Во второй половине XVI в. русские войска на юге и востоке присоединили к России Нижнее и Среднее Поволжье, продвинулись за Урал, на западе вступили в борьбу с Речью Посполитой за наследие Киевской Руси и со Швецией — за выход к Балтийскому морю. Тяготы многолетней войны привели к перенапряжению сил народа. К тому же при помощи массового террора Иван IV Грозный(1530-1584) стремился к абсолютной власти, что ввергло страну в глубокий кризис. Она оказалась расколотой на два лагеря по вертикали: сначала земщину и опричнину, затем земщину и двор. Находясь на самой вершине обеих государственных структур, стравливая между собой старую и новую элиту, царь вроде бы добился беспрекословного подчинения от подданных, но вскоре убедился в призрачности своей уверенности. Физическое уничтожение наиболее активных и самостоятельно мыслящих политических деятелей той поры повлекло за собой дезорганизацию государственного управления, военные неудачи в Ливонской войне (война в 1558-83 гг. с Ливонским орденом, Швецией, Польшей и Великим княжеством литовским)  Россия утратила не только все завоеванные на западе территории, но была вынуждена отказаться от новгородских земель на южном побережье Финского залива. На востоке она едва не потеряла Среднее и Нижнее Поволжье.

После смерти Ивана Грозного (1584 г.) осталось два сына — Федор Иванович и Дмитрий Иванович. В первые годы царствования старшего государством управлял регентский совет из бояр, учрежденный еще его отцом. В результате ожесточенной придворной борьбы реальная власть сосредоточилась в руках боярина Бориса Годунова (1552-1605). Его внешняя политика оказалась довольно результативной: в ходе войны со Швецией 1590-1593 гг. были возвращены ряд городов Новгородской земли, отторгнутых ранее, завершилось присоединение Западной Сибири, укрепились южные рубежи государства. Важнейшим достижением являлось установление патриаршества в России.

В 1591 г. произошло еще одно событие, оказавшее значительное влияние на будущее страны: в Угличе, якобы играя в ножики, погиб восьмилетний царевич Дмитрий. А в 1598 г. скончался государь Федор Иванович. По данному случаю был созван Земский собор, на котором 17 февраля 1598 г. на престол избрали Бориса Годунова. Но у многих современников этот акт вызвал неодобрение: они считали нового правителя «незаконным».

Первые два года его царствования стали весьма успешными — «всеми благиями Россия цветяще». В отличие от всех предыдущих отечественных властителей он попытался приобщить нашу страну к достижениям европейской цивилизации. Однако его благородным замыслам помешал неурожай после летних заморозков 1601-1602 гг. Повсеместно начался страшный трехлетний голод, во время которого погибло до трети населения. За этим бедствием пришло другое — эпидемия чумы. А в 1604 г. в стране «аукнулась» таинственная смерть царевича Дмитрия — начала создаваться армия авантюриста под именем Лжедмитрия I (Лжедимитрий I (? - 1606), самозванец, выдававший себя за сына Ивана Грозного царевича Дмитрия,  настоящее его имя по общепринятой версии Юрий Богданович Отрепьев, беглый дьякон Чудова монастыря) прибывшего, предположительно, из Польши.

В самый разгар борьбы с самозванцем 13 апреля 1605 г. неожиданно скончался (возможно, был отравлен) Борис Годунов. Лишь два месяца — с 14 апреля по 10 июня 1605 г. на троне находился его сын — Федор Борисович (1589-1605). В результате заговора бояр и он, и его мать были задушены. Официально же народу объявили, что Годуновы умерли, приняв зелье. Для России опять наступили тяжелые испытания...

А между тем к Лжедмитрию I начали переходить русские войска. И 20 июня 1605 г. самозванец торжественно вступил в Москву, занял царский трон. Но открыто пренебрегая старорусскими обычаями, он наводнил столицу поляками, которые чувствовали себя полными хозяевами.

8 мая 1606 г. состоялась пышная свадьба Лжедмитрия I и знатной полячки Марины Мнишек, которую объявили русской царицей. При этом молодые отказались соблюдать православные традиции во время торжества. Это вызвало всеобщее негодование горожан. И 17 мая столица восстала, Лжедмитрия I убили. Чуть позже его труп вырыли, сожгли на костре, пепел смешали с порохом и выстрелили из пушки в ту сторону, откуда он пришел.

19 мая 1606 г. на Красной площади новым царем был «выкрикнут» знатный московский боярин Василий Шуйский (1552-1612). Но прекратить «междоусобную брань» в государстве он не смог.
А вскоре на российском горизонте замаячил очередной самозванец — Лжедмитрий II; на Дону вспыхнуло крупное восстание холопов, посадских крестьян, стрельцов, казаков под предводительством Ивана Болотникова (?-1608, беглый холоп, был в турецком рабстве. Организатор и руководитель повстанческой армии в южных районах России, под Москвой, Калугой, Тулой. В октябре 16-7 г. Сослан в Каргополь , где был ослеплен и утоплен).

Шуйскому удалось отстоять столицу от восставших, удержаться в годы «тушинского сидения» под Москвой Лжедмитрия II. Однако когда началась открытая польская интервенция в русские земли (1609 г.), собственные бояры свергли царя с престола, насильно постригли его в монахи и выдали полякам (там он и умер).

В 1610 г. власть в Москве захватило правительство, состоявшее из семи бояр — «Семибоярщина». Оно признало русским царем польского королевича Владислава, сына Сигизмунда III, и в ночь с 20 на 21 сентября 1610 г. тайно впустило вражеские войска в Москву и в Кремль. Тогда же шведы, нарушив союз с Россией, захватили Новгород. Над нашим Отечеством нависла угроза полной гибели...

Для ее спасения зимой 1610/1611 гг. начали создавать ополчения русских городов. Центром сбора ратей стал Ярославль. Именно отсюда войска под предводительством Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского двинулись на Москву и 26-27 октября 1612 г. освободили ее от поляков.

Далее автор рассматриваемой монографии всесторонне проанализировал отечественную и зарубежную историографию всего этого трагического периода для нашей страны и постарался выработать собственное мнение о нем. Прежде всего он отталкивался от высказываний очевидцев, сделавших первые шаги в формировании точки зрения на социально-политические события в России начала XVII в. Речь идет о Хронографе 1617 г., «Истории» Авраамия Палицына и Новом летописце, в которых все произошедшее осмыслялось современниками сквозь призму привычного для того времени провиденциалистского (божественного) взгляда. Средневековые писатели не анализировали конкретные факты, а использовали их для обличения грехов «русского мира» и соответствующих поучений, Причину всех кар они видели в ослаблении веры, стремлении некоторых личностей получить в своей жизни «честь» большую, нежели определена Богом. Лжедмитрия и казацких самозванцев называли не иначе, как «слугами дьявола», которых всевышний «попустил» в Россию за грехи, а их приверженцев — людьми, погубившими свои души, променявшими «свет» на «тьму». Авторы этих произведений были едины в том, что спасением для нашего народа может быть лишь покаяние, возвращение к истинной православной вере.

Кстати, Хронограф 1617 г., «История» и Новый летописец долгое время служили главными источниками для литературных и мемуарных трудов многих отечественных и зарубежных авторов.

 

Сильное влияние на русскую общественную мысль оказали крестьянская война (1773-1775 гг.) под предводительством Емельяна Пугачева, кризис в Польше в 70-90 гг. XVIII в. Историк и публицист, почетный член Петербургской АН Михаил Щербатов (1733-1790) написал тогда ряд сочинений, в которых проанализировал события «смутного времени». Вслед за Татищевым он считал их «волнениями непросвещенной черни, безвинным убиением благородных», однако, в отличие от предшественника, обвинял Бориса Годунова в том, что тот отнял свободу у низов и тем вызвал недовольство как у крестьян, так и у бояр. Щербатов первым в отечественной историографии высказал предположение, что Лжедмитрий I и Лжед-митрий II были выдвинуты правящими кругами Речи Посполитой, стремившихся ослабить и подчинить Русское государство.

О том, что «смуту» вызвали внешние силы — польский король Сигизмунд III и его окружение — писали также известные отечественные историки: почетный член Петербургской АН Николай Карамзин (1766-1826), Дмитрий Бутурлин (1790-1849) и др.

Во второй половине XIX в. новые публикации, отмечает Тюменцев, дали почву для решительного пересмотра скопившихся в историографии взглядов на «смуту». Анализируя события 1607-1610 гг., академик Петербургской АН Сергей Соловьев (1820-1879) пришел к выводу, что они произошли вследствие опричнины, когда многие русские люди вместо служения обществу взяли за «привычку не уважать жизни, чести, имущества ближнего». В основе «смутного времени», полагал ученый, лежала борьба «земского» (дворяне, посадские и крестьяне) и «противуобщественного» (казаки, холопы и т.д.) начал. Василий Шуйский, отмечал он, не решился созвать Земский собор, был «выкрикнут» толпой и стал царем партии, а не избранником земли. Это привело к расколу общества и помогло «антиобщественным» силам, прежде всего казачеству, поднять в 1606 г. бунт-восстание Ивана Болотникова, а затем организовать движение Лжедмитрия II, отсиживавшегося в селе Тушино с надеждой захватить Москву.

Второй самозванец, по мнению Соловьева, был ничтожной личностью. Не случайно он стал игрушкой в руках иноземных наемников, явившихся в Россию по собственной инициативе в целях наживы. Объединившиеся вокруг него «антиобщественные силы» одержали победу в 1608 г. благодаря страху и замешательству, охвативших земцев. Бесчинства наемников и казаков заставили посадских и крестьян подняться на борьбу за восстановление государственного порядка. Соловьев впервые в отечественной историографии пришел к выводу, что народ, а не Василий Шуйский и дворяне, спас страну от тушинцев.

Автор рецензируемой книги подчеркивает, что с мнением Сергея Соловьева согласился и другой известный наш историк, член-корреспондент Петербургской АН Николай Костомаров (1817-1885), хотя движущие силы «смуты» он оценивал неоднозначно: Лжедмитрий II представлялся ему предводителем казачества, а не ставленником правящих кругов Речи Посполитой. Иноземных солдат Костомаров считал наемниками, победы же приверженцев самозванца в 1608 г. объяснял поддержкой посадских и крестьян, недовольных существующим государственным порядком и правительством Василия Шуйского. Движение против тушинцев, по мнению ученого, зародилось потому, что Лжедмитрий и его сторонники создали еще более жестокий режим, чем московский, и посадским и крестьянам пришлось из двух зол выбирать меньшее.

В последующем концепцию «смуты» дополнил еще один известный историк, академик Петербургской АН Василий Ключевский (1841-1911). Критически осмыслив выявленные к тому времени литературные источники, он пришел к выводу: в основе событий начала XVII в. лежал не столько кризис государства, сколько «социальное брожение», вызванное экономической разрухой конца XVI — начала XVII в. и «неравномерным распределением в обществе государственных повинностей». Исследователь полагал, что разные социальные слои русского общества вступали в «смуту» не сразу, а постепенно. Сначала вспыхнула политическая борьба в верхах вследствие пресечения династии, затем, после «келейного» возведения на трон кучкой аристократов «боярского царя» Василия Шуйского, против него выступили «среднее боярство», «столичное дворянство и приказные дельцы», недовольные таким поворотом событий. Они возродили призрак самозванца, во имя которого поднялось провинциальное дворянство Северской земли, заокских и украинских городов, а за ними — податное население и казаки. Политическая борьба переросла в социальную. Восставшие холопы, посадские и крестьяне, собравшиеся под знамена Ивана Болотникова и Лжедмитрия II, по убеждению Ключевского, не «добивались в «смуте» какого-либо порядка, а стремились найти выход из своего тяжелого положения, искали личных льгот, а не сословных обеспечений».

Важную роль в формировании новых взглядов на «смутное время» сыграли и другие русские исследователи, прежде всего академик Петербургской АН Константин Бестужев-Рюмин (1829-1897) - «Обзор событий от смерти царя Иоанна Васильевича до избрания на престол Михаила Федоровича» и академик Петербургской АН Сергей Платонов (1860-1933) — «Очерки по истории «смуты» в Московском государстве ХУ1-ХУ11 вв.».

Среди зарубежных источников заметным явлением, по мнению автора рецензируемой книги, стали монографии и статьи польского историка А. Гиршберга, посвященные Лжедмитрию I и Лжедмитрию II, а также Марине Мнишек. Исследователь утверждает, что правящие круги Речи Посполитой не принимали участия в подготовке к походу Лжедмитрия II и начали использовать движение самозванца в своих интересах только с лета 1608 г., когда отправили к нему на службу отряд под командованием одного из представителей шляхетского княжеского рода Сапеги. Но другой его соотечественник К. Валишевский признал: с появлением в селе Тушино этого отряда поляки начали открыто вмешиваться в дела России. Главными же виновниками русско-польской войны он считал Василия Шуйского и бояр.

В скандинавской историографии, отмечает Игорь Тюменцев, наиболее интересным стал вышедший в 1907 г. труд X. Альмквиста, который ввел в научный оборот ранее неизвестные документы, обнаруженные в государственных и частных архивах Швеции. Лжедмитрий II, считал этот историк, стал орудием в руках польских католиков, а поддерживавших его поляков и русских — шайками разбойников и авантюристов. Все свое внимание исследователь сосредоточил на анализе дипломатических отношений в «смутное время» и прежде всего на действиях шведского экспедиционного корпуса в России. Он полагал, что в сложившихся условиях Карл IX (1550-1611) проводил хотя и агрессивную, но отвечающую интересам его государства политику. Именно посланный им корпус, по мнению ученого, а не отряды земского ополчения, сыграл решающую роль в разгроме тушинцев.

В XX в. в нашей стране, особенно в годы советской власти, интерес к «смутному времени» не угас, скорее наоборот, значительно возрос. Целая плеяда исследователей пыталась с позиций исторического материализма переосмыслить знания об этом сложном периоде развития Отечества, накопленные предшественниками, и выработать свою концепцию, соответствующую новому общественному строю. Главная идея состояла в том, что в России начала XVII в. имела место первая в истории страны крестьянская война. «Основными движущими силами» ее являлись сельская беднота, холопы, казаки и мелкие служилые люди. Доказательством тому, по их мнению, служило восстание Ивана Болотникова, которое якобы шло под лозунгами уничтожения крепостнических отношений и ликвидации помещичьего гнета. Движения же Лжедмитрия I и Лжедмитрия II оценивались марксистами как скрытая иностранная интервенция.

Иного взгляда на «смутное время» в России придерживаются и американские специалисты, в частности Э. Кинанн, М. Перри, Ч. Даннинг. Исходя из цивилизационного подхода к анализу исторических событий, они выступили с критикой «социальных концепций» «смуты». Ее предпосылки, считают исследователи из США, следует искать в общеевропейском кризисе конца XVI — начала XVII в., а причины — не в социальной, а в политической и культурно-исторической плоскости.

Однако полный отказ от рассмотрения «смуты» как острого социального конфликта, полагает Игорь Тюменцев, — малоперспективно и приводит к возрождению прежнего взгляда на нее как на «народный бунт, бессмысленный и беспощадный». Вместе с тем, соглашаясь в целом с мнением тех, кто считает, что пока нет достаточных оснований рассматривать «смуту» как классическую крестьянскую войну, автор рецензируемой книги предлагает продолжить исследование этого феномена с целью дальнейшего выяснения его социально-экономических корней. В последующих главах ему удалось более определенно доказать, почему народные движения в России XVII-XVIII вв. должны называться не крестьянскими, а гражданскими войнами.

С этих позиций на основе анализа историографии Тюменцев утверждает: движение Лжедмитрия II являлось продолжением начавшейся при Лжедмитрии I братоубийственной войны в России, а не скрытой формой интервенции. Изучение переписки польского короля того времени, сенаторов, офицеров войска самозванца, свидетельствует: правящие круги Речи Посполитой были непричастны к подготовке Лжедмитрия, а служившие под его знаменем иноземцы являлись наемниками, действовавшими исключительно из корыстных побуждений на свой страх и риск. Сказку о том, что польские и литовские солдаты воевали в России в интересах Речи Посполитой, считает автор книги, придумали сами наемники, чтобы переложить долги самозванца на шляхетскую казну. Гипотеза о скрытой польской интервенции, по мнению ученого, должна быть отклонена, ибо она началась сразу в открытой форме в 1609 г., а шведская -в 1611 г.

Лжедмитрии II, утверждает автор книги, о чем свидетельствуют и архивные источники, являлся одним из многочисленных «казацких царевичей», которых в 1606-1607 гг. выдвигали вольные казаки для оправдания своего участия в бунтарских выступлениях. В историографии второй половины XX в. последние представлялись как своеобразная «организующая» сила — авангард повстанческого движения. В действительности же формирующиеся на Дону, Днепре, Тереке и Яике вольные казачьи войска поддержали Лжедмитрия I в самый последний момент, а в восстании Ивана Болотникова и действиях Лжедмитрия II официально не участвовали вообще. К ним присоединились по собственной инициативе только выдвинувшие самозванцев войсковые низы.

Иноземные и российские современники называли «казаками» русских в стане Лжедмитрия П. В числе их они считали не только холопов (в недавнем прошлом разорившихся служилых людей), но также дворян и даже бояр, выбывших из московской элиты, оказавшихся вне закона и потому лишившихся государева земельного и денежного жалованья. «Показачившиеся» представители столичной знати сформировали в селе Тушино, а затем в городе Калуга весьма широкую воровскую Боярскую думу во главе с князем Дмитрием Трубецким (7-1625) и Государев двор. Костяк этих учреждений составили члены оппозиционных царю Василию Шуйскому бояр Романовых и потомков опричников, с которыми были связаны дворяне и дьяки, сидевшие в тушинских приказах и воеводствах. Сведенные в несколько запорожских и донских полков, они представляли собой организованные структуры служилого, а не вольного казачьего войска.

«Общественный низ» — посадские и крестьяне — выступили на арену «смуты» не сразу, а только после того, как из-за грабежей и насилия наемников и казаков оказались на краю гибели. Они организовали в Замосковье и Поморье (побережье Белого моря) земское ополчение в поддержку Шуйских, которое в 1608-1610 гг. помогло возродить правительственные войска и одержать победу в братоубийственной войне.

Автор книги отмечает и особую роль на заключительных этапах «смуты» наемников. Попытки как тушинских в 1608-1610 гг., так и московских властей в 1610-1612 гг. использовать иностранных солдат (за самозванца воевали восточно-европейские, а за Василия Шуйского западно-европейские наемники) для разгрома противника привели к одинаковым результатам. Они неизменно захватывали власть, создавали параллельные структуры, которые полностью контролировали деятельность традиционных российских государственных органов, а при любой задержке обещанного пособия поднимали мятеж. В ожидании получения жалованья роты и полки иноземцев и казаков «разбирали» уезды и волости России в «приставства», где собирали себе «на корм» все, что хотели, абсолютно не считаясь ни с чем. Они буквально выкачивали из податного населения и служилых людей все средства через традиционную систему налогообложения. Как только им удалось сорвать последний куш — разграбить царскую казну и сокровищницу в Москве, большинство наемников потеряло всякий интерес к службе в нашей стране и ушло из нее.

Словом, «смута» в России, делает вывод Игорь Тюменцев на основе историографического исследования, являлась первой гражданской войной, которая с 1608 г. была осложнена вмешательством иноземных наемников, а с 1609-1611 гг. — интервенцией Речи Посполитой и Швеции, ставшей важным этапом общеевропейского кризиса конца XVI — начала XVII в.