Чанцев А. Японский - простой язык

Японский язык, как я всегда говорю, простой язык. И имеющиеся сложности при изучении глубоко укоренены в самой японской ментальности.

Во-первых, это иероглифика. Которую, да, надо кропотливо, занудно (прописывать, как в первом классе в прописях буквы) изучать и запоминать. С порядком написания черт, со всеми китайскими (онны- ми) и японскими (кунными) чтениями. А также - чуть позже - совсем не всегда логически объясняющиеся чтения этих самых иероглифов в сочетаниях, собственно словах (иероглиф может выступать как отдельно, полноценной, так сказать, семантической единицей, так и в сочетаниях с другими, как часть слова).

В этом отражается и заложено японское трудолюбие. Отсутствие какого-либо страха и внутреннего сопротивления перед - зачастую, особенно на западный, русский вольный взгляд, рутинной, если не сказать - туповатой работой в японских корпорациях, да даже не только у белых, но и у синих воротничков. У нас во времена веселой студенческой жизни в Японии любимыми японскими работниками были «продавцы полосатых палочек» - дорожные рабочие, обычно предпенсионного возраста, которые стояли у любых, даже самых незначительных дорожных ремонтных работ и махали палочками, дескать, внимание, осторожно, обходите. Смешно? Но уровень аварий, травматизма в Японии гораздо и гораздо ниже, чем в Европе. Понятно это европейцам? Не совсем - вспомним «Страх и трепет» Амели Нотомб, как бедную европейку заставляли переписывать бесконечные списки из названий фирм, она все напутала, вообще мечта и попытка стать японкой, работать и жить с японцами заканчивается для героини плачевно, мечты разбиты в прах о японскую действительность, слезы на лепестках сакуры.

Дневник Мурасаки Сикибу


Иероглифика, как мы знаем, разбавлена двумя азбуками. Хирагана предназначена для собственно японских слов, предлогов, окончаний и прочих флексий. Катакана - для заимствованных слов. Но есть, как говорится, и нюансы - скажем, обычное слово, буддами и ками предназначенное к написанию хираганой, может в каких-то выделительных, курсивных целях (в рекламе, скажем) записываться катаканой.

В японском вообще много таких добавлений, субнаписаний. От совершенно сейчас не читаемых манъёганы (ранняя форма японской письменности, в которой японские слова записывались схожими по звучанию китайскими иероглифами, название происходит от «Манъёсю») или камбуна (по сути, классический литературный китайский, переделанный, подогнанный для японских нужд) до простой фуриганы (азбучный ряд, мелкое их написание, подсказывающее, как читается какой-либо сложный иероглиф). При этом - просто пример «цветущего разнообразия» - фуригана еще может называться ёмигана (слово записываться иероглифами) или же руби (катаканой). А своего рода фуригана в камбуне - значки, указывающими на изменение порядка иероглифов в соответствии с японским синтаксисом,- называются каэритэн (записывается иероглифами и хыраганой).

Иероглифическое же и азбучное, если допускать, обобщать и немного фантазировать, олицетворяет само существование, функционирование языка, а также ту самую японскую ментальность. В ней есть жесткая основа, ядро, плод (иероглифы) и мягкая оболочка, мякоть (азбуки). Язык же сочетает китайское (как наша азбука была заимствована, так и иероглифика была импортирована из Китая) и японское (для исконно японских слов были подхвачены завезенные иероглифы, то есть к тем были привинчены японские чтения). Модерный язык сильно разбавлен заимствованной, прежде всего англоязычной лексикой (раньше, во времена Реставрации Мэйдзи, научная литература шла еще и из Германии, то есть пласт немецкой лексики в анамнезе). Англоязычной все больше. Но при этом она японизируется, заземляется, произносится на японский лад (сразу ли узнаешь, скажем, в «гаруфурэн- до» girl-friend или в «рабу» - love?).

Сами же японцы не то что европеизируются, но то самое ядро (Япония, Нихон или Ниппон - это и есть основа, корень солнца) размягчается постепенно - иероглифика, особенно сложная и редкая, представляет уже некоторую сложность для самих ее носителей. Или все проще и банальнее - иероглифы давно уже никто почти не пишет от руки, их набирают на компьютерах, смартфонах, то есть - забывают написание. Руки не делают - мозг не помнит. Хотя, конечно, помнит. В подкорке, в основе, в глубинных сейсмическо-семантических пластах. Этакие скрепы, не дающие распасться островной нации, размыться (в Японии зашкаливающая, по современным космополитическим меркам, моноэтничность).

Второй же сложностью я бы назвал формулы, степени вежливости. Так называемый «кэйго», буквально почтительный язык, язык уважения. «Го», язык, кстати, здесь тоже самое, что и в «росияго» или «эйго», русском или английском, то есть мы понимаем, что речь, прошу прощения за тавтологию, идет буквально о другом языке. Здесь уже меняется не написание тем или иным способом самого слова - в корне, опять же тавтология, трансформируется сама лексика. Она - другая в зависимости от иерархии, социальных страт, степени родства, пола, положения в школе, институте, фирме и прочих корпорациях и цехах. «Орэ га ику» и «атасы га ыки- масу» - скажет о том, что идет, мужчина на обычном разговорном и женщина на нейтрально-вежливом. Он - это -сан или -кун, она - тоже -сан или -тян. Если, конечно, они не преподаватели, врачи или не велики чем-то еще. Тогда - сейчас просто о вежливых приставках к имени - -сама, - до- но или -сэнсэй. И тогда уже не «ику», а «ирассяру» или «ойдэ-ни пару», не «йу» (говорить), а «оссяру» (вешать, речь, изволить говорить). То есть они не о себе это скажут (это тоже потеря лица, «сицурэы»), а о них. И это все - направление действия, от кого к кому, кто, так сказать, благодетель, а кто скромный реципиент - надо различать, ни в коем случае не перепутать.

Весь этот пласт, конечно, выучить гораздо проще, чем тот же иероглифический минимум в 2136 иероглифов, но, за отсутствием аналогов в западных языках, он может иногда доставить и минуты раздумий и недоумений. Потому что - такой степени иерархизированности, стратности, разделения общества и их лингвистических реализаций нет в самой западной ментальности. Язык же, подчеркнем очевидность, есть скорее выражение, отображение не столько самой реальности, сколько представлений о ней данного этноса, в данную эпоху, «в моменте» и «в ресурсе».

Японский язык удивительным образом сочетает в себе сложность (немного коснулись ее) и простоту. Просто в нем, в принципе, все остальное. Грамматика? Элементарна - нет как таковых родов, всего два времени (прошлое и настоящее-будущее). Нет сложностей с произношением (тонизация редуцирована, ударение плавающее, то есть, как я всегда говорю, произносите слово так, будто не уверены, на какой слог падает ударение, выйдет вполне аутентично). Нет диалектов - то есть, конечно, есть, но это скорее такой местный флер, предмет для гордости или шуток (жители региона Канто подшучивают над жителями региона Кансай, опознают их, и те и те слегка трол- лят жителей Хоккайдо, вот же деревня, прости Будда, там и снег идет, и медведи ходят, только представьте себе, как в какой-то России!). Слова умеренной длины.

Вот только словарный запас действительно зашкаливающий. Он, как сам язык, распадается (не распадается, един в своей сложности, как мы выяснили) на различные способы написания, манифестации, а общество разделено на ниши и клетки, тоже в свою очередь и очевидным образом имеет различные пласты. Наша преподавательница японского Татьяна Львовна Соколова- Делюсина рассказывала, как переводила «Гэндзи-моногатари» - на печатной машинке (невозможно себе сейчас представить!), а японцы присылали ей словари по различной лексике, один из них, до сих пор помню, был «лошадиный» - упряжь, масть лошадей, что-то прочее. В соответствии с указом императора Акихито за свой многолетний труд она получила одну из высших наград страны - Орден Восходящего солнца (Золотые лучи с розеткой), более чем заслуженно.

Да и иероглифический минимум минимумом, но так-то иероглифов под пять десятков тысяч. И если читать что-то сложнее, чем газеты, какие- то старинные трактаты, древние книги, изысканную литературу (помню, как сбился со счета, подсчитывая синонимы как раз «изысканного, утонченного» у любителя дореформенного языка и старой лексики Мисимы), то они там будут. Другой вопрос, что большинство древних книг издаются в любой степени упрощения - от просто адаптаций под нормы современного языка до манга-версий (один из любимых, кажется, приколов Рунета - что в Японии издали мангу по Достоевскому на пару сотен страниц-рисунков).

Все это, если есть нужда или интерес, можно выучить. Возвращаясь, еще раз убедимся. Японский - синкретичен, синтетичен, но при этом удивительно гомогенен. Сему тоже есть множество подтверждений - и давно идущие разговоры о переходе на латиницу ни к чему не привели и никогда не приведут, и рядового японца нисколько не смутит фраза на японском, со всеми видами написания и с заимствованными словами да и вообще английским словцом посреди фразы. И японский действительно прост - если только понять его структуру, обуславливающие его ментальные особенности, то дальше - просто вопрос усидчивости. «Гамбаримасу», как говорят японцы, засучивая рукава и приступая к работе.

К работе приступают, кстати, многие. Японцы умело и давно используют soft power - пропагандируют свою культуру, духовную и материальную, по всему миру. И буквально недавно мне попадалась статистика - количество изучающих японский язык растет не только по всему миру, но и в нашей стране, где, в силу известных по- литическо-санкционных реалий, японский бизнес активно уходит или приостанавливает свою деятельность, японисты остались без дела и с японским языком буквально никуда не устроиться, заработка не получить, а до Японии долететь можно, но тягостно долго и с пересадками.

Японский, разумеется, изучают не для этого. А для чего-то, что таится в его корнях, что открывает секретные двери к тем основам уже не японского языка, но самого японского. И вполне возможно, что японский можно не только изучить, но и научить может он сам. Например, иному подходу к изучению языка в целом. Известно, что многое, если не все на Востоке, определяется философской традицией, где процессу отводится главенствующая над результатом роль. Отсюда (да еще из Древнего Китая!) роль церемониала, бесконечное повторение знаков в каллиграфии, любование (вечно повторяющейся) природой, прочие искусства и духовные практики. В отличие от западного мира, где изучение языков нацелено на достижение быстрого прагматического результата (краткие курсы, интенсивы и прочее), здесь процесс изучения японского ценен сам по себе. И при этом неотделим от результата, который, как сатори после многодневных медитаций, в бесчисленных повторениях может явиться вдруг под легким движением кисти.