Амурский тигр находится на вершине экологической пирамиды, в основе которой - хвойно-широколиственные леса юга Дальнего Востока России, так что сохранение его популяции неразрывно связано с сохранением лесных биоценозов, в том числе знаменитой пищевой цепочки: кедр — кабан — тигр (кабан питается кедром, тигр — кабаном). Иными словами, где растет кедр, там можно рассчитывать встретить тигра.

Тигр в России защищен законодательными и нормативными правовыми актами. Он занесен в Красную книгу РФ. Правовое регулирование его охраны обеспечено Федеральными Законами «Об охране окружающей среды», «О животном мире», «Об особо охраняемых природных территориях», а также ратифицированными Россией международными договорами: Конвенцией о биологическом разнообразии и Конвенцией о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой исчезновения (СИТЕС). Меры по сохранению тигра закреплены Постановлением Правительства РФ от 7 августа 1995 г. № 795 «О сохранении амурского тигра и других редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных и растений на территориях Приморского и Хабаровского краев», утвержденной МПР в 2004 г. «Стратегией сохранения редких и находящихся под угрозой исчезновения видов животных, растений и грибов» и некоторыми другими документами.

Первая стратегия сохранения тигра в России была утверждена в 1996 г. и преследовала цель обобщить полувековой опыт его охраны и изучения в стране, сформулировать основные принципы и наметить систему мер по его защите на перспективу. Ее реализация позволила добиться стабилизации численности популяции и даже некоторого роста ее численности и расширения ареала.

Ныне тигр обитает на большей части таежных участков Приморского и Хабаровского краев. Восстанавливаются части ареала на левом берегу Амура, включая Малый Хинган и примыкающую территорию к северу и западу (вплоть до Зейского водохранилища). Ежегодно несколько особей наблюдают в Амурской области и Еврейской автономной области.

В то же время за истекшие 15 лет заметно изменились социально-экономические условия в России. Кроме того, в эти годы нанесен и серьезный ущерб ареалу: из него выпали многочисленные малообле-сенные равнинные территории, подвергшиеся интенсивному хозяйственному освоению; усилилось разобщение популяционных группировок Сихотэ-Алиня и Восточно-Маньчжурских гор, которые в ближайшее десятилетие могут стать полностью изолированными. Потребовалось разработать новую редакцию Стратегии сохранения амурского тигра в Российской Федерации.

Основное различие шести уцелевших подвидов тигра - число и расположение черных полос на шкуре (их может быть до 100).
Амурские тигры — одни из самых крупных (масса самца может превышать 300 кг) и хвост у него самый длинный — до 115 см, а самые мелкие тигры — сума-транские (обитающие на индонезийском острове Суматра) — длина хвоста у них 60~90 см.
Кроме того, у амурского тигра самый густой и длинный мех. А вот полосок меньше, чем у других подвидов. Индокитайский подвид имеет более темную общую окраску, а суматранский — самый яркий.
Уссурийский, сибирский, амурский — разные названия одного и того же подвида тигра, живущего на юге Дальнего Востока России. Официальное название — амурский тигр. Но для иностранцев все, что к востоку от Урала, — это Сибирь, поэтому в англоязычной научной литературе его часто именуют Siberian Tiger.

 

В период спаривания тигр встречается с самкой всего на два-три дня. После этого он покидает ее года на два — до момента, когда дети вырастут и будут готовы начать самостоятельную жизнь, так что все тяготы выкармливания и воспитания несет мать.

Уже в 11 месяцев тигренок способен добыть пищу. Однако полностью взрослеет к двум годам. Если тигренок лишился матери раньше (например, по вине браконьеров), он не в силах регулярно самостоятельно добывать себе пропитание в тайге и нередко идет к людям за легкой добычей — домашними животными. Таких тигров называют конфликтными. К ним относятся и раненые взрослые животные. Именно они прежде всего представляют опасность для людей, а не взрослые здоровые тигры. Таких «нарушителей общественного порядка» отлавливают и передают сотрудникам Специнспекции «Тигр», которые, детально обследовав зверя, принимают решение о его дальнейшей судьбе.

За убийство тигра в России браконьеру грозит штраф до 100 тыс. руб. и тюремное заключение на срок до 2 лет, а за хранение и перевозку тигриной шкуры и других частей тела — символический штраф в 1 тыс. руб.

Редкому тигру, живущему в тайге, удается дожить до 10 лет. Самки, как правило, живут меньше самцов, ибо тратят много сил на воспитание потомства. В зоопарках же амурские тигры легко доживают до 20 лет.

 

 

Если отпечатки лап имеют разные размеры, считают, что это разные особи, если одинаковые, принимается, что это один и тот же зверь. Если же следы одного размера находят на достаточно
большом расстоянии (скажем, 10 км), тогда допускают, что это могут быть следы разных животных. Наблюдения за тиграми с помощью так называемых спутниковых ошейников привели к неожиданному заключению — примерно раз в неделю тигрица может совершать марш-бросок по меньшей мере на 20 км, находясь в движении около 8 часов.

Сегодня популяция амурского тигра существует в условиях острого дефицита пригодных местообитаний и излюбленного корма — диких копытных. Это вынуждает их в поисках пищи проходить большие расстояния и выходить за пределы привычных участков.
Такие данные требуют внести серьезные коррективы в ту методику, которая использовалась на протяжении многих лет, хотя она до сих пор считается очень надежной. Сейчас появляются новые методы индивидуальной идентификации следов, например, молекулярно-генетические или использование фотоловушек, когда помимо замеров следов зверь фотографируется, и по узору на шкуре можно определить, кто это. Одна из целей нашей программы изучения тигра — это в том числе и совершенствование прежнего метода учета.
Очень важно, что именно неизменная методика, используемая постоянно, позволяет выявить те или иные тенденции изменения численности, хотя ошибка в определении абсолютной численности, конечно, не исключена.
Последний сплошной учет проводился в 2005 г., численность тигра оценивалась в 450—500 особей. Следующий должен пройти в 2015 г. За истекший пятилетний период выявлено некоторое снижение численности. Насколько — здесь оценки заметно разнятся. Американцы, работающие по своей программе (WCF), полагают, что численность амурского тигра (они называют его сибирским) снизилась на 40%. Эксперты WWF оценивают сокращение численности примерно в 15—20%. Мне кажется, это значение ближе к истине.

— Вы упомянули методику с использованием ошейников с передатчиками. Повысило ли это точность учета?
— Ошейники нужны не для контроля численности, а для изучения миграции — чтобы выяснить, как далеко тигры перемещаются, насколько велик участок обитания, как эта площадь используется, какое расстояние зверь проходит за сутки, сколько времени он активен и т. д.
Что касается новых инструментальных средств, которые позволяют повысить точность учета, то немалые надежды специалисты сегодня возлагают на упомянутые фотоловушки и молекулярно-генетические методы. Мы ведь, по сути, практически видим не тигров, а лишь их следы и результаты жизнедеятельности. С помощью молекулярно-генетических методов по оставленным тиграми экскрементам мы можем не только идентифицировать каждую конкретную особь, но и выявить родственные связи. Именно так мы изучаем тигров в Уссурийском заповеднике, где теперь знаем всех особей. Главное же для нас пока заключается в том, что, используя эти методы, мы можем гораздо точнее оценить численность тигра. Ведь подчас фотоловушки фиксируют и не знакомых нам особей, которых мы другими методами просто не учитывали. Новые инструментальные методы заметно расширяют наши возможности, хотя они дорогие.

С 1992 г. в течение нескольких лет осуществлялась российско-американская программа по сохранению амурского тигра с использованием около 100 радиоошейников в Сихотэ-Алинском заповеднике. Использование радиоошейников — в то время это был серьезный шаг вперед. Ведь прежде тигра изучали только по следам его жизнедеятельности и отпечаткам лап. Именно по ним определяли и длину суточного хода, и протяженность участка обитания. Сегодня приличной поддержке главы Правительства РФ реализуется другая программа изучения тигров, в которой используются спутниковые радиопередатчики. Эта программа разработана в нашем институте с моим участием.

Что касается возможностей и перспектив учета тигров, оснащенных радиоошейниками, с вертолета, самолета (по американской программе), то это скорее миф. Люди, как и прежде, все так же ходят пешком или на лыжах (или ездят на машине) с антенной, засекают направления на сигналы радиоошейников с разных точек, смотрят, где пересекаются лучи и считают, что в месте пересечения находится зверь. Самолеты и вертолеты используются очень редко, в исключительных случаях — это слишком дорого.
В нашей программе используются спутниковые ошейники, так что нам не надо следить за зверем с помощью антенн. Ошейник имеет две системы: систему определения координат GPS (Global Positioning System) и спутниковый передатчик, по которому координаты тигра передаются через спутник на компьютер.

— То есть появляется возможность следить за тигром в режиме on-line?
— Сейчас мы запрограммировали ошейники таким образом, что тигр передает координаты точки его местонахождения трижды в сутки (в этом режиме ошейник, снабженный доступными элементами питания, может работать около 500 дней). А раз в сутки тигр по спутниковому телефону «шлет» нам SMS-сообшения, в которых «рассказывает», где и как он провел этот день. Раз в два месяца в течение дня сигналы поступают каждые 20 минут, чтобы проследить суточный ход зверя.
Если координаты поступают из одной и той же точки, мы можем предположить, что с тигром что-то произошло. Если ситуация остается неизменной на протяжении нескольких дней, приходится выходить на место — возможно, там лежит мертвый зверь, а может быть, он просто потерял ошейник.
Когда через 500 дней ошейник перестает работать, надо отлавливать тигра и либо менять ошейник, либо снимать его. Есть специальные сбрасывающие устройства, расстегивающие ошейник в определенный момент. Найти этот ошейник помогает дополнительный радиопередатчик.
Так вот, наблюдая в июне этого года за перемещениями тигров с такими ошейниками, мы установили, что участки обитания животных значительно больше, чем считалось ранее. А это значит, что тигры выходят далеко за пределы охраняемой территории, естественно, подвергаясь при этом повышенной опасности. Это следует учитывать при разработке дополнительных мер их охраны на местах. На территории Уссурийского заповедника пять тигров носят такой ошейник. Зная пространственные взаимоотношения этих тигров, можно говорить и об их личных отношениях, социальных связях. По нашим данным, в Уссурийском заповеднике обитают 6—7 тигров. Мы имеем возможность наблюдать сейчас за обитающей здесь семьей (заповедник — часть участка их обитания).

— Вы подробно рассказали о том, как в местах обитания тигра собирается информация. Теперь хотелось бы выяснить, как используется эта информация, как влияет собранная база данных о состоянии популяций редких видов животных, и в том числе тигра, на государственную политику в области сохранения биоразнообразия?
— Тигр — вид, занесенный в Красную книгу РФ. За сохранность «краснокнижных» видов отвечает Минприроды. Что это означает? Это значит, что министерство должно принимать какие-то решения, проводить какую-то природоохранную политику на государственном уровне. А на основании чего можно принимать решения и вести государственную политику? Для этого по меньшей мере нужна информация, иными словами, надо создавать какой-то мониторинговый центр, которого пока нет. Ведь недостаток научных знаний по биологии тигра в изменившихся условиях порождает и недостатки в подходах к управлению популяцией амурского тигра в России. До сих пор вся информация, которая собиралась по тиграм, хранилась у руководителя американской программы Дейла Миккела. Хорошо, что он все данные собирает у себя, но настало время организовать и у нас государственный центр, который будет накапливать такую информацию, а на основании ее анализа будут приниматься необходимые меры.

— Сохранение тигра — это сегодня глобальная проблема, требующая мировой программы. Возможно, настало время говорить о подобном центре не в масштабе страны, а о мировом центре.

— Тогда не совсем понятно, зачем нам проводить всемирный саммит, чтобы спасти уссурийского тигра.
— Для того, чтобы координировать действия разных стран, чтобы обратить внимание на наиболее острые проблемы. Скажем, браконьерство существует не только в России. А дериваты тигра, пересекая российскую границу, уходят в Китай. Чтобы скоординировать действия в разных странах и регионах, мы и должны собрать представителей всех стран, где обитают тигры. Мы прежде всего должны сохранить своего тигра, но для этого нам нужна информация не только о перемещениях дериватов через границу, но и о численности популяции и ее динамике, ее половом и возрастном составе и т. д. Нельзя обеспечить сохранность популяции, не зная, сколько детенышей может принести самка, отчего тигры погибают, почему они в последнее время начали выходить на дороги и кусать автомобильные шины. В чем причины такого аномального поведения? Это вирусные болезни, как предполагают наши американские коллеги, или же что-то иное? Все это надо исследовать. Я не отвечаю за сохранность тигров в Индии, но я, безусловно, должен знать о возможных причинах их гибели, ибо что-то подобное может произойти и у нас. Но ведь и «своего» уссурийского тигра мы не сможем сохранить, не наладив взаимодействия с Китаем. И Минприроды, и WWF работают там очень активно, чтобы создать трансграничные резерваты.

Тут возникает вопрос: а переходит ли «российский» тигр российско-китайскую границу? Собственно, весь запад Приморского края — это граница с Китаем, а юг — граница с Кореей. Граница проходит и по сопкам Маньчжурии, которые тигр с легкостью преодолевает. Амур, конечно, не переплывает. Чтобы узнать это, надо надеть на тигра ошейник.

Мы надеялись надеть ошейники на нескольких «приграничных» тигров этой весной, но не получилось. Отлов тигров — очень сложная задача. Так что пока мы можем говорить лишь о том, что наблюдали четырех особей, живущих в приграничной зоне. Пересекают ли они границу? Наверное, пересекают, но как далеко заходят на территорию Китая, каким угрозам там подвергаются, что китайцы предпринимают, чтобы обеспечить их сохранность, — это и многое другое нам еще предстоит выяснить, в том числе и во время саммита.

— В какой мере соответствуют действительности «страшилки» о варварстве китайских браконьеров?
— В средствах массовой информации об этом сообщали не раз, ссылаясь на сведения, полученные от пограничников. Мы подобную информацию не проверяли, ибо в наши задачи это не входит. Наша задача — сбор научных данных. Скорее это работа для WWF, чьи сотрудники и сторонники отслеживают происшествия такого рода. Но в данном случае я склонен доверять сообщениям СМИ о том, что пограничники обнаруживали шарики с взрывчаткой, которые браконьеры закладывали в приманку на деревьях. Комментировать это трудно. Это варварство, дикость, находящиеся за пределами понимания.

— Теперь о саммите: каковы его главные темы, какова его цель, что мы ждем от него?
— Саммит — очень важное мероприятие. Главное, что мы ждем от него, — это то, что к острейшей проблеме охраны природы привлекается внимание государственных структур, которые обязаны эту самую природу охранять (думается, особенно заждалась такого внимания более ранимая живая природа). Очень важно и то, что проблемы охраны живой природы благодаря саммиту будут вынесены не только на национальный (государственный) уровень, но и на межгосударственный. Хотелось бы надеяться, что и помощь в их решении будет оказана на соответствующем уровне.

Сегодня тигр — это вид, который исчезает вроде бы по частям, на уровне отдельных популяций и подвидов, но в итоге может исчезнуть полностью. Поэтому так важно принимать серьезные меры во всех странах, где этот вид еще обитает. В известном смысле тигр стал символом и других исчезающих и редких видов животных. Встреча на уровне глав государств, посвященная сохранению тигра как вида, даст толчок для разработки ряда национальных программ, станет серьезным стимулом для активизации действий на национальном уровне. Здесь нужна полная прозрачность и ответственность. Мы должны не только заявлять, что хотим сохранить тигра, мы должны делать это реально. Все работы, которые проводятся по спасению любого вида, повышают уровень ответственности за его сохранение.
Наконец, саммит полезен и для обмена опытом. Конечно, борьба с браконьерством в каждой стране имеет свои особенности. Но ведь есть и общие наработки, позволяющие бороться с этим злом, так что надо изучать опыт других стран. В частности, в приграничных зонах (особенно на таможенных постах) необходимо сделать так, чтобы, например, дериваты не могли пересечь границу. И здесь нужна координация действий, в частности, с Китаем.

Организаторами готовятся документы, подготовлен перечень круглых столов, которые могли бы вызвать интерес представителей разных государств (дериваты, их использование в медицине, проблемы межгосударственных отношений в этой сфере и т. д.). Что касается РАН, то мы уже внесли предложение организовать круглый стол, где собираемся рассказать о тех научных программах, которые у нас выполняются, чтобы узнать о том, как сбор научной информации осуществляется в других странах. Мы призываем коллег — давайте поделимся тем, что у нас есть. Мы очень надеемся, что на саммит приедут ученые, которые знают, как организовать мониторинг — у кого-то он есть, у кого-то его нет, у кого-то он лучше, у кого-то хуже, в одной стране одни методы, в другой — другие. Мне кажется, такой круглый стол был бы очень полезен.

— На многочисленных международных конференциях по биоразнообразию гораздо чаще наших специалистов выступают представители Азии, Африки или Южной Америки. В итоге получается так, что сокращение биоразнообразия в этих регионах тревожит мировое сообщество больше, чем наши не менее острые проблемы в этой области. За рубежом все чаще приходится слышать: «Россия — конечно, очень богатая страна, но, похоже, в ней уже вообще нет природы, а остались только природные ресурсы».
— Это действительно горько. На мой взгляд, это, в частности, говорит о том, что Минприроды, во многом определяющее формат нашего участия в международных форумах подобной направленности, не уделяет должного внимания природоохранным проектам. Увы, его внимание больше приковано к «природопользованию», добыче полезных ископаемых. Я убежден — ответственность за сохранение живой природы надо отделить от интересов к недропользованию, добыче углеводородов и т. п. В этом смысле Госкомэкологии была полезной и «правильной» структурой. То, что сейчас охоту передали из Минсельхоза в Минприроды, в принципе верно — ответственность за все биоресурсы оказывается сосредоточенной в одном месте. Но с другой стороны, Минприроды все больше превращается в какую-то всеохватывающую структуру. Думается, нам нужно министерство, занимающееся живой природой.

У нас в институте, кроме программы, которая стала темой нашего разговора, разрабатывается еще много программ, в частности, программа сохранения переднеазиатского леопарда, восстановления (не сохранения, а именно восстановления) лошади Пржевальского и т. д. Так институт на основе своих научных результатов пытается донести до чиновников от природоохраны мысль о необходимости сохранения живой природы. Глава правительства прислушивается к нашим сигналам, знает об этих проблемах и не отмахивается от них. Не знаю, удастся ли ему изменить общую природоохранную политику страны, но какие-то сдвиги уже наметились. В стране давно не было таких природоохранных проектов ни по тигру, ни по леопарду, ни по ирбису, ни по белухе. Сейчас они появились, и вкладываются весомые средства в изучение этих животных.

— Насколько реально сохранить тот или иной вид, не думая о сохранении экосистемы, частью которой он является?
— Есть два подхода к сохранению биоразнообразия: экосистемный и популяционно-видовой. Мы должны принимать меры и непосредственно для сохранения конкретного вида, а другие меры — на экосистемном уровне (для сохранения и места обитания этого вида и вообще экосистемы, в которой мы все живем). Одно без другого нереально, направление одно, просто способы разные.
Ареал и кормовая база — основа благополучия тигра. Не будет копытных — не будет хищника. В этом смысле тигр и человек оказываются конкурентами. Сейчас почти вся территория Дальнего Востока поделена на охотничьи хозяйства. Оттого, как ведется работа в охотничьем хозяйстве, зависит и количество живущих там копытных. Где хороший хозяин разводит копытных, там и тигр держится. А в других хозяйствах и копытных нет, и тигра нет, и дохода нет. Это сегодня одна из самых серьезных преград на пути сохранения тигра. Дело в том, что система государственных охотничьих хозяйств разрушена, уничтожен государственный орган (Главохота), который этим хозяйством управлял. Сейчас вроде опомнились, восстановили соответствующий департамент — сначала в Мин-сельхозе, потом передали его Минприроде. Пока же в охотничьих хозяйствах подчас сидят князьки, и тигр для них конкурент. В любом случае численность копытных должна учитываться при всех оценках перспектив сохранения популяции амурского тигра.

— Если у охотхозяйства от тигров доходов нет, оно и не будет беспокоиться о них. Значит, кто-то другой должен быть инициатором сохранения вида, создателем экономических механизмов, содействующих его охране. Кто, на ваш взгляд, — экономисты, экологи или кто-то еще?
— Стратегию сохранения биоразнообразия в нашей стране разрабатывали и политики, и экономисты, и экологи, и представители всех слоев общества. Возможно, придется объединить усилия и экологов, и экономистов, и тех охотников, которые хотят охотиться на законных основаниях. Но для начала их всех надо собрать вместе. Пока же нет ни стратегии, ни настоящих охотников. Все больше становится метких стрелков, стреляющих из автомобиля в зверей из карабинов с оптическими прицелами, позволяющими поразить жертву на расстоянии до 3 км. Так что стратегия (и регламентация) развития охоты остро необходима. К ее разработке приступали не раз, но поскольку Главохота была ликвидирована, все попытки рано или поздно прекращались.

— Ваш общий настрой сейчас скорее оптимистичен или вы более осторожны и оцениваете состояние дел по принципу «поживем — увидим»?
— Я вообще по натуре оптимист и полагаю, что меры, которые мы сейчас разрабатываем, и шаги, которые мы предпринимаем, приведут к успеху. Как гласит известная поговорка, под лежачий камень вода не течет. Вот мы и пытаемся сдвинуть «камни».
В 90-е годы прошлого века был запущен механизм жестокого и бесконтрольного истребления природы: чудовищных вырубок, варварского браконьерства на копытных, беспрецедентного браконьерства на тигра. А ведь ныне экономические и социальные основы браконьерства исчезли, среди браконьеров преобладают упомянутые автострелки. Но именно в то время были запущены механизмы, породившие множество нынешних проблем: правовой нигилизм, несоблюдение законов, фактическое отсутствие государственной экологической экспертизы строящихся газо- и нефтепроводов, дорог и т. д. Мы ведь сначала строим, а потом начинаем думать, к каким последствиям для живой природы это может привести.

Сегодня положение начинает меняться — медленно, конечно, но все-таки ситуация выправляется. Вновь государственная экологическая экспертиза проектов стала обязательной, сегодня уже никого не приходится убеждать, что надо заботиться о животных и при строительстве дорог делать для них подземные переходы. Другое дело, что специалисты в области охраны природы еще не привыкли к тому, что должны участвовать в проектировании, а проектировщики и строители пока не привыкли к тому, что обязаны нас приглашать. Но сдвиги определенно есть, и это внушает надежду.

— Как вы относитесь к предложениям спасать тигра с помощью интродукции или, точнее, реинтродукции (возврата) тигра в те края, где он когда-то обитал, но затем исчез?
— На мой взгляд, это интересный подход. Ведь никто из специалистов не говорит о том, что тигра надо переселять туда, где его не было. Так что речь здесь идет не об интродукции, а именно о реинтро-дукции, то есть о возвращении на прежнее место обитания. Такие места есть, например, в Средней Азии. Как показывают генетические исследования, там обитал тот же самый тигр — туранский, или мазандаранский. Это тигр, который генетически точно такой же, как наш уссурийский. Правда, попыток выпустить тигра в эти места не было. Более того, я считаю, что сейчас такой выпуск был бы и преждевременным, и даже опасным. Первое, что надо сделать, — создать условия для тигра, воссоздать экосистему, а это значит, что, в частности, надо восстановить ту кормовую базу, которая в этих местах когда-то была. Иначе тигр будет охотиться не на оленей и кабанов, а на лошадей, коров, баранов и коз. Так что во многих случаях придется выбирать, кому в том или ином месте жить — тигру или людям.
Если говорить о реинтродукции, то пока у пе-реднеазиатского леопарда, который еще 50 лет назад встречался на Кавказе, шансов вернуться туда больше, чем у тигра в Средней Азии.

— А если клонировать тигров? Или с помощью биотехнологии заняться напрямую изменением генотипа тигра, чтобы превратить его в другое животное, скажем, всеядное? Это позволило бы изменить его кормовую базу. Обсуждаются в научной среде такие подходы или это совсем уж из разряда фантастики?
— Зачем? Клонирование не поможет поддержать генетическое разнообразие, которое существует в популяции. Для поддержания генетического разнообразия гораздо важнее сохранить тигра не только в России, но и в Индии, Китае, Индонезии и других странах Юго-Восточной Азии, потому что это генетически различающиеся популяции. Что касается биотехнологии — зачем человеку вмешиваться в тот непредсказуемый процесс, в котором мы сами являемся составной частью? Мы должны приспосабливаться к тому процессу, который происходит в живом мире.

— Но мы ведь употребляем сегодня в пищу сорта сельскохозяйственных культур, которых раньше не было? Ну и тигров будем так же выращивать...
— А зачем? Если мы говорим о сохранении дикой природы, мы должны выбирать самые разные способы, чтобы ничего в ней не менять, чтобы сохранить все так, как есть. Если мы говорим об использовании какого-то ресурса, давайте возьмем этот ресурс из природы, заведем хозяйство и будем с этим ресурсом делать все, что нам захочется. Заберем, например, оттуда тигра, и что мы будем с ним делать? Производить снадобья? Превратим его в ресурс? Будем учить тигра есть траву вместо косули? Зачем? Ведь должна быть какая-то цель. Тигр исчезнет, если мы ничего не будем делать для того, чтобы сохранить его в дикой природе. Если мы начнем разводить его в хозяйстве, тогда мы должны использовать его не в дикой природе, а для каких-то своих потребностей. Вот я и спрашиваю: какие же у нас потребности в тигре? Потребность в разведении соболя понятна — кому-то нужна меховая шапка и меховая куртка, чтобы, например, можно было работать в Арктике или в других местах с экстремальными условиями, где одежда из синтетики не очень спасает от холода. Я вижу смысл разведения соболя в том, чтобы удовлетворить свои практические нужды. Тигра для чего разводить? У нас нет таких традиций, как в Китае. Тигр в хозяйстве не нужен.

— Выходит, мы сохраняем его в основном из эстетических соображений?
— Нет, не только из эстетических. Мы сохраняем тигра для того, чтобы существовала и выполняла свои функции живая природа, а ее функции очень разнообразны. Кстати, эстетическая функция экосистем — одна из них, и очень важная. А генерация кислорода? А депонирование углерода? А производство продукции для нас? Это все неотъемлемые и многообразные функции экосистем, в том числе и самой большой из них — биосферы. Чтобы она продолжала их выполнять, мы должны стремиться сохранить ее в том виде, в каком она существовала до нас, включая и такой ее важный компонент, как тигр. Не сможем сохранить — погибнем сами.
Но поскольку, как я уже отмечал, я отношу себя к оптимистам, мне хотелось бы верить, что общими усилиями мы сможем выполнить амбициозную задачу — к следующему Году тигра (2022 г.) удвоить его природную популяцию.