Держава Меровингов, охватывавшая в 420-623 гг. часть римской провинции Галлия и ряд древних племенных ареалов западных германцев (прежде всего -франков и алеманнов, последних называли также швабами), была на пороге средневековья крупнейшим «варварским» государством Европы. Ведущей чертой политики первых властителей из этой династии было принятие христианства как государственной религии. В 496 г. конунг (король) Хлодвиг крестился вместе с тремя тысячами своих воинов в ортодоксальную его форму, актуальную на исходе античной эпохи для Западной Римской империи. Этот важнейший акт ставил правителей Галлии в один ряд с остготским королем Италии Теодорихом Великим (ок. 454-526) и византийскими императорами. Амбиции Меровингов, их стремление превратить свое «варварское» королевство в подобие Западной (Гиперборейской) империи, наконец, обретение через акт христианизации духовной легитимности своей власти (или хотя бы ее подобия) нашли отражение в декоративном искусстве эпохи. Как свидетельствуют археологические находки, в деталях мужских и женских уборов, в аксессуарах воинской амуниции, в конском снаряжении внедрялись черты римской традиции. Насколько они органичны, как взаимодействуют с традициями древнегерманского декоративного искусства? И еще: античное наследие в контексте культуры раннесредневековой Западной Европы — это возрождение мира римских образов или визуализация политической программы? Попытаемся ответить на эти вопросы (или хотя бы их обозначить).

В начале своего правления представители франкской династии выступали в союзе с римскими администраторами и полководцами (Эгидий и Сиагрий) против нападений вестготов на провинцию Галлию. Как и многие другие «варварские» конунги, Хлодвиг, фактический основатель державы Меровингов на территории нынешней Франции, в борьбе с окружающими его владения германскими племенами старался всячески подчеркивать преемственность своей власти от имперской. Тезис «подражая Империи» (лат. «Imitatio Imperii*), впоследствии официально принятый Карлом Великим (742-814) и политически им реализованный, в меровингское время просматривался во многих политических акциях властителей Западной Европы. По мере проникновения франков в глубь Галлии осуществлялась их романизация, причем как естественным путем контактов с автохтонами (коренными жителями — романизированными галлами), так и путем насаждения римских обычаев Меровингами. Прохождение службы в ауксилиях (Ауксилии — вспомогательные войска древнеримской армии, состоявшие из иноземцев (прим. ред.)), использование имперской административной и хозяйственной системы в захваченных провинциях, реализация новшеств городской и общественной жизни, язык легионов, наконец, пришедшее с юга в Галлию христианство — все это приводило к внедрению римских норм и традиций. Последние, кстати, активно размывали социальный лейтмотив общества: война как смысл жизни германца. Их массовая культура на грани между эпохами античности и средневековья уже могла позволить ранее «диким варварам» ощущать, пусть и в слабой мере, непередаваемую красоту античных артефактов и использовать их в обиходе сознательно и со вниманием. Кстати, этот пока не отмеченный археологами феномен сохранил до наших дней многие сотни античных предметов, нашедших свою вторую жизнь в обществе франков в эпоху Хлодвига.

На заре меровингской культуры (в конце IV-V в.) материальными свидетельствами идеи воинской власти конунга и близких ему людей становятся золотые браслеты и гривны с колбообразными концами, о чем говорит случайная находка в 1851 г. клада с группой таких гривен (шейных украшений), украшенных чеканным орнаментом, на территории современных Нидерландов (город Велп). Судя по кратным размерам и римским нормам веса этих гривен, по отличающему их сложному чеканному орнаменту, а также их количеству они являлись римскими воинскими наградами и были изготовлены в римских провинциях в конце IV в. н.э. Лишь одна из них произведена, скорее всего, «варварскими» мастерами: скромное украшение из толстой проволоки было, очевидно, личной собственностью награжденного. Кроме гривен, в составе находок из Велпа присутствуют два перстня со щитками (на одном — по некоторым предположениям, профильное изображение Императора), спиральное кольцо и проволочная петля, изготовленные из золота. Трактовать эти перстни в качестве наград (как и явно «варварское» спиральное кольцо) не представляется возможным.

Можно предположить, что безымянный воин-«варвар», совершивший некий подвиг в рядах римской армии, получил награду, специально выполненную римлянами в «варварском» стиле. Так в начале эпохи Великого переселения народов даже в провинциальной среде пограничных легионов при изготовлении «уставных» наградных регалий начиналось смешение античных и «варварских» изобразительных традиций. Отметим, что на территории современных Нидерландов и приграничных земель Германии найдено несколько кладов с гривнами, сходными с обнаруженными в Велпе и являвшимися, по-видимому, последними воинскими наградами Рима.

Приемы и образы, использовавшиеся мастерами западных римских провинций на закате Империи, известны, в частности, по инвентарю франкских погребений V в. Судя по ним, группы франков, входившие в состав римских воинских формирований, располагали тогда изделиями римских мастеров. Кстати, благодаря этому обстоятельству до нашего времени дошли, минуя тигли ювелиров V-VI вв., украшения самых разнообразных форм, относящиеся к той эпохе. Они демонстрируют весь спектр изобразительных и технологических возможностей, которыми обладали провинциальные римские златокузне-цы: литье изделий по матричным и восковым одно-и двусторонним моделям, обтяжка золотой, а также серебряной фольгой бронзовой основы, напайка пластинчатых гнезд для вставок полудрагоценных камней и гранатового стекла, изготовление тончайшей проволоки, напайка ее вместе с зернью и пр.

Судя по пряжкам, относящимся ко второй трети V в., в имперском ювелирном искусстве развивалась гуннская традиция полихромного стиля, восходящая к декоративным нормам позднеэллинистического времени. В рейнских мастерских, снабжавших снаряжением стоявшие на лимесе (Лимес - укрепленный рубеж (вал, стена) со сторожевыми башнями, возводившийся на границах Римской империи (прим. ред.)) легионы, в состав которых входили и будущие «подданные» первых Меровингов, практиковалась «плоская схема» вставок камней или стекла на подложке из золотой (реже серебряной) тисненой фольги. Вся эта геометрически организованная конструкция крепилась по периметру напаянным золотым ободом, а фольга и камни держались на светло-серой мастике. Такая схема в меровингском искусстве, в частности до VII в., реализуется на круглых фибулах так называемого рейнского типа. Декор на них не несет уже никакой смысловой нагрузки, показывая зрителю лишь роскошь драгоценного металла и блеск разноцветных камней. Если эллинистические и позднеримские мастера использовали карбункулы (т.е. красные гранаты) из Индии, Цейлона и Эфиопии, то меровингские ювелиры для вставок применяли гранаты причерноморского, а в эпоху викингов — скандинавского происхождения. Меровингские мастера освоили не только приёмы изготовления полихромных украшений, но и их имитацию. В таких фибулах камни во вставках заменялись металлическими заклепками.

Не все приемы и типы продукции были восприняты франками у римских торевтов (чеканщиков) и развиты в меровингское время. Так, например, серьги с ажурным или покрытым сканью щитком, с карбункулами-кабошонами (Кабошон — способ обработки драгоценного или полудрагоценного камня, при которой он приобретает гладкую выпуклую отполированную поверхность без граней (прим. ред.)), подвески в виде миниатюрных парфюмерных сосудов (иногда — в форме амфор) и серьги оказались слишком сложны для подражания. Как правило, в центре их щитков находилась полость для заполнения ее, по старой античной традиции, душистыми маслами. Этот изыск «варварским» мастерам повторить не удавалось. Да и сами благовония, очевидно, в постгуннское время перестали поступать из Аравии в Западную Европу. Также не воспроизводились франками и алеманнами римско-византийские серьги с микроскопическими подвесками, хорошо известные в уборе жительниц Империи с III в. н.э.

Сложность исполнения не способствовала тиражированию франками некоторых миниатюрных фибул в составе западно-римского женского убора. Так, например, изящными и редкими образцами римской торевтики в массиве экспонатов все той же коллекции из фондов Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина выглядят миниатюрные фибулы в виде величаво выступающего всадника с развевающимся плащом, булавка с навершием в виде грифона, мистического обитателя воздушного и водного океанов, образ которого абсолютно чужд германскому миру мифических зверей, ложечки для черпания благовоний, фибулы в виде оседланного скачущего коня и лежащей собаки. Все эти фигурки в античном обиходе являлись оберегами своих хозяев. Однако к христианской идеологии, господствовавшей в государстве Меровингов, они формально не имели никакого отношения. Знаменитые франкские «орлиные» фибулы и булавки, безусловно, имеют античные прототипы. Такие застежки в античном мире появляются в качестве аксессуаров женского убора во II в. н.э. В меровингских мастерских возрождают облик этих застежек, но былые фигурки маленьких пташек-охранительниц сменяются хищными образами воронов.

Конкретные образы римских животных-апотро-пейонов (сакральных охранителей) не обрели популярность в среде христианизированных, пусть и поверхностно, франков. Правда, в целом для германского декоративного искусства териологические (с изображением животных) композиции провинциальных римских мастеров стали в V в. одной из основ для формирования общегерманского «звериного» стиля, характерного и для раннего меровингского времени.

Пути проникновения изобразительных традиций Империи в творческий арсенал германских торевтов эпохи Меровингов весьма непросты. Выше отмечалось, что раннемеровингская знать, находясь в составе римских легионов, пыталась подчеркнуть преемственность своего социального статуса, активно использовала престижные аксессуары римского происхождения. Как отмечал в 1988 г. знаток искусства раннего европейского средневековья, доктор исторических наук Герман Федоров-Давыдов (профессор кафедры археологии исторического факультета МГУ им М.В. Ломоносова), «вожди варварских дружин хотели поразить богатством и роскошью... Простые свободные считали себя формально на одном социальном уровне с ними, так как все были свободными.

Но богатство создавало элиту, равенства не было. И к этому богатству, к созданию хотя бы его видимости стремились более бедные свободные члены общества, создавая иллюзорно-роскошные вещи, ... дешевые подделки под драгоценности становятся на один уровень с ними по своей технике и художественным качествам». Действительно, некоторые типы украшений римского происхождения активно тиражируются франкскими и алеманнскими мастерами. Пожалуй, первое место среди них занимают круглые и квадрифолийные (в виде креста сложной формы) фибулы. Нередко отдаленно сохраняя очертания своих позднеантичных прототипов, «варварские» фибулы упрощенного варианта имеют бронзовую основу, обтянутую (часто довольно грубо) золотой фольгой со вставками-кабошонами, с тиснением и даже со сканью. Нарочитый примитивизм в исполнении и отсутствие в ряде случаев механизма застежек (или его полного отсутствия) позволяет предположить хотя бы для части таких артефактов исключительно погребальную, декоративную функцию.

В меровингском материале встречены и подлинные римско-византийские, судя по технике исполнения, образцы для круглых фибул, украшенные вставками-кабошонами, и эталоны для застежек полусферической или конической формы. Некоторые орнаментированные фибулы выполнены столь искусно, что невозможно определить, римская это работа (хотя имперские прототипы таких застежек неизвестны) или франкская.

На примере украшений эпохи Меровингов видно участие римских мастеров и их традиций в развитии «варварского» декоративного искусства. В частности, в проработке деталей ряда пальчатых фибул, хранящихся в указанной коллекции, чувствуется, что исполнитель был знаком с античными приемами металлообработки. При этом сама форма застежки и ее детали — сугубо германские. За многие тысячи миль от Галлии, на Керченском полуострове в эпоху Аттилы (Аттила (?—453) — предводитель гуннов с 434 г. Возглавлял опустошительные походы в Восточную Римскую империю, Галлию, Северную Италию (прим. ред.)) двухпластинчатые фибулы безвестные мастера облагораживали стилизованными античными аканфами (орнаментом в виде листьев). Дужку «звериноголовых», характерных исключительно для германцев фибул оттеняет тончайший античный меандр (геометрический узор).

Нередко в состав сугубо «варварского» по происхождению комплекса украшений входил предмет римской работы (например, подвески-инталии (Инталия — ювелирное изделие, выполненное в технике углубленного рельефа на драгоценных или полудрагоценных камнях (прим. ред.)) в ожерельях модниц эпохи Меровингов). Подобного рода прием «облагораживания» украшения пусть небольшой, но античной вставкой живет в Западной Европе вплоть до Оттоновской эпохи (X-XI вв.), причем даже на предметах христианского культа.

Коллекция из фондов Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, как нам представляется, дает ответ на вопросы, поставленные в начале статьи. Попытка реновации империи Меровингами в полном объеме, в том числе во внешнем виде, в уборе европейских жителей органически не была возможна. Познакомившиеся лишь с азами античной цивилизации, да и то нередко — сквозь дым пожарищ, воины-дружинники из окружения Хлодвига никак не могли стать римскими воинами, пусть и одевались в имперские одежды. Это убранство не смогло дать им то, что обретается столетиями — духовную и социальную культуру, являющуюся одной из основ государственного прогресса. Затухание позднеантичных традиций в целом в декоративном искусстве эпохи Меровингов, подтверждаемое материалами коллекции, однозначно свидетельствуют: эксперимент по воссозданию Римской империи у франков по воле «длинноволосых» королей (традиционно знать франков, прежде всего их короли свои волосы стрижке никогда не подвергали) не удался.

Судьбы античного наследия в Западной Европе благодаря устойчивым квазиимперским нормам меровингского декоративного искусства даже после утраты королями из династии Меровингов их власти складывались вполне удовлетворительно. При посредстве каролингских мастерских Нижнего Рейна римские по происхождению изобразительные приемы передались скандинавским ювелирам. Уже в ГХ в. в Западной, а затем и в Северной Европе появляются трилистные фибулы и детали поясных наборов с растительным орнаментом, активно регенерирующие римское наследие. Такие артефакты проникают в мир западных славян (Великая Моравия) и в юго-восточную Балтию, испытывая, правда, и прямое византийское влияние. Финал для прямой линии развития римских традиций в европейской средневеко-
вой бижутерии наступает в конце XI-XII в., когда в Скандинавии укрепляются молодые феодальные королевства и оказываются еще раз востребованными квазиимперские формы украшений и декора. Их роль играют римские, а точнее, уже меровингские круглые (дисковидные) фибулы. Как и более ранние скандинавские, эти застежки со сканным растительным и/или геометрическим орнаментом достигают внушительных размеров. Как правило, такие застежки были аксессуаром женского убора. На этих воистину блестящих артефактах завершается развитие римской традиции в западноевропейской бижутерии, пережившее Западную Римскую империю на 700 лет.

 

Пример столь долгой консервации и даже развития античных традиций в меровингском, каролингском и викингском декоративном искусстве прямо указывает на тот грандиозный авторитет, которым обладал любой (даже ювелирный) фрагмент римского имперского наследия в глазах средневековых европейцев. Манящий блеск имперского величия не миновал и сознания наших прямых предков. Не прошло и четырех веков с момента затухания римских традиций в европейской культуре (во всяком случае, на примере декоративного искусства), как в эпоху Возрождения нормы античного мировосприятия вновь стали актуальны в Западной Европе, а в России возникла идея «третьего Рима», бывшая актуальной практически до наших дней.