своеобразный «антимир». Это скорее родовая общность, нежели семейное единство. Толстой подчёркивает салонный, ритуальный характер общения этих персонажей вне пространства дома или семьи. При создании их родового портрета писатель использует систему повторяющихся мотивов, подчёркивая поклонение искусственному, то, что он называет «призраком жизни» вместо жизни. Внешняя телесная красота, присущая Курагиным, исчерпывает суть образов. Безжизненно прекрасна «античная красота тела» Элен, равно как и её одинаковая улыбка. Отражение наполеоновского типа сознания у представителей этого рода проигрывается Толстым в сюжетных ситуациях столкновения миров. Курагины, в представлении Толстого, обладают природным инстинктом, не освещённым нравственным чувством, и это делает их сильными противниками «мира должного».

Толстой не однажды повторял, что «узел романа» — история увлечения Наташи Ана- толем. «Наполеоновское» как комплекс чувств, убеждён писатель, должно быть побеждено не только на поле сражения, но и в душах любимых им персонажей. Опыт приближения Наташи Ростовой к Курагиным необходим в сюжете романа, а его итог закономерен, поскольку это сильнейшее искушение испытывает героиня на пути к «должному миру» любви и семьи. Таким образом, и в романической линии «Войны и мира» проигрываются сюжеты «большой войны» и обретения мира. Важно отметить фактическую завершённость линии рода Курагиных: Толстой рифмует эпизоды неожиданной смерти Элен в Петербурге с известием о Бородинской битве; Анатоль, любующийся своей красотой, изуродован при Бородине; князь Василий в предпоследней главе романа возникнет как эпизодический персонаж («трогательный, добрый и жалкий старик» [4, VII, с. 243]).

Сюжет столкновения миров не исчерпывает замысла Толстого. Выяснив причины разъединения людей, он показывает путь к обретению мира. В художественной концепции романа этот путь всегда связан с испытанием любовью и смертью. В системе этических ценностей писателя отчётливо обнаруживается противопоставление любви как чувства предпочтения одного прочим и любви как состояния духовного родства с миром. Физическая и нравственная природа любви разведены на разные полюсы и художественно отражены в оппозиции «телесное — духовное».

К постижению мира и безусловной сути вещей толстовские герои приходят через кризисные состояния. Чтобы обрести согласие — мир со Вселенной — герой должен пройти свой путь, в основе которого движение от человеческой изолированности, замкнутости, конечности — к идеалу всеобщего единения и братства. Это движение в представлении писателя затруднено раздором, враждой, соблазнами. Сильнейшее искушение — чувство физической любви. Толстой рассматривает в романе два возможных варианта жизненного поведения своих героев: искушение ума переживает князь Андрей, Пьер Безухов подвержен искушениям сердца. Между этими персонажами — Наташа Ростова. Она поставлена в особую близость к толстовскому идеалу гармонического согласия с миром. В композиции персонажей эта героиня оказывается тем центром, к которому приближаются и которым проверяются практически все герои.

Князь Андрей всегда ощущает дистанцию между собой и окружающими. Он рационально осваивает мир и более рефлексирует по поводу жизни, нежели живёт. Преодоление «наполеоновского комплекса» (замкнутости на себе) не исчерпывается для героя открывшимся небом Аустерлица (т. I, ч. III, гл. 16), но лишь прогнозирует возможность дальнейшего развития образа (завистливый взгляд на землю — т. III, ч. II, гл. 36). «Берегись! - послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полёте, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлёпнулась граната. <...> Ложись! - крикнул голос адъютанта, прилёгшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни. “Неужели это смерть?” - думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося чёрного мячика. - “Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух...” - он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят» [4, VI, с. 262]. Приближение князя Андрея к Наташе тождественно открытию «совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких-то неизвестных ему радостей» [4, V, с. 219]. И всё же он оставался, комментирует Толстой, «чужим и страшным» [4, V, с. 234] для Ростовых человеком. «Умственные постройки» Болконского сталкиваются с естественной жизнью и судят её по рациональным законам: «главное, о чём ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противоположность между чем-то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нём, и чем-то узким и телесным, чем был он сам и даже была она» [4, V с. 220]. В его сознании по воле автора произойдёт примирение жизни со смертью, которое выразится в постижении смысла начала вечной любви: «Любовь есть жизнь. Всё, всё, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. <...> Любовь есть бог, и умереть - значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику» [4, VII, с. 69]. В этих размышлениях князя Андрея сформулирована важнейшая философская проблема Толстого, вынесенная в сферу размышлений о жизни и смерти.

Путь «искушений сердца» Пьера Безухова представлен Толстым в ином ракурсе. В естественной и сильной натуре этого героя любовь первоначально обнаруживает себя как природное чувство, прикрытое ритуальной французской фразой: «Je vous aime». Путь Пьера к Наташе сопровождает ощущение стыда за эту «чужую» фразу. По мнению Толстого, включённость персонажа лишь в сферу физического чувства неизбежно приводит к катастрофе. На сюжетном уровне это выражается в повторяющихся ситуациях бегства героя от жены. К постижению глубинной сути Наташи Ростовой, как это ни парадоксально, Пьера приближает опыт Бородинского поля и плен. Восстановление мира на новых основаниях совершается под влиянием Платона Каратаева. Много «попростевший» Пьер теперь знал: «то самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало... Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру... веру в живого, всегда ощущаемого Бога... И вдруг он узнал в своём плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что Бог вот он, тут, везде» [4, VII, с. 217]. Безликое начало всемогущей любви, которое внушил Каратаев, Пьер обретёт в Наташе Ростовой. Он узнал Наташу и вместе с ней узнал неожиданное и новое чувство «счастливого безумия», когда «любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их» [4, VII, с. 243]. Подобное состояние внутренней свободы и гармонии означало для Толстого момент приближения к истине, к миру должного в сфере человеческих отношений.

Представленный в статье материал демонстрирует одну из возможных интерпретаций произведения. Роман «Война и мир» столь многогранен, что при обращении к нему неизменно обнаруживается то, что ранее осталось не замечено. Показательно в этом отношении суждение о романе Андрея Белого: «Четыре раза с величайшей внимательностью вчитывался я в “Войну и мир”. Четыре раза я поражался вовсе новыми для меня штрихами. Передо мной четыре непохожих романа “Война и мир”» [1, с. 145]. В разные годы поэта поражали то «всеобъемлющий охват событий», то «лирические вихри бесконечно малых движений творчества», то действующие лица романа, тайники душ которых «оказались символами каких-то провиденциальных черт души русской». Перечитав роман в четвёртый раз, Белый увидел в Кутузове «средоточие всех эпических, лирических и символических нитей романа; цветная радуга творческих переживаний в нём сливалась в белый луч самой жизни Толстого» [1, с. 146].

Обращение к «Войне и миру» в школьном курсе литературы означает лишь начало пути приобщения к разрешению нравственно-философских проблем, поднимаемых и решаемых в русской литературе, начало пути формирования духовно-нравственной личности и национального самосознания.


ЛИТЕРАТУРА

1. БЕЛЫЙ А. Лев Толстой и культура // О религии Льва Толстого. Сборник II. — М., 1912.
2. ПОМЕРАНЦ Г.С. Открытость бездне. Этюды о Достоевском. — New York, 1989. —
С. 76—77.
3. См. об этом более подробно: ЛУЧЕНЕЦКАЯ-БУРДИНА И.Ю. Концепция войны и нравственный идеал Л.Н.Толстого (на материале романа-эпопеи «Война и мир») // Взаимодействие вуза и школы в преподавании отечественной литературы: материалы межрегиональной научно-практической конференции. — Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2006. — С. 30—37; ЛУЧЕНЕЦКАЯ-БУРДИНА И.Ю. «Война и мир» в художественном осмыслении Л.Н.Толстого // Глагол. Методический журнал для учителей русского языка. — Клайпеда (Литва). — 2014. — № 11. — С. 45—62.
4. Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 22 т. — М., 1978—1985. (Ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.)

 

ЛУЧЕНЕЦКАЯ-БУРДИНА Ирина Юрьевна
доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русской литературы ЯГПУ им. К.Д.Ушинского