Чаиркина Н. За семью печатями (археологические исследования на Урале)

 
 
Современные археологические исследования невозможны без комплексного подхода в изучении материальной и духовной культуры, систем жизнедеятельности древнего населения. Попытки проведения таких изысканий - не редкость, однако они осложнены фрагментарностью базы доступных источников. Сотрудникам Института истории и археологии Уральского отделения РАН удалось ее расширить.
 
Тысячелетия назад Урал заселяли сообщества людей, оставивших после себя стоянки, поселения, городища, места металлургического производства, культовые площадки, погребения и могильники. Следов их пребывания здесь, с одной стороны, много: сотни тысяч обломков глиняных сосудов, каменных, иногда изготовленных из металла орудий труда и украшений, а с другой — мало: огромное количество предметов из органических материалов — кости и дерева — к сожалению, не сохранилось.

В калейдоскопе истории менялись археологические культуры, этносы и народы. Не оставалась неизменной и природная среда. В некоторые периоды голоцена (Голоцен — современная геологическая эпоха, начавшаяся примерно 11 тыс. лет назад и составляющая последний, незакончившийся отрезок четвертичного периода геологической истории) складывались благоприятные условия для заболачивания озер и прибрежных участков стоянок и поселений, консервации их культурных слоев и изделий из органики торфяными или сапропелевыми (состоящими из озерного ила) отложениями. Так формировался особый тип археологических источников: их своеобразие и значимость заключаются в способности торфа при отсутствии воздуха и большой влажности консервировать органические остатки, не сохраняющиеся в минеральных почвах. На территории России и стран Восточной Европы известно лишь небольшое количество подобных объектов. В их числе Шигирский и Горбуновский торфяники на Урале.

В середине XIX в. на приисках графа Александра Стенбок-Фермора, расположенных северо-западнее Екатеринбурга, в районе современных городов Невьянска и Кировграда, было обнаружено россыпное золото. Оно залегало на глубине 7-8 м под слоем торфа в долине реки Нейвы и ее притоков, вокруг Шигирского озера. В ходе добычи старатели, имена которых история не сохранила, обнаружили костяные, деревянные орудия, бронзовые предметы, обломки керамики, составившие знаменитую Шигирскую коллекцию, хранящуюся в Свердловском областном краеведческом музее и Государственном Эрмитаже (Санкт-Петербург). Уральская ее часть насчитывает около 2000 предметов: наконечники копий и стрел, гарпуны и рыболовные крючки, кинжалы с резным орнаментом, выполненные из кости и рога. Деревянные изделия представлены луком, веслами и мотыгами, острогой, ложками и ковшами. Особый интерес исследователей вызывают уникальные находки — ложка с головой лося на рукояти, ковш с головой уточки, миниатюрная головка медведя, стилизованные скульптурные изображения людей.
 
Радиоуглеродный анализ одного из них, проведенный в 1997 г. Геологическим институтом РАН (Москва) и Институтом истории материальной культуры РАН (Санкт-Петербург), — Большого Шигирского «идола» — подтвердил, что это самая большая (высота 5,3 м) и древняя (изготовлена 8-9 тыс. лет назад) деревянная антропоморфная скульптура в мире. Она была выполнена из цельного ствола лиственницы или ели сибирской. Сохранилась голова и верхняя часть, состоящая из соединяющихся обломков общей длиной 233,5 см, и не соединяющийся с ними конец — бревно, слегка сужающееся к основанию. Средняя часть длиной около 2 м утрачена. В роли «тулова» — доска шириной 23-25,5 см, на которой вырезаны схематичные антропоморфные изображения и геометрические фигуры. Возможно, эта скульптура хранит своеобразный мифический текст — повествование о мироустройстве.

К сожалению, золотоискатели не фиксировали местоположение и условия обнаружения находок, что значительно осложнило их изучение. До сих пор оригинальный материал Шигирской коллекции привлекается в научных изданиях лишь в качестве иллюстраций «хозяйственной и духовной жизни древних уральцев», без градации на эпохи и культурную принадлежность. Но яркие археологические находки, прежде всего предметы из органики, вызвали большой интерес исследователей. Еще в XIX в. Шигирский торфяник посещали известные археологи Дмитрий Анучин (академик Петербургской АН с 1896 г.), Михаил Малахов, Федор Уваров — сын знаменитого коллекционера и археолога графа Алексея Уварова, барон Иосиф де Бай, Владимир Толмачев. Собранные здесь коллекции поступили в музей Императорского Московского археологического общества и в Императорский Российский исторический музей, выставлялись в Париже.

В первой половине XX в. памятники Шигирского торфяника изучали известные российские археологи Николай Бортвин, Дмитрий Эдинг, Александр Брюсов, Вера Раушенбах. Предпринимались попытки проанализировать ранее собранные материалы, что явилось основой для первых обобщающих работ по археологии Урала. Александр Берс ввел в научный оборот понятие «шигирская археологическая культура», которая, по его мнению, была распространена на восточном склоне Урала от III тыс. до VTI-II вв. до н.э. Материалы коллекции и по сей день используют практически во всех изысканиях, посвященных духовной культуре древних народов России.

Отмечу огорчительный факт: в течение последних полутора веков территория Шигирского торфяника подвергалась постоянному антропогенному воздействию — помимо старательских разрезов и шурфов разрушительное воздействие на него оказали отвалы металлургического комбината, карьеры, пашни, дороги. Значительная часть торфяного массива вместе с богатейшими археологическими памятниками, располагавшимися здесь, уничтожена. К счастью, не все. Поэтому в 1998-2005 гг. Институтом истории и археологии УрО РАН и Свердловским областным краеведческим музеем при поддержке Российского гуманитарного научного фонда на этой территории проведены комплексные полевые исследования, в ходе которых найдены уникальные изделия из органики. Автор данной статьи и старший научный сотрудник Свердловского областного краеведческого музея, хранитель Шигирской коллекции Светлана Савченко изучали физико-географические факторы, повлиявшие на формирование торфомассива, время и условия заболачивания водоема. Проводили анализ фаунистических остатков, изучали изделия из органики, глины и камня. Одна из целей работ — определение датировки и культурной принадлежности археологических предметов. Завершается создание каталога Шигирской коллекции, содержащего информацию об истории собрания, иллюстрации уникальных изделий.

Не менее известен Горбуновский торфяник, также расположенный в Свердловской области, на окраине города Нижний Тагил, в 130 км к северу от Екатеринбурга. По берегам палеоозера и на территории, покрытой торфом, выявлено около 40 разнообразных археологических объектов — стоянок, поселений, святилищ. Часть этих памятников, изученных еще в XX в., вошла в анналы отечественной и мировой науки. Особо отмечу культовое место, расположенное в труднодоступной части палеоозера, — VI Разрез Горбуновского торфяника. Его возникновение в III тыс. до н.э., возможно, обусловлено начавшимся тогда интенсивным заболачиванием водоемов.
 
В результате многолетних археологических изысканий тут обнаружена система взаимосвязанных деревянных сооружений эпохи энеолита (раннего железного века) — площадки или постройки, а также дорожки-настилы, которые, возможно, соединяли между собой стоянки и поселения, располагавшиеся по берегам и островам Горбуновского палеоозера. Серия предметов — так называемые «идолы» — деревянные антропоморфные, зооморфные и орнитоморфные скульптуры, обнаруженные рядом с сооружениями или в них, явно связаны с ритуальной практикой и предназначены для выполнения сакральных действий. Материалы VI Разреза уже более столетия привлекают внимание специалистов, предпринимаются попытки их датировки и определения культурной принадлежности. Однако многие предметы не составляют устойчивых серий, поэтому подобрать аналогии с другими памятниками уральских торфяников сложно.

Деревянная антропоморфная скульптура здесь представлена столбообразными фигурами с высеченным изображением и фигурами с проработкой ног. Преобладает подчеркнутая моделировка головы, канонизм в изображении лица. В оформлении тулова встречается «поэтажное» расположение фигур.

На VI Разрезе найдена серия деревянных ложек и ковшей, рукояти которых венчают замечательные скульптурные изображения голов водоплавающих птиц. А вот выполненные из того же материала скульптуры лосих служили своеобразными сосудами. Схематичная передача ног, деформированная непропорционально большая голова, инкрустация глаз вызывают аналогии с культовыми изображениями лосей, известными по этнографическим материалам.

Значительная часть VI Разреза исследована в первой половине XX в. Дмитрием Эдингом, Верой Раушенбах, Александром Брюсовым, но результаты раскопок опубликованы не полностью, несколько тысяч артефактов до сих пор не обработаны. Многие вопросы — о назначении памятника и времени его функционирования, характере ритуальной практики — продолжают оставаться дискуссионными. Эти факторы обусловили необходимость комплексных исследований памятника, начатых нами в 2007 г. Необходимость научной обработки материала, сложность реконструкции сакрализованного пространства и системы жизнедеятельности, материальной и духовной культуры древнего населения Горбуновского торфяника требуют привлечения коллектива специалистов разных дисциплин.

Уже сейчас получены новые данные по стратиграфии, культурной принадлежности и датировке культурных слоев стоянки. На основании серии радиоуглеродных дат, результатов спорово-пыльцевого и дендрохронологического анализа установлено, что некоторые деревянные настилы и площадки функционировали в эпоху энеолита и ранней бронзы (во второй половине III — начале II тыс. до н.э.). Найдены изделия из органики, не имеющие аналогий в торфяниковых памятниках Урала, — серия деревянных наконечников стрел, орнитоморфная скульптура, полозья саней, медный кинжал в деревянной резной рукояти. Кстати, выявленные тут материалы широко известны, имеют некоторые сходные черты с находками в Западной и Восточной Европе. Однако столь масштабных сооружений такой древности, такого количества и разнообразия предметов из органики, совершенных по воплощению и стилю, не находили больше нигде.

Культурные слои эпохи энеолита и ранней бронзы содержат почти все торфяниковые памятники. Судя по археологическим и палеогеографическим данным, в этот период здесь сложились благоприятные условия для проживания древнего населения. Основными отраслями являлись домашние промыслы, обработка камня, глины, дерева, кости и металла, охота, рыболовство и собирательство, причем их соотношение не было статичным. Такие компоненты хозяйственной деятельности, как камне- и деревообработка, производство глиняной посуды более консервативны, адаптированы к источникам сырья, регламентированы традициями. Изменения в этих отраслях вызваны, с одной стороны, внедрением технических новшеств — медных и бронзовых орудий, с другой — определены культурными трансформациями. Более динамичными компонентами выступали охота и рыболовство, на развитие которых оказывали влияние технические и культурные новшества, природно-климатические колебания.

Реконструкции социальных и мировоззренческих концепций древних обществ всегда сложны. В изучении отдельных их аспектов, в раскрытии семантики мифологических образов ряд исследователей используют метод ретроспективного анализа мифоритуальной практики угорских племен (Таежная и предтаежная зона Восточной Европы и Западной Сибири явилась ареной формирования и последующего распада уральской языковой семьи на финскую, угорскую и самодийскую ветви. Расчленение финно-угорской языковой общности на финно-пермскую и финно-угорскую этнические общности одни исследователи относят к эпохе неолита (V-ГУтыс. до н.э.), другие — к концу эпохи энеолита — ранней бронзе (конец Ill-начало II тыс. до н.э.)), обитавших в бассейне Оби, — хантов и манси. Их культура, чье формирование исследователи относят к эпохе бронзы, состоит из разнородных компонентов — культур древнего таежного населения Урала и Западной Сибири, скотоводов лесостепной и степной зоны. Несмотря на обилие археологических культур, выделенных для районов лесного Зауралья и Нижнего Притоболья для эпохи мезолита (Мезолит — средний каменный век, переход от палеолита к неолиту (ок. Х-Утыс. до н.э.)) и бронзы, на острые дискуссии относительно их хронологии, этнической принадлежности, большая часть специалистов склонны наблюдать культурную преемственность и, вероятно, относительную этническую однородность населения. Есть основания предполагать существование на этой территории в эпоху мезолита — энеолита культур, генетически предшествовавших таежному компоненту угорской общности. Влияние южных культур, безусловно, наложило отпечаток на хозяйство, материальную и духовную сферу, вероятно, и на социальную организацию общества. Стабильность ландшафтно-климатических условий обеспечила консервацию традиций — сохранение на протяжении длительного времени одного хозяйственного уклада.

Мифологические представления, связанные с лосем, медведем, птицей, известные по этнографическим материалам угорских народов, демонстрируют поразительную однотипность этих образов и орнито-зооморфных изображений, присущих древнему населению Зауралья, и, вероятно, созвучие сюжетов, характера ритуальных действий, связанных с ними.

Образ лося в мировоззрении угорских народов противоречив. Он воспринимается, прежде всего, как главное промысловое животное, источник жизни. По археологическим материалам Зауралья прослежена особая культовая обрядность и почитание копытных. На уральских писаницах их изображения часто сочетались с рисунками, которые трактуются исследователями как загонные ограды, ловушки, они входят в состав сложных композиций с антропоморфными и солярными знаками.

Многочисленные изображения птиц, сопровождавшие обских угров в реальном и нереальном мире, имели сакральное значение, обеспечивали связь с духами-покровителями, могли использоваться в магических ритуалах общения людей со сверхъестественными существами, выступали посредниками между нижним, средним и верхним мирами. Для древних народов Урала, как и для всей лесной зоны Восточной Европы и Западной Сибири, характерен чрезвычайно сложный комплекс представлений, связанный с водоплавающей птицей. Орнитоморфные сюжеты воплощены в кремневой, деревянной и костяной скульптуре, в графических плоскостных изображениях на посуде и скалах.

Скульптуры главных промысловых животных и птицевидные фигуры, являвшиеся атрибутами торфяниковых памятников Зауралья, были, скорее всего, изображениями помощников или стихий (сфер природы), подвластных тому или иному духу, его «транспортным средством», возможной формой его превращения. О некой соподчиненности зооморфных и орнитоморфных образов антропоморфным свидетельствуют их размеры (всегда меньше натуральной величины) и манера стилистического воплощения, преимущественно на веслах, сосудах, рукоятях, использующихся в культовой практике или специально изготовленных для проведения этих процедур, но остающихся, по существу, бытовыми предметами. Антропоморфные образы почти всегда представлены скульптурами, близкими к натуральным размерам, они «самостоятельны».

Для угорских народов характерно наличие большого количества разнообразных антропоморфных изображений. Они могли служить семейным фетишем, вместилищем души обыкновенного умершего члена рода или шамана, духа предков, символизировать богов и духов. В религии хантов и манси присутствует большое число духов, мужских и женских, живущих на небе, земле, под землей, в лесах и водах. Статус фигуры определял стиль и иконографию. Оформление варьирует в зависимости от назначения, персонажа, которого они олицетворяли, от материала, шедшего на изготовление. Деревянная скульптура эпохи мезолита и энеолита, обнаруженная на торфяниковых памятниках Зауралья, находит много аналогий в антропоморфной скульптуре угров и самодийцев (Самодийские народы — общее название ненцев, энцев, нганасан и селькупов): трактовка глаз и щек одной плоскостью, изображения то столбообразные, то с островерхими головами, то многоликие с поэтажным расположением лиц, фигуры с ногами, но без рук. Вероятно, они имели близкий и столь же многоликий семантический контекст.

Как уже говорилось, активное хозяйственное освоение территорий, мелиорация, промышленные сбросы часто приводят к полному уничтожению торфяниковых памятников или к их катастрофическим изменениям. К сожалению, болота любого типа при проведении историко-культурной экспертизы территорий в настоящее время входят в малоперспективную или неперспективную зоны и практически не подвергаются археологическому обследованию.

Целенаправленный поиск новых памятников на уральских торфяниках осуществляется с помощью почвенно-стратиграфического зондажа, шурфовки, с использованием карт торфяно-сапропелевых отложений, перспективно и применение радаров. Правда, он всегда осложнен сильной обводненностью массивов и большой (2-5 м) глубиной залежи. А стационарные раскопки невозможны без водооткачивающей техники, порой без специальных устройств для дренирования площади и укрепления стенок раскопа. В полевых условиях создаются также минилаборатории по отбору образцов на дендрохронологический, радиоуглеродный и спорово-пыльцевой анализ, по консервации изделий из органики (при соприкосновении с воздухом они деградируют и разрушаются). Даже этот неполный перечень дает представление об объемах необходимых финансовых, технических и физических затрат. Поэтому раскопки торфяниковых памятников Урала пока проводятся на небольших площадях.

Между тем перспективы их комплексного изучения и последующей интерпретации полученных материалов очевидны. Ведь на указанных памятниках, как уже сказано, обнаружены антропоморфные и зооморфные скульптуры, посуда, средства передвижения, орудия охоты и рыболовства, детали жилых, культовых и промысловых построек, выполненные из органических материалов, изготовленные 9-3 тыс. лет назад. Они созвучны бытовым и культовым предметам, которые используются в материальной и духовной практике коренного населения Северной Евразии. Эти обстоятельства ставят их в разряд уникальных исторических источников, неоценимых для реконструкции быта и мировосприятия древнего населения.
 

Иллюстрации  автора

Кандидат исторических наук Наталия Чаиркина, заведующая сектором каменного века и археологического источниковедения Института истории и археологии УрО РАН

Наука в России. -   2009 . - № 6