Иван Мазепа убеждал короля: после захвата этого города другие, более мелкие, сдадутся сами, в результате образуется надежный тыл, где можно будет дождаться подкрепления из Польши или Крыма (тогда входившего в состав Оттоманской империи), союзных Швеции. И «последний викинг» рискнул «закопать» свою мобильную армию вместе с полководческим талантом в украинскую землю. В ночь на 1 мая (все даты приводятся по старому стилю) 1709 г. он распорядился закладывать осадные траншеи.

Шведы, привыкшие к мощным каменным фортециям, зачисляли здешнюю в разряд «хилых», готовых пасть уже при виде солдат неприятеля. Конечно, ее нельзя было сопоставить с европейскими твердынями: земляные валы, палисады (палисад – препятствие из ряда столбов высотой в несколько метров, вертикально врытых в землю вплотную или на небольшом расстоянии и соединенных между собой для прочности горизонтальными брусьями), бревенчатые башни, частоколы здесь создавали с расчетом на отпор прежде всего крымским татарам. Но эта цитадель оказалась крепка не столько стенами, сколько духом, стойкостью защитников, в ожидании осады сделавших все возможное, чтобы достойно встретить врага: казематы для ружейной стрельбы, редут (казематы – устраиваемые в крепостях помещения, защищенные от огня и действия бомб; редуты – полевые укрепления в виде прямоугольника или многоугольника, подготовленные к круговой обороне), куда затащили несколько пушек, а внутри города — обложенный досками ров.

 

 

Используя свой традиционный тактический прием — изматывание противника ложными тревогами и вылазками с последующим быстрым отходом, 10-12-тысячное русское войско, несмотря на сильный неприятельский пушечный огонь, 7 мая перешло реку Ворскла выше стоящей на ее берегу Полтавы (у местечка Опошня) и атаковало шведов. Им пришлось отступить, неся существенные потери, к тому же освободить несколько сотен украинцев, согнанных на земляные работы. Карл XII со всей кавалерией и большей частью пехоты бросился на помощь этим частям, однако Меншиков приказал поджечь предместье Опошни, снести мосты, затем под завесой дыма отступил.

На следующий день вражеские гвардейцы и гренадеры по траншеям, подведенным почти к валу осажденной крепости, внезапно бросились на штурм ее Мазуровских ворот. Гарнизон отбивался 3 ч, не имевшие оружия горожане, демонстрируя пренебрежение к нападавшим, метали в них не только камни и поленья, но всякую «гнилую тухлятину» — доставалось даже королю. Но шведские солдаты забросали оборонявшихся фанатами, овладели частью вала и тремя пушками.

Между тем Карл XII, ожидая нового нападения, круглосуточно держал армию под ружьем, затем дотла выжег Опошню, а 10 мая переместился к селу Жуки, рядом с Полтавой. Контролируемое им пространство постепенно сужалось, запасы продовольствия таяли, за деньги ничего нельзя было купить, так что каждый швед жаждал битвы, которая дала бы «хлеб или смерть». Впрочем, крупные активные атаки войско неприятеля, далеко оторвавшееся от своих тылов, вести уже не могло. Офицеры сдавали оловянную посуду для отливки пуль, солдаты подбирали русские ядра и неразорвавшиеся бомбы. Кавалерия устала от непрерывной заготовки и перевозки фуража и фашин (фашины – пучки хвороста, перевязанные скрученными прутьями или проволокой. Применяются в фортификации, для укрепления высоких насыпей, для устройства дорог на болотах, для преодоления рвов при штурме крепостей). Однако попытки врагов овладеть крепостью не прекращались: они предпринимали усилия поджечь Мазуровскую башню, подорвать валы. Но земляные и контрминные работы инженерная служба гарнизона вела образцово, защитники города успешно локализовывали огонь и позади спаленного частокола сразу ставили новый.

27 мая части Меншикова соединились с корпусом Шереметева, а 4 июня в армию прибыл государь. Всем полтавчанам послали благодарность за стойкость, мужество и обещали «немедленно приложить старание освобождения города». Письма, порох, лекарства метали им в полых бомбах. Надо сказать, русские, как и шведы, изнывали от напряженных боев, зноя, затруднявшего к тому же выздоровление раненых. Но людей Карла XII, помимо этого, измучили непрерывные дежурства и тревожные ночи, когда спать приходилось при оружии. И если наши потери легко восполнялись, то для его войска гибель каждого человека была безвозвратной.

Видя, что упрямство короля ведет всех к катастрофе, советники уговаривали его снять осаду. Но твердость духа «последнего викинга» осталась непоколебимой. На жалобу одного из генералов о том, что в армии и Швеции все молят о мире, он отвечал: «не все ли равно... не разобьем сегодня, так завтра... если не через пять лет, так через десять... всякий мир должен быть по совести, а раз так, то войну, пожалуй, можно вести всю жизнь».

Ради спасения Полтавы Петр I первоначально задумал ударить по неприятелю с нескольких сторон. Части Александра Меншикова должны были атаковать его через Ворсклу генерала Иоганна Генскина — выбить из местечка Старые Санжары (к югу от Полтавы), генерала Никиты Репнина — из прибрежных шанцев, полковника Алексея Келина — соорудить две траншеи «как галереи» между рекой и городом для свободного прохода в него. Конница князя Василия Долгорукова и гетмана Ивана Скоропадского (назначенного на этот пост после предательства Мазепы) получила указание «учинить добрую диверсию и ущерб» неприятелю. Но страшные грозы 11-13 июня сорвали замысел царя. Невиданный потоп залил пойму реки, русские и шведские оборонительные сооружения.

В результате 15 июня государь принял новый план - выйти на полевое сражение с противником — и направил несколько полков под командованием генерала Карла-Эвальда Ренне через Ворсклу с целью создать там предмостное укрепление, занять плацдарм близ Полтавы, дабы продолжать сдавливать врага с нескольких направлений. Узнав о таких  приготовлениях, шведский фельдмаршал Карл Густав Реншёльд уже ранним утром 16 июня стоял с войсками неподалеку и ждал только приказа, чтобы сбросить наш авангард в реку, однако в тот момент русская пуля поразила короля в левую стопу. Без сомнения, это событие стало следствием усилившегося русского натиска. Выход из строя вождя сковал его военачальников, и на 11 суток они ушли почти в глухую оборону. Причем в штаб-квартире Петра I лишь через девять дней получили от перебежчиков весть о ранении Карла XII, о замешательстве же противника ничего не знали, и осмотрительность царя не ослабевала.

18 июня с целью отвлечь внимание от основных сил русской армии, направившихся вдоль Ворсклы для охвата неприятеля с севера, несколько ее эскадронов под командованием Ренне в очередной раз изобразили «наступление». Генералитет противника заблаговременно не узнал о передислокации наших войск и ничего непротивопоставил их приближению. Лишь заметив ложный маневр и решив, что «московитов становится все больше», сместил свои полки вместе с обозом ближе к Полтаве, где было очень мало питьевой воды и еще меньше продовольствия.

В ночь на 20 июня войска Петра I поднялись «искать над неприятелем счастия». Пехота и артиллерия двигались двумя колоннами; с флангов, защищая их, следовала конница. А ранним утром следующего дня уже приблизились к лагерю противника, выманивая его оттуда и изматывая имитациями наступления (кстати, именно тогда Карл XII получил неутешительные вести: ни поляки, ни крымские татары на помощь не придут). 25 июня царь провел смотр своих сил, выбранного им поля боя и дал указание генералу Якову Брюсу о расположении артиллерии во время баталии. За считанные ночные часы при лихорадочной работе всей армии неподалеку от Ворсклы вырос ретраншемент (ретраншемент – фортификационное сооружение, расположенное позади главной позиции обороняющихся для усиления внутренней обороны), огородивший обширную площадь для размещения пехотных полков, орудий и боевого обоза. Причем тылом эта земляная крепость примыкала к обрыву над рекой, откуда русское войско могло не опасаться атаки врага, зато в случае неудачи — отступить вдоль реки на север и даже спуститься к воде прямо от лагеря.

На другой день государь вместе с генералитетом вновь осматривал место предстоящей битвы и распорядился: в дополнение к уже готовым шести поперечным (относительно линии наступления неприятеля) редутам, преграждавшим проход между двумя лесами, построить ночью четыре продольных. Такие фортификационные сооружения использовали все армии Европы, но система Петра I оказалась новым словом в тактике полевых сражений. Перемалывающей штыковой атаке шведов он собирался противопоставить мощный огневой отпор: противник должен был проходить через редуты, подвергаясь фланговому огню из каждого. Кроме того, взаимное расположение их самих и укрепленного лагеря было таково, что войска неприятеля в любом случае попадали под огонь расположенных в ретраншементе русских орудий.

Тем временем Реншёльд переместил обоз, артиллерию, нестроевых, раненых к деревне Пушкаревка, находящейся в 5 км западнее Полтавы. План короля предусматривал прорыв на рассвете сквозь поперечные редуты, отбрасывание нашей конницы на север и штурм ретраншемента с целью скинуть всех находившихся в нем с обрыва в Ворсклу. Ныне этот замысел кажется авантюрным: войско Петра I имело численное превосходство над вражеским, к тому же бросать пехоту на жерла орудий, как задумал Карл XII, представляется безумием. Его ошибка состояла в низкой оценке противника: под Полтавой была уже новая армия, умевшая отражать наступательную тактику шведов, и после победы над ними в битве при деревне Лесная в 1708 г. владела этим приемом сама. Отметим: вечером 26 и в ночь на 27 июня воюющие стороны не наблюдали друг за другом, так что русское командование не узнало о передислокации лагеря неприятеля к Пушкаревке, а он — о выросших за ночь продольных редутах.

В самые глухие сумерки, около 23 ч 26 июня, пехоту Карла XII подняла команда «Вставать! Вставать! Время идти!». Сразу началась суета, неразбериха: снимаясь с разных стоянок, батальоны натыкались друг на друга и лишь около I ч ночи направились в сторону русских позиций. Когда чуть-чуть развиднелось, в 600 м от наших редутов остановились ждать кавалерию, сбившуюся с пути и ушедшую на 2 км севернее. В итоге на путь 3,5 км к месту сражения колонны противника затратили почти 2 ч! Бесценное время утекало «сквозь пальцы», фактор неожиданности был упущен.

Конница Карла XII прибыла, когда почти рассвело. Ее заметили с редутов, и по ним прокатилась волна криков, барабанного боя. Только в этот момент командование неприятеля оценило подготовку армии Петра I к сражению, тем не менее, посоветовавшись, король, Реншёльд и первый министр Пипер приняли решение наступать. Прорыв планировали осуществить двумя боевыми линиями, которые пришлось формировать, вновь теряя время. Лишь около 4 ч утра 27 июня, когда стало совсем светло, одна часть полков противника в боевом, другая — в походном порядке, без орудий, гранат, пошли навстречу ядрам артиллеристов Брюса. «Русские обретали мужество, которое у наших очень начало падать, когда они узнали, что не будут поддержаны никакими пушками», — писал позже шведский генерал граф Адам Левенгаупт.

Однако два недостроенных редута неприятель легко захватил, обратив в бегство и перебив часть находившихся там солдат. Колонна шведского генерала Рууса подступила к очередному укреплению, но его защитники отбросили врага. К тому времени Меншиков и Ренне вывели в эту зону драгун. Потерявшие строй пехотинцы противника гибли под их палашами. Картина была такова, что светлейший был уверен в возможности удержать здесь всю армию Карла XII, если его подкрепит «царица полей», в доказательство чего прислал царю 14 трофейных знамен и штандартов.

 

 

Но план Петра I был другим: драгуны должны были «помалу» отступать, заманивая шведов к ретраншементу, затем раздвинуться вправо и влево, чтобы из него можно было стрелять по неприятелю из пушек. Князь же извещал, что делать это крайне рискованно, в ответ на что царь отозвал его и перепоручил командование передовым отрядом конницы генералу Родиону Боуру. Тот выполнил приказ, и случилось то, чего опасался Меншиков: наши всадники галопом стали отрываться от вражеских, проскочили мимо ретраншемента и даже оказались в 2 км к северу от собственного лагеря. Преследовавшее их правое крыло кавалерии противника тоже пронеслось мимо русских орудий и остановилось только перед балкой, на другой стороне которой находилось верховое соединение Боура. Левое же крыло в то время с трудом продиралось через лесную чащобу.

Тем временем на поле битвы вышла часть шведской пехоты. Однако у Петра I, учитывавшего возможность натиска всей армии Карла XII, не вызвали беспокойства шесть ее батальонов, приблизившихся к южной стороне русского лагеря, где находилось не менее 30 тыс. солдат. Когда неприятель оказался от него на расстоянии картечного выстрела, 87 полковых и полевых орудий открыли ураганный огонь.

Между 5 и 6 ч утра 27 июня в русский лагерь пришла весть о шведском «корпусе резервы», будто бы находившемся за редутами (на самом же деле там была ранее отсеченная группировка Рууса). Петр I отрядил туда около 2500 пехотинцев, 5 кавалерийских полков под командой Меншикова и генерала Ренцеля, которые его разбили по частям. Так закончился первый этап Полтавской битвы. Это был крупный успех: удалось нетолько раздробить, разбросать в разные стороны, но и атаковать войско короля. Наступательный план шведов провалился, инициатива стала переходить к русским.

Около 6 ч утра Реншёльд стал собирать разрозненные «осколки» пехоты и кавалерии, затем увел их за 3 км от редутов и за 2 км от русского лагеря (чтобы не подвергать обстрелу наших орудий), в неудобное болотистое место. Шведы очутились в котле: на севере — конница Боура, на западе — Скоропадского, на юге — редуты, на востоке — пехота. «Мы начали сомневаться, что делать дальше... В конце концов, мы застряли на месте, перемещаясь то туда, то сюда и все проявляли растерянность», — отмечал впоследствии в мемуарах Левенгаупт. Решили вызвать из Пушкаревки подкрепления и пушки. Однако ни курьеры, ни два конных полка, ни два батальона не пробились через редуты. Войска неприятеля не могли выстроиться в боевой порядок, в тягостном ожидании бессмысленно тянулось время.

Такая растерянность противника позволила Петру I закрепить успех: для связи с Полтавой, взятия расположенного вблизи нее занятого шведами Крестовоздвиженского монастыря и лагеря их пехоты он отправил три батальона полковника Ивана Головина. Шесть кавалерийских полков перебросил к деревне Жуки, где располагалась конница Скоропадского, «для наблюдения за неприятелем», еще столько же — с правого фланга на левый.

На главном же участке сражения царь решил перейти в наступление. Почти час, с 7 до 8 ч, без помех со стороны противника артиллерию, пешие (22 тыс.) и конные (10 тыс.) полки выводили из лагеря и, покропив святой водой, выстраивали в две линии. Второй предназначалась роль резерва, стоящего вне досягаемости ружейного огня, в 200-300 шагах от первой, чтобы возможная растерянность впереди не перекинулась назад (третья, из семи полков, осталась в ретраншементе). Между батальонами установили по три полковых пушки, каждый фланг пехоты усилили гренадерским полком. В итоге русский фронт оказался длиннее шведского на шесть полков.

Ободренный успешным началом, государь обратился к солдатам с краткой вдохновенной речью, общий смысл которой донес до нас Феофан Прокопович (церковный и политический деятель, писатель, историк, активный сторонник преобразований Петра I, автор труда «История Петра Великого от рождения его до Полтавской баталии (около 1713 года), посвященного главным образом Северной войне): «Воины!.. Вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должна вас смущать слава непобедимости неприятеля, которой ложь вы доказали не раз своими победами... А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога. Жила бы только Россия во славе и благоденствии для благосостояния вашего».

Между 8 и 9 ч обе русские линии двинулись на противника, что стало для него неожиданностью. Шведская конница на правом фланге была в «такой большой сутолоке, что не могла никуда двинуться... — вспоминал впоследствии Пипер. — Передние были в беспорядке и давили на соседей, а те на задние ряды». Реншёльд спешно послал в контратаку около 8 тыс. кавалерии и до 10 тыс. пехоты, причем не линией, а дугой с большими интервалами. Их встретили ядра и картечь 68 русских полковых пушек, а затем и залпы ружей. Левый фланг противника стал откатываться, однако правый в одном месте пробил первую линию нашей пехоты. Прорыв ликвидировал сам Петр I: повернул назад более 500 уцелевших из отступившего под вражеским натиском батальона и поднял в контратаку еще один. Причем царь на своем коне вырвался далеко вперед, и одна пуля прошила поле его шляпы в дюйме от правого виска, другая впилась в седло. По таким попаданиям можно судить: по крайней мере двое с разных позиций стремились сразить храбреца в офицерском мундире.

Оба батальона вслед за государем стали окружать прорвавшихся солдат противника и заходить им в тыл. Эта атака стала решающей, расколов неприятельское войско надвое и предрешив исход всей битвы. Его левый фланг был опрокинут, дуга рассыпалась, кавалерия металась, не пытаясь предотвратить окружение «клочьев» пехоты. Реншёльд носился от одной группы к другой, безнадежно пытаясь восстановить порядок. В итоге одна лишь первая русская линия уничтожила всю армию короля. Как вспоминал Левенгаупт, ее правый фланг был почти истреблен, с левого часть людей спаслась бегством. Всего полчаса битвы — и от боевого духа войска Карла XII не осталось и следа. Но поведение «последнего викинга», как всегда, было геройским: раненый и беспомощный, он приказывал нести себя туда, где огонь был всего сильнее. Однако паника шведов перешла в безумие. Брошенные солдатами военачальники, в том числе Реншёльд, сдавались с оружием, не пытаясь ускакать на лошадях. Такого разгрома армада ранее непобедимого короля не испытывала никогда.

Во второй половине дня противоборствующие стороны приводили в порядок свои силы. Шведы стали уходить к своему основному лагерю, в Пушкаревку.  До вечера там надеялись, что с поля битвы вернется еще кто-нибудь. Но на закате, около 19 ч, «невыносимо тяжелый» обоз, артиллерия с боеприпасами и кавалерия выступили оттуда к Днепру. Началось первое в Северной войне 100-километровое отступление шведской армии.

Царь же приказал готовить отряд для погони за «беглыми неприятелями». Его создали из посаженной на коней пехотной гвардейской бригады Михаила Голицына и шести драгунских полков Боура (всего 12 тыс. человек). Вечером 27 июня они направились за отступавшим противником, а вслед — с тремя полками Меншиков, который должен был возглавить этот корпус. Оценив на рассвете ситуацию, шведы подожгли тяжелый багаж, и их все ускорявшийся марш превратился в хаос: бросали оружие, пушки, раненых, повозки. Около 8 ч утра 29 июня они вышли к Днепру. Средств для переправы, кроме нескольких чудом найденных лодок, не оказалось. Беда стала очевидной: полностью остатки войска спасти невозможно, росло отчаяние. По приказу короля топили полковые ведомости и документы полевой канцелярии - погиб весь архив армии и дипломатической службы за несколько лет. В ночь на 30 июня Карл XII в карете на двух связанных лодках переплыл на западный берег реки, для его сопровождения отобрали около 1300 шведов. За ним последовали Мазепа и большинство казаков. Остальные же пытались на досках, зарядных ящиках, бревнах преодолеть сильное течение и водовороты, в результате многие утонули.

Вверенной Левенгаупту армии король приказал переправиться через Ворсклу и по левобережью Днепра уйти в Крымское ханство, до которого оставалось около 200 км. Однако 30 июня беглецов настигла погоня. Голицын построил конницу и предложил шведскому генералу заключить «аккорд» о сдаче. Тот, понимая, что грядет либо переход измученных людей на сторону противника, либо избиение, опросил полки, будут ли они сражаться. Но паника при бегстве, потеря артиллерии и обоза, суматоха на переправе, упадок сил окончательно парализовали их волю к сопротивлению, и почти все высказались за капитуляцию. В это время примчался Меншиков, включился в переговоры и к 14 ч, как старший по чину, подписал акт о капитуляции.

Итак, противник был разбит, Полтава освобождена, захватчик выдворен с украинских земель. Наши потери при этом составили 1345 убитыми и 3290 ранеными, неприятельские — более 9000 убитыми и свыше 18 000 пленными. Вплоть до конца Северной войны подобных битв уже не было — шведы старались уклоняться от крупных баталий с русскими.