Главацкая Е. Когда умолкнут все бубны. От шаманства к православию

 
 
Шаманский бубен — один из главных элементов религиозных традиций многих народов Севера России, Скандинавии и Северной Америки. Когда христианство проникало на территории этих народов, бубны становились объектом непримиримой борьбы. Однако и сейчас, по прошествии нескольких веков с начала противостояния, даже там, где христианство одержало полную победу, они снова свободно звучат, призывая народы Севера не забывать свои духовные ценности, уважать их.
 
 
 
К одним из первых письменных упоминаний о сибирских шаманах, вероятно, следует отнести сведения Сказания «О человецех незнаемых в Восточной стране». Неизвестный автор в конце XV века сообщал: «В В[ъ]сточной же стране есть иная самоедь, зовомая каменская. Облежит около Югорьскиа земли, а живут по го-ром по высоким. А ездят на оленех. А плате носят оление и соболие. А ядят мясо оление, да и собачину, и бобровину сыру ядят. А кровь пьют всякую и челове-чю. Да есть у них таковы люди лекари. У которого человека внутри не здорово, и они брюхо режют, да нутро вынимают и очищают, и паки заживляют» (1).

По мнению А. Плигузова, Сказание явилось одним из непосредственных результатов знаменитого похода на Югру Ивана Салтыка Травина и Семена Курбского (9 мая — 1 октября 1483 г.) и последующих переговоров об условиях мира. Тогда русским представилась возможность длительного общения с манси и хантами (вогулы и остяки, по терминологии того времени). Вероятно, именно рассказы послов и легли в основу Сказания.

Шаманские камлания производили достаточно сильное впечатление на русских, только что пришедших в Сибирь. Чужая страна и природа были полны загадок, страшили своей неизвестностью и непредсказуемостью. В 1608 году, например, все население Томска трепетало от слухов, распространенных стрельцами во главе с Федором Серебреником. Они заявили, будто странная тяжелая болезнь, которая «учинилась... в Томском городе над служилыми надо многими людми и над женками», происходит оттого, что «Иванка новокрещен ходит по татарским юртам ворожить, и в бубен бьет, и шейтанов призывает». Ивана поймали и подвергли расспросу. На пытке он рассказал, что действительно «напускал шейтанов» на служилых людей и делал это по велению кузнецких и чюлымских татар, которые прислали ему для этого из Кузнецка «многих шейтанов» (2). Слово «шейтан», или «шайтан», было давно знакомо русским благодаря контактам с кыпчаками, казахами, киргизами и татарами и означало «черт». В русских источниках им назывались изображения божеств и духов— помощников шаманов. Слово «шаман», заменившее термин «шайтанщик», появилось позднее, когда русские проникли в районы расселения эвенков, у которых его и позаимствовали (3).
 
 
Протопоп Аввакум употребил слово «шаманить» в своем Житии, и это самое раннее зафиксированное его использование. Во время ссылки в Сибирь (сентябрь 1653 — весна 1664) Аввакум стал свидетелем того, как воевода Афанасий Пашков отправлял своего сына Еремея «Мунгальское царство воевать». Боясь за исход похода и за судьбу сына, воевода, по словам Аввакума, «заставил иноземца шаманить, сиречь гадать: удаст ли ся им и с победою ли будут домой?». Протопоп довольно подробно описал сам обряд, что говорит о том, что он либо лично на нем присутствовал, либо самым тщательным образом расспросил очевидцев: «Волхв же той мужик, близ моего зимовья, привел барана живова в вечер и учал над ним волховать, вертя его много, и голову прочь отвертел и прочь отбросил. И начал скакать, и плясать, и бесов призывать и, много кричав, о землю ударился, и пена изо рта пошла. Беси давили ево, а он спрашивал их: «удастся ли поход?» И беси сказали: «с победою великою и с богатством большим будете назад». И воеводы ради, и все люди радуяся говорят «богаты приедем!» Реакция воевод и остальных участников события явно свидетельствовала о том, насколько серьезно они относились к предсказаниям шамана. Возмущенный фактом обращения православных людей к услугам шамана и тем, что они поверили «пророчеству дьявольскому», протопоп Аввакум молился о погибели отправленного войска, о чем позднее горько жалел. Войско в 102 человека действительно «было побито без остатку». Чудом спасся только один сын воеводы Пашкова — Еремей (4).
 
С началом интенсивной колонизации Сибири в XVII веке увеличился и интерес к религии коренного населения. Именно интерес (вызванный, без сомнения, чисто прагматическими     целями), а отнюдь не стремление обратить их в православие любой ценой. Более того, в отношении коренных народов была постепенно выработана политика веротерпимости, которая выразилась в следующих мероприятиях правительства: отказ от насильственных методов крещения; отсутствие целенаправленной миссионерской деятельности; запрет разорять священные места и кладбища сибирских народов.
 
В 1667 году по приказу воеводы П. И. Годунова был проведен детальный опрос сотников ясачных волостей, в которых проживали манси и ханты. Вопросы задавали о том, существуют ли изображения божеств, как и о чем их молят, есть ли специальные люди, совершающие эти молитвы. Привлеченные для допроса отвечали, что «верят в шайтана и молятца ему, лад на колени, смотря на небо кланя-ютца в землю... и шайтаны у них... из серебра и из меди...». А веруют они, «как веровали отцы их и деды... А просят у шайтана здоровья и из лесу добычи... А молятца де у них которые старые люди, а не молодые. А выбранных на то людей нет...» (5). Результаты опроса в XVII веке никакого изменения в политику Москвы в отношении религии сибирских аборигенов не внесли. Практика сжигания священных жертвенных деревьев и изображений божеств оставалась в прошлом и не распространялась восточнее Уральского хребта. Очень незначительное число аборигенов приняло с той или иной степенью искренности христианство. Большинство же до конца XVII века сохраняло приверженность религиозным традициям предков.

Перелом в политике правительства в отношении религиозных верований народов Сибири произошел в 1697 году. Именно в тот год началось Великое посольство и Петр I открыл для соотечественников, и в первую очередь для себя, Европу.

Вполне вероятно, что Петр мог видеть книги о лапландцах и некоторые из предметов их культуры в библиотеках и музеях, которые посещал. Кроме того, в Амстердаме Петр познакомился с Николаем Витзеном, ставшим своего рода опекуном Великого посольства. Научные интересы Витзена были связаны с изучением языков, обычаев и нравов народов, населявших Восточную Европу. Присоединившись как частное лицо к голландскому посольству в 1664 году, Витзен проехал Россию до берегов Каспийского моря. На основе сведений, собранных во время этой поездки, он в 1692 году опубликовал «Noorden-Oost Tartarye» — сборник географических, этнографических и лингвистических сведений, в том числе и этнографическое описание Западной Сибири.
Конечно, Петр мог беседовать с Николаем Витзеном о предмете его научных интересов, о том, что христианская Швеция просветила язычников-саамов. Быть может, именно тогда у Петра возникли мысли и о миссии России в отношении многочисленных народов, обитавших на ее северо-восточных окраинах. Во всяком случае, впервые вопрос о целенаправленном крещении народов Сибири был поднят уже в 1700 году. Этого, кстати, требовали и геополитические интересы России в Сибири, так как на духовное влияние на населяющие ее народы претендовали буддисты Китая и мусульмане Османской империи. Петр I велел подобрать нового митрополита в Сибирь «не только доброго и благого жития, но и ученого, дабы он, будучи митрополитом в Тобольске, мог, Божнею помощию исподволь, в Китае и в Сибири, в слепоте идолослужения закоснелых человек приводить в познание истинного Бога» (8). В результате в 1702 году сибирским митрополитом был поставлен Филофей Лещинский.

Петр проявлял определенный интерес и к сибирским шаманам. В 1702 году березовскому воеводе был отправлен указ: «Послать в Москву трех или четырех человек шаманов, которые бы совершенно шаманить умели... вести их бережно и велеть им взять с собою, что к тому шаманству надобно и их не стращать, а сказать, что им будет... жалованье». Двух ненецких шаманов доставили в Бе-резов уже к 3 января 1703 года и допросили в съезжей избе о том, «какое за ними есть шаманство». Позднее воевода разочарованно писал в Москву: «И те шаманы в бубен били и кричали, а иного шаманства за ними нет никакого. И я к Москве послать их не посмел, чтоб в проезде от Березова до Москвы тех шаманов в кормех и подводах... казне лишней истраты не было, а в других волостях шаманов не сыскано». Из Москвы воеводе гневно указали, что он был не прав, не послав шаманов, и если впредь не пришлет «ради своих каких отговорок, то на нем будет доправлена пеня» (7).
 
Начало миссионерской деятельности в Сибири знаменовалось указом Петра I о массовом крещении северообских народов. Указ повелевал митрополиту Фи-лофею уничтожать изображения божеств, которым поклонялись народы Сибири, и крестить их. Реальные же мероприятия по крещению и христианизации народов Сибири начались после приезда в 1711 году в Сибирь в качестве нового губернатора князя М. П. Гагарина. При его активной поддержке Филофей Лещинский обращал в христианство березовских хантов во время экспедиций 1712,1713 и 1714 годов, пелымских манси — в1714и1715 годах; сургутских хантов— в 1716и 1718 годах. В 1717го-ду с аналогичной целью Ф. Лещинский ездил проводить крещение в Нарымский и Кетский уезды, в 1719 году — в Манга-зею, а в 1719-м и 1720-м — в Иркутск и за Байкал. «Сибирский апостол», как позднее назвали Ф. Лещинского, и его последователи ревниво выполняли свою христианскую миссию. Изображения божеств, которым сибирские народы поклонялись, приносили жертвы и с коими связывали свое благополучие, разделили печальную судьбу лапландских бубнов. Основные священные места были разрушены во время миссионерских экспедиций Лещинского в 1712-1718 годах. В 1722 году священник Михаил Степанов сжег 75 священных мест в Приобье; в 1723-м в Березовском уезде русская администрация отобрала и сожгла 1200 деревянных и 5 железных изображений божеств хантов и манси.

К делу христианизации сибирских народов активно привлекались сосланные в Сибирь шведы. В ближайшем окружении Ф. Лещинского во время его миссионерских экспедиций находился капитан Иоганн Бернард Мюллер. По возвращении в Европу он подготовил и издал в 1720 году работу «Жизнь и привычки остяков». Другой пленный швед Курт фон Врех основал в Тобольске школу, активно собирал материалы о религиозных верованиях народов Сибири и, судя по его переписке, собирался заниматься их христианизацией, чему помешало заключение мирного договора со Швецией и возвращение значительного числа пленных на родину (8).

Надзирателями за крещеными манси и хантами также часто ставили шведов, которые, вероятно, ревностно выполняли возложенную на них миссию. В 1723 году надзирателем был назначен пленный швед Карп Андреев, а в 1725-м к нему присоединился поручик Кирилл Берх. В 1742 году ясачные подведомственных Карпу Андрееву волостей жаловались, что он «по охоте своей, а паче для корысти ездит... для сыску у них в непостоянстве их шайтанов, которых уже они по восприятии христианской веры издавна от них отставлены и имеютусебя божий образа» (9).

Высоко оценивал опыт Швеции по христианизации саамов и В. Н. Татищев. Он предлагал устроить школы, где дети народов Сибири вместе с русскими постигали бы основы грамоты и христианства. По его мнению, лапландцы Швеции, бывшие изначально «гораздо дичее» многих народов Сибири, уже крещены, и для них созданы и напечатаны книги на их языке (10).
Согласно официальной статистике, за первую четверть XVIII века в Сибири крестили до 40 тысяч язычников, однако многие из них продолжали втайне поклоняться своим богам и совершать те же ритуалы, что их деды и прадеды.
В эпоху Просвещения активное миссионерство уступило дорогу более мягкому подходу к вопросам религии. Екатерина II провозгласила свободу исповедовать и нехристианские религии.
По мере развития успехов миссионерской деятельности в Сибири в XIX веке интерес к шаманству и шаманам ослабевал. Народы Сибири, проживавшие вблизи русских поселений, восприняли православие с разной степенью глубины и понимания. Кочевники из отдаленных труднодоступных районов продолжали придерживаться верований своих предков. Проблема существования шаманов в стране как будто вовсе перестала беспокоить верховную власть.
 
Совершенно по-иному к религиозным традициям народов Севера и Сибири отнеслась советская власть. Тоталитарное государство не собиралось мириться с существованием на своей территории инакомыслия, поэтому борьба с шаманством — «религиозным пережитком» и тормозом развития, и с шаманами, которых отнесли к контрреволюционным элементам, стала одной из важнейших задач. Правительство целенаправленно и методично проводило политику разрушения религиозных традиций, преследовало шаманов, применяя меры политической изоляции, экономического, социального и психологического давления. Там, где население и шаманы оказывали сопротивление и поднимали восстания против мероприятий советской власти, применялись меры прямого преследования и репрессий. В условиях развития командно-административного управления в крае значение шаманов как предсказателей теряло смысл, функции це-лительства взяла на себя система здравоохранения. Ритуальная религиозная деятельность была запрещена, ее ведение преследовалось властями. Единственной функцией шаманов стало сохранение этнической традиции, передача ее из поколения в поколение. Восточные ханты называли таких людей «чертеко», что может быть переведено как «знающий человек».
 
Конец «Времени бубнов» в Лапландии и начало шаманского бума в Европе
 
По мере того как русские поселенцы все глубже проникали в Сибирские земли, соседняя Швеция начала более активное продвижение в Лапландию — районы заселения коренных жителей севера современных Швеции, Норвегии, Финляндии и Карелии — саамов. Саамы («лопари» — в русских источниках, «лаппы» и «лапландцы» — в европейских) — родственный хантам и манси в языковом отношении народ. Также как ханты, манси и ненцы, саамы жили охотой, рыболовством и оленеводством. Они поклонялись многим богам и выработали сложные ритуалы, основным атрибутом которых был шаманский бубен. На нем и сфокусировалась борьба христианства с традиционными верованиями саамов. Саамов уговаривали сдавать бубны, отказывавшихся брали под стражу и заключали в тюрьму. Одного из саамов, сдавшего свой бубен, но позднее пытавшегося с его помощью оживить своего погибшего сына, предали суду и сожгли вместе с бубном и изображениями духов-помощников. Впрочем, это был единственный случай применения смертной казни в борьбе с язычеством саамов. Безусловно, эта акция преследовала единственную цель правительства — бороться со всякими проявлениями нехристианских религиозных верований саамов.
 
В результате всех этих событий у саамов района Луле в Швеции появилась любопытная периодизация собственной истории: «время бубнов» — эпоха до начала интенсивной христианизации и сменившее ее «время, когда надо было прятать бубны» (11).

1. Плигузов А. Текст-Кентавр о сибирских самоедах. М. Ньютонвиль. 1993. С. 81-82.
2. РИБ. Т. 2. № 82. С. 179.
3. См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка Т. IV. М. 1973. С. 395, 401.
4. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск. 1979. С. 40-42.
5. РГАДА-Ф. 1111.ОП. 1.Д. 115. Л. 67-73.
6. ПСЗ.Т. 3. №1618.
7. Цит. по: Иринарх (Яхонтов). Хронологический обзор достопамятных событий в Березовском крае Тобольской губернии. 1032-1910//Православный благовестник. М. 1912. С. 86.
8. Зиннер Э. П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и ученых XVIII века. Новосибирск. 1968. С. 72-79.
9. См.: Акишин М. О. Полицейское государство и Сибирское общество. Эпоха Петра Великого. Новосибирск. 1996. С. 122; Миненко Н. А. Северо-Западная Сибирь в XVIII — первой половине XIX в. Историко-этнографический очерк. Новосибирск. 1975. С. 256.
10. Татищев В. Н. Разговор о пользе наук и училищ. М. 1887. С. 107.
11. Rydving H. The Saami Drums and the Religious Encounter in the 17th and 18th Centuries/Thе Saami Shaman Drum. Abo. 1988. P. 30-34.
 
 
Елена ГЛАВАЦКАЯ,  кандидат исторических наук
 
Фото В. Балин
Илл. Дж. А. Фроста к книге Дж. Кеннана "Сибирь и ссылка". Нью-Йорк. 1891.