Волков А. Александр Невский и его время

Беды Русской земли

Жизненный путь Александра Невского начался в эпоху феодальной раздробленности на Руси. В общих междоусобицах давно была отброшена идея «Русской земли», великого единого государства, воспетого летописцем Нестором в своей «Повести временных лет», которая, как он писал в подзаголовке, вся была посвящена тому, «откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля». Вследствие политических интриг страна распалась на множество частей (уделов), чьи правители были обречены воевать друг с другом до полного разорения своих и чужих владений.

И чем горше было памятливым людям видеть эту «мерзость запустения», разросшуюся там, где при дедах простиралось «святое место» (Мф. 24:15), - тем чаще оживала эта утраченная идея в умах князей и людей из их окружения.
Одни из них, впрочем, пока еще радовались и упивались своим самовластием, мечтая разве что о том, как захватить пядь соседнего княжества да несколько городов в придачу, и готовы были ради этого развязать поис- тине братоубийственную войну, ибо против кого из князей они ни повели бы свое войско, они повели бы его против своего кровного брата, пусть и родство с ним звалось бы «седьмой водой на киселе». Уж слишком далеко раскинулись ветви генеалогического древа Рюриковичей, приближая в перспективе степени родства между отдельными князьями к исчезающе малой величине.

Понятие «Русской земли», охватывавшее все области, которые платили дань Киеву около 1000 года, в период, пожалуй, наивысшего могущества древнерусского государства, когда им правил князь Владимир Святой, имело еще и сакральное измерение, было «Святой землей», поскольку князь всю ее крестил, отвратив от язычества и обратив в христианство - в православную веру, перенятую от Византии.

Однако по мере того, как отдельные княжества фактически обретали независимость, их подданные должны были служить лишь своему князю и быть патриотами своего клочка земли. Другие же области Русской земли становились для них чужими, а со временем - и враждебными. Ну а для наиболее сильных и могущественных князей идеей фикс - безумной, навязчивой идеей стал захват Киева, который, по мнению ряда историков, был важен не только как главный политический центр единой прежде страны, но и как ее сакральный центр.

Киев для жителей тогдашней Руси был чем-то вроде Иерусалима - главного города исконной Святой Земли. Недаром самый властный русский правитель XII века Андрей Боголюбский, великий князь Владимирский, прикладывал все усилия, чтобы доказать, что его столица, Владимир, как писал современный российский историк И. Н. Данилевский, «должна была стать преемницей Киева в деле спасения Русьской (православной) земли, т. е. Новым Иерусалимом» («Русские земли глазами современников и потомков (XII—XIV вв.)», лекция 3, 2001).

В 1169 году князю Андрею наконец удалось захватить стольный град Киев. «Город был разграблен, сожжен, население убито или взято в рабство» - лаконично пишет русский историк М. Я. Геллер об обращении северного деспота с недоступной ему так долго столицей.

Злая честь

Именно в такой - раздробленной и воюющей - стране появился на свет Александр Ярославич, будущий князь Александр Невский. «Князь Александр родился в городе Переяславле- Залесском 30 мая 1220 года», - подводит итог своим разысканиям российский историк Ю. К. Бегунов, автор его биографии («Александр Невский», 2003).
Феодальная разобщенность стала причиной множества бед на Руси - многих междоусобных войн между различными уделами распавшейся державы. Она же привела в 1230-е годы к великой беде: большинство русских княжеств были поодиночке разбиты и разорены армией монгольского хана Батыя.

Войска Батыя, внука Чингисхана, вторглись в пределы Рязанского княжества в конце 1237 года. Сокрушив армию местного князя Юрия Игоревича, громадное монгольское войско (его численность составляла 150 тысяч человек) захватило Рязань. Началось поголовное истребление ее жителей. И мирные горожане, и воины, «все как равные пали, все одну чашу смертную испили», писал летописец.

7 февраля 1238 года пал Владимир, столица другого княжества. Множество горожан, включая княжескую семью, были в тот день заживо сожжены в Успенском соборе. Пролетев по северо-восточным русским городам, словно тучи стрел, монголы все их превратили в руины: Ростов, Углич, Ярославль, Дмитров, Тверь. Всюду «текла кровь христианская как река сильная!» («Повесть о разорении Рязани Батыем»). В марте была разгромлена и дружина великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича. Из его отрубленной головы монголы сделали чашу для питья.

Тело Руси было исколото монгольскими стрелами. Последняя целила в сердце. Осенью 1240 года враги подошли к стенам Киева. До тех пор еще ни один город не спасся, когда его атаковала монгольская рать. Погиб и стольный град Киев. Кульминацией штурма стало 6 декабря 1240 года, когда под ударами монгольских стенобитных орудий рухнула Десятинная церковь, где укрывалось множество людей. Затем монголы, вестники смерти, направились на Юго-Западную Русь, в Волынскую и Галицкую землю. «И не было во Владимире (Волынском) никого, кто бы остался жив», - записал летописец.

Лишь отдельные области Руси были чудом спасены от нашествия. Например, в 1238 году, не дойдя всего ста верст до Новгорода, монголы вдруг повернули назад, не забрав у юного князя Александра Ярославича ни города, ни его жизни.
Монголы поработили завоеванную ими страну. Отныне ее княжества должны были выплачивать им крупную дань, чтобы избежать нового разорения (в список данников позднее был включен и Новгород). Мертвенное оцепенение охватило тогда Русь.

Чтобы на русских землях поддерживался какой-то порядок, монголы назначили им нового правителя - провозгласили великим князем Владимирским, первым монгольским ставленником на Руси, Ярослава Всеволодовича, брата убитого ими Юрия Всеволодовича и отца Александра Невского. За этим назначением пожилому князю пришлось поехать в низовья Волги, в город Сарай-Бату. Ведь отныне русский великий князь становился «служилым человеком» - слугой монгольского государя, которому поручалось управлять вверенной ему территорией. Он должен был приехать к хану и получить у него ярлык на княжение.

Система управления, созданная монголами, писал М. Я. Геллер, «ничем не напоминала, например, турецкого ига на Балканах. Монголы нигде в завоеванных землях не оставляли гарнизонов - что было невозможно в связи с их малочисленностью. Они всюду сохраняли местную власть» («История Российской империи», т, 1, 1997).
Но эта власть теперь была такой же призрачной, как и благополучие героя греческого предания Дамокла. «Злее зла была честь монгольская!» Поездка в ханскую ставку, без чего власть было не получить, оказывалась так же опасна, как вылазка в логово лютого зверя. Много князей русских сложили голову свою на чужбине - в одной из монгольских столиц, где случайный проступок или чей-то коварный навет неизбежно навлекали смерть. И все-таки они ехали туда, порой жили годами, добиваясь ханской милости, интригуя, чтобы получить «земельку» себе - «отчину».

Столиц было две, ближняя и дальняя. Основанный в 130 километрах к северу от современной Астрахани Сарай-Бату, столица Золотой Орды, и Каракорум, столица всей Монгольской империи. От Владимира до Сарая было 1250 километров, а до Каракорума - 4500 километров.

В Сарае правил Батый; в Каракоруме было тогда междуцарствие, монгольский трон занимала Туракина (Дорегене), вдова Угэдэя. Сын Всеволода Большое Гнездо, Ярослав, поехал в Сарай-Бату и был милостиво принят - объявлен великим князем (руины Киева также были отданы ему). Вернувшись на Русь, он не стал восстанавливать Киев, а уехал к себе во Владимир, показывая, что этот город теперь - столица всея Руси.

Земля за болотами

Итак, в годы юности Александра Невского почти вся Русская земля была захвачена монголами, а многие ее города были ими выжжены и уничтожены. Лишь лежавшая на северо-западе Руси Новгородская республика чудесным образом спаслась от набега на нее азиатской орды. Разорена была только ее юго-восточная окраина с городами Торжок и Бежецк. Историки до сих пор спорят о том, что уберегло Новгородскую землю от злейшей расправы. Чаще всего говорят о том, что монгольской коннице пришлось повернуть назад перед силами природы, которые были ее могущественнее. Путь к Новгороду той весной ей преградили бескрайние болота, разлившиеся тогда и сделавшие путь для армии непроходимым.

Новгород же после нашествия монголов на Русь приобрел особый статус. Теперь, когда Киев пал, именно он стал самым большим и важным городом Русской земли.
К тому времени в Новгороде сложилась своя, необычная для Древней Руси система власти. Здесь установилась республика, подобная торговым республикам тогдашней Италии. Новгород предпочитал торговать, а не воевать.

Князь здесь был «наемным работником». В кризисной политической обстановке он командовал дружиной, давал отпор врагам. Когда же времена успокаивались, новгородцы легко изгоняли князя, не давая ему захватить власть над городом и страной, и выбирали себе другого правителя.

Стремление Новгорода к самостоятельности проявилось задолго до монгольского «потопа». Еще в 1136 году его жители впервые призвали к себе на службу князя против воли Киева. До этого киевские князья традиционно посылали править городом своих старших сыновей и будущих преемников. Теперь прежняя связь с Киевом наконец пресеклась.

Важным шагом на пути к самостоятельности было строительство в середине XI века Софийского кафедрального собора. Тот стал символом города, который даже стали именовать «городом Святой Софии».

Начиная с 1156 года новгородцы сами выбирали себе епископа, а девять лет спустя добились, чтобы глава местной церкви носил титул архиепископа.
Как писал немецкий историк Карстен Гёрке в очерке «Великий Новгород и Псков», в Xll—XIII веках «самосознание новгородцев [...] сформировало особую [...] идеологию, которая стремилась утвердить превосходство Новгорода над Киевом и именовала свободные выборы [князя] особой традицией, возникшей еще в стародавние времена» (С. Goehrke. «Grofi-Nowgorod und Pskov/Pleskau»//«Handbuch der Geschichte Russlands», v. 1, 1981). Этой идеологией проникнуты и новгородские летописи той эпохи.

Выбор такой идеологии, равно как и гордость и заносчивость, присущие новгородцам, были обусловлены тем, что «Господин Великий Новгород» превратился в процветаю
щую торговую державу. Новгородцы контролировали всю торговлю Русской земли с Европой, которая велась по Балтийскому морю. В начале XIV века ими были подписаны договоры со Швецией и Норвегией; в конце того же столетия заключен мир с Ганзой - союзом германских и балтийских городов.

Невская битва

За сто лет до «вечного мира» со Швецией новгородские отряды регулярно отправлялись в поисках военной добычи в Прибалтику и далее на север, в области, населенные финскими племенами, а то и в шведскую даль. Новгородские летописи сообщают о случавшихся стычках.

Например, в 1223 году «прииде князь Ярослав (Всеволодович; отец Александра Невского. - А. В.) от брата в Новгород с всею областию и поиде к Колываню (ныне - Таллин. - А. В.), и повоева всю землю Чюдьскую; а полона приведоша бес числа, но города не взяша и злата много взяша» (Московско-Академический список Суздальской летописи).

Или в 1227 году: «Иде князь Ярославъ с новгородцы на Емь (финнов. - А. В.), и повоеваша всю землю и полонъ приве- доша бещисла» (Новгородская первая летопись младшего извода).

Аксиомой тогдашней политики было: действие равняется противодействию. Все отвечали всем, мстили и диким племенам, и рассудительным князьям.
Вот и избавленных от смертельной монгольской угрозы новгородцев на рубеже 1230—1240-х годов стали всё чаще тревожить появления шведских и немецких отрядов. И если в безнадежных боях с монголами гибли все как один, и ровесники Александра Ярославича, и князья много опытнее и старше его, то в этих «арьергардных схватках» князь Александр оказался молодцом.

Обращаясь к тем событиям, следует сразу подчеркнуть, что база источников, повествующих о них, «чрезвычайно скудна и дает широкий простор для спекуляций», как отметила сторонняя наблюдательница Гертруда Пикхан в книге «Господин Псков: возникновение и эволюция городского центра власти в Древней Руси» (G. Pickhan. «Gospodin Pskov: Entstehung und Ent- wicklung eines stadtischen Herrschafts- zentrums in Altrussland», 1992).

Как бы то ни было, политическая обстановка в Прибалтийском регионе тогда все более накалялась, и юный князь вынужден был на это реагировать. В любой момент Новгород мог подвергнуться нападению либо враждебных племен, либо немецких рыцарей. Не следовало забывать и о монголах, по-прежнему угрожавших городу. Эпоха бросала вызовы, и князь, имея опору лишь в себе, вынужден был один принимать самые рискованные решения и ввязываться в битвы, грозившие ему и городу гибелью.

Итак, когда новгородцы дождались очередного ответного удара с севера, от шведов и финнов, это привело к сражению, которое включают во все анналы русской истории, даже не сообразуясь с тем, что его обстоятельства были обыденны и неприметны.

Как уже сказано, новгородцы не были воинственными людьми, их влек купеческий промысел, а не азарт истребления. Но статистика уведомляет: естественным состоянием для средневекового Новгорода все равно была война. Будущий академик Д. С. Лихачев писал в одной из своих первых книг: «За время с 1142 по 1446 г. Новгород 26 раз воевал со Швецией, 11 раз - с Ливонским орденом, 14 раз - с Литвой и 5 раз - с Норвегией» («Новгород Великий: очерк истории культуры Новгорода XI— XVII вв.», введение, 1945).
Каждые шесть лет Новгород воевал с кем-то из западных и северных соседей. А сколько раз за эти три века он воевал с русскими княжествами? Что же касается Невской битвы...
И. Н. Данилевский пишет: «...Столкновение на Неве вряд ли можно назвать битвой. Мы даже не замечаем, как уже одним этим словом начинает закладываться фундамент мифического восприятия» («Русские земли глазами современников и потомков (XII—XIV вв.)», лекции 5-6, 2001). «Похоже, что Невская битва не отличалась грандиозностью и большим числом участвовавших в ней воинов», - признает Ю. К. Бегунов («Александр Невский», 2003).

Впоследствии молва превратила эту пограничную стычку в грандиозное сражение, может быть, решившее судьбу Северо-Западной Руси. Молва - старый, заслуженный мастер, живописующий прошлое в багровых тонах.

Невская битва состоялась 15 июля 1240 года. Шведские корабли, поддержанные отрядами финнов, вошли тогда в устье Невы. Когда воины высадились, их неожиданно встретила дружина юного князя, узнавшего о вторжении и быстро пошедшего в бой. Недостаток в людской силе скрыл натиск, с которым действовали новгородцы. Их решимость сражаться пугала врага. Так и малолюдно одерживают победы.
Сражение продолжалось в тот долгий летний день до темноты; к ночи противники разошлись. Шведы потерпели поражение и к утру отступили на уцелевших кораблях. Вторжение в Новгородскую землю было пресечено, прежде чем хоть один ее город пострадал.

Всего, согласно летописным источникам, в Невской битве пало несколько десятков русских воинов при численности войска в 1300-1400 человек. Потери шведов могли составлять от нескольких десятков до нескольких сотен человек.
И правда в тот памятный день была на стороне Александра Ярославича, и перед ней отступила чужая сила. Казалось бы, на фоне грандиозных исторических сражений древности и Нового времени эта битва в лесной глуши выглядит мелкой пограничной стычкой, в которой обе стороны не понесли столь уж больших потерь, но она изменила ход истории. Новгородская земля еще на столетия сохранила свою свободу и навсегда уберегла православную веру. (Впрочем, пограничные стычки со шведами продолжались и впоследствии.)

За эту битву молодой князь Александр Ярославич, еще почти отрок летами, был прозван «Невским». Вряд ли он сам когда-либо узнал об этом «народном титуле». В источниках его начинают называть «Невским» лишь в XV веке.

Интермедия. Импичмент

В судьбе Александра Ярославича Новгород все-таки занимал странное место. Несомненно, князь и любил его, и ненавидел, да и у самих горожан от любви до ненависти к князю был лишь шаг.
Его отец, Ярослав Всеволодович, княжил здесь четырежды (в 1215, 1221— 1223, 1226—1229 и 1231—1236 годах) и клялся уважать все новгородские вольности. Когда в 1236 году его юный сын Александр занял отцовский трон в Новгороде, никакой особой клятвы ему не довелось произносить, поскольку горожане считали, что сын лишь замещает отца, а значит, будет соблюдать всё, что тот обещал. Так что, видимо, и сам княжич, еще нетвердо, осторожно начинавший властвовать, вероятно, чувствовал, что тоже должен исполнять то, на что согласился отец.

Сохранился текст клятвы, которую Ярослав Ярославич, младший брат Александра Невского, приносил горожанам, вступая на княжеский престол в 1265 году.
Там говорилось, что князь приглашается лишь для того, чтобы исполнять обязанности князя, то есть поддерживать отношения с князьями других городов и оказывать новгородцам посильную военную помощь. Князь в Новгороде, судя по этому тексту, был чем-то вроде командира наемников (кондотьера), которого в Средние века нанимали на службу в итальянских городах-республиках, чтобы тот защищал город от враждебных ему соседей.
Кроме того, в том же тексте клятвы, с коей должен был смириться претендент на княжение, говорилось, что вече (народное собрание) вправе в любой момент сместить князя и назначить нового.

Очевидно, и сам Александр Невский, и его отец, и уж, несомненно, сыновья Александра вовсе не были всесильными и незаменимыми правителями Новгорода, да и горожане точно не причитали в ужасе: «Если нами не будет править Александр Ярославич, то как же мы жить-то будем среди всяких шведов-немцев и других басурман!» Нет, и Ярослав. и Александр, и все его дети, отправляясь на княжение в Великий Новгород, были всего лишь наемными служащими, кондотьерами, которых вече в любой день могло своим ревом сбросить с престола, чего, как показывает исторический опыт, во все века заслуживали неудачливые правители.
Уже начиная с 1220-х годов, народное собрание постепенно ограничивало княжескую власть в Новгороде, и всё же в череде всё более слабых новгородских правителей и Александр Невский, и его отец занимают особое место. Хотя они оба, приступая к правлению, были связаны личным договором с горожанами, они всё еще пользовались определенной независимостью - так сказать, личным суверенитетом.

Однако и преувеличивать власть Александра Ярославича над Новгородом нельзя, иначе не объяснить, почему князь, одержавший победу над врагами республики в 1240 году, был вскоре отправлен в отставку, как Черчилль после победы во Второй мировой войне.
Это случилось в ноябре того же года. Князь отправился в Переяславль-Залесский - в город, где родился. Можно сказать, победитель покинул Новгородскую землю вслед за побежденными.

Причины разрыва неясны, что породило ряд догадок. Чаще всего изгнание юного князя связывают с появлением близ границ Новгородской земли нового могущественного противника. В 1237 году Тевтонский орден, основанный в конце XII века германскими крестоносцами, поглотил другой духовно-рыцарский орден - Орден меченосцев - и распространил свое влияние на всю Ливонию, то есть на Латвию и Эстонию. С суровой решимостью все ожидали, что экспансия продолжится.

Активность немецких рыцарей возросла именно в то время, когда обострились отношения между двумя крупнейшими городами Новгородской земли - Великим Новгородом и Псковом. Российский историк А. В. Валеров пишет в книге, посвященной противоборству этих двух торговых городов: «Псков был заинтересован в нормализации отношений с немецкими государствами Прибалтики, что было вызвано как стратегическим положением Псковской земли, так и выгодностью внешней торговли с Западом. Такая позиция псковичей вызывала недовольство в Новгороде» («Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI—XIV веков», 2004). Возможно, жертвой этого конфликта стал и юный князь Александр, который не обладал пока ни хитростью дипломата, ни твердостью правителя.

Советский историк В. А. Кучкин полагал, что юный князь не повел войска на помощь Пскову и Изборску, когда крестоносцы подступили к ним: «Изгнав с берегов Невы шведов, князь Александр тем не менее никак не воспрепятствовал захвату Пскова немецкими и датскими феодалами. Естественно, это вызвало резкое недовольство части новгородцев и особенно бежавших в Новгород псковичей» («Александр Невский - государственный деятель и полководец средневековой Руси» // «Отечественная история», 1996, № 5).

Однако нельзя защищать тех, кто защиты не хочет и не ищет. Псковичи сами, сообща, выбрали себе другого союзника, нежели Новгород. Встретившись с ними после разгрома немецких рыцарей, князь-победитель лишь презрительно сказал: «О, невпгласи плесковичи! // О неразумные псковичи!» («Житие Александра Невского»).
Гертруда Пикхан полагает: причина была в том, что князь вообще был не согласен с политикой уступок, которую городская верхушка проводила по отношению к Тевтонскому ордену. Возможно, пишет другой немецкий историк, Фритьоф Шенк, Александр, воодушевленный своей молодечес- кой победой, решил, что отныне может диктовать свою волю городским старейшинам. Это им не понравилось, и они отказались от его услуг («Александр Невский в русской культурной памяти», 2007).

В любом случае, это изгнание князя из страны, которой он правил, всего через несколько месяцев после одержанной им военной победы свидетельствует, что демократические институты в Новгороде были в то время идеально отлажены. Народ - и только народ! - решал, кто будет править в Новгороде, и никакие победы или поражения верховной власти не могли повлиять на волеизъявление народа.
Впрочем, в следующем году Александр Ярославич снова был позван на княжение в Новгород.

Ледовое побоище

Столь же незначительной - при переводе на язык цифр - может показаться и другая победа, одержанная князем Александром два года спустя в битве на Чудском озере, более известной как «Ледовое побоище», но и ее значение так же велико. Она закрепила границы Русской земли, остановив немецкое продвижение на восток.
В начале XIII века в Прибалтику по призыву папы Иннокентия III устремились немецкие рыцари, чтобы крестить «огнем и мечом» живших здесь язычников - племена пруссов, куршей, жемайтийцев, лат- галов, земгалов, ливов, эстов. Тогда эти земли казались европейцам таким же «туманным и неведомым краем, как Центральная Азия или сердце Африки» (Д. Райт. «Географические представления в эпоху крестовых походов», 1988).

Так начался Drang nach Osten, «натиск на восток». Большая часть племени пруссов была истреблена. Местное население превращено в крепостных крестьян. На месте одного из торговых поселений в земле Ливской в 1201 году был основан город Рига. На восток, на земли Пруссии, на протяжении всего XIII века со всех концов Германии переселялись колонисты.
К востоку и югу от Прибалтики лежали русские земли. В 1237—1240 гг. часть их была разорена монгольским нашествием. Казалось, что они не выдержат новой войны. Она надвигалась.

Пятого апреля 1242 года на льду Чудского озера, на границе между русскими и немецкими владениями, состоялось сражение. Новгородское войско насчитывало около 15 тысяч человек, а немецко-датское - около 10 тысяч.
«И была злая сеча, и раздавался такой треск от ломающихся копий и звон от мечей, будто замерзшее озеро двинулось, и не было видно льда, ибо покрылся он кровью», - сказано в «Житии Александра Невского». По оценке историков, в отряде крестоносцев погибло до 400 человек, но далеко не все они могли быть рыцарями. Российский историк Е. В. Анисимов в своей «Хронологии российской истории» (2013) сообщает, что рыцари, согласно немецкой хронике, потеряли 20 человек убитыми и 6 пленными. И пусть эти цифры, на первый взгляд, очень невелики, Тевтонский орден понес солидные потери, отмечает И. Н. Данилевский, поскольку его общая численность тогда едва ли превышала сотню рыцарей («"Цепь времен": Проблемы исторического сознания», 2005). «Итак победил их помощью Божьей, и обратились враги в бегство [...] Здесь же прославил Бог Александра перед всеми полками, как Иисуса Навина у Иерихона» («Житие...»).

После этой битвы прекратилось наступление западноевропейских рыцарей на Русь. В 1243 году был заключен мир, по которому Тевтонский орден отказался от всех претензий на русские земли. Впоследствии Александр Невский отверг предложенные папой римским Иннокентием IV союзный договор и церковную унию - иначе православная церковь подчинилась бы Риму. Александр предпочел признать царем монгольского правителя. Теперь нападение на любое русское княжество было равносильно объявлению войны монголам. Призрак их непобедимого войска, словно великая стена, отгородил Русь от Европы, защитил ее границы. Иначе, писал историк Л. Н. Гумилев, Русь бы «ожидала судьба Византии, захваченной в 1204 году крестоносцами и разграбленной до нитки. Организованные рыцарские армии, с латной конницей и арбалетчиками, настолько превосходили раздробленные дружины русских князей, что выиграть можно было одну-другую битву, но не длительную войну. А такая война была неизбежна, потому что папа объявил крестовый поход против пра вославия» («Древняя Русь и Великая степь», 1989).

Впоследствии князь Александр, ставший в 1252 году великим князем Владимирским, был причислен к святым земли Русской. «Знаменитые подвиги за веру и землю на западе доставили Александру славную память на Руси, сделали его самым видным историческим лицом в нашей древней истории от Мономаха до Донского», - писал историк С. М. Соловьев. Он был «защитник и спаситель Руси», лаконично сказал академик Д. С. Лихачев. В 1724 году по повелению императора Петра Великого мощи святого князя были торжественно перенесены в Санкт-Петербург, в Алек- сандро-Невский монастырь (ныне - лавра), основанный в 1710 году в память о Невской битве.

Посмертное

Князь Александр Ярославич умер в сорок с небольшим лет, возвращаясь из Орды, где, по слухам, был отравлен. Три с лишним века спустя был убит и его город.
«Ежедневно, - повествовал Н. М. Карамзин, описывая судные дни в Новгороде, - к нечестивому Иоанну и его сообщникам доставляли «от пятисот до тысячи и более Новогородцев; били их, мучили, жгли каким-то составом огненным, привязывали головою или ногами к саням, влекли на берег Волхова, где сия река не мерзнет зимою, и бросали с моста в воду, целыми семействами, жен с мужьями, матерей с грудными младенцами. Ратники Московские ездили на лодках по Волхову с кольями, баграми и секирами: кто из ввержен- ных в реку всплывал, того кололи, рассекали на части. Сии убийства продолжались пять недель и заключились грабежом общим» («История государства Российского», т. IX, гл. III).
И не было над Волховом князя Александра Невского, чтоб оберечь несчастных жителей города. Лик его мрачен и теперь.