В настоящее время найдено и даже частично опубликовано несколько мемуаров, касающихся, среди прочего, и жизни в Хмелите в начале девятнадцатого века (34).

 

Набор помещений в русском усадебном доме середины восемнадцатого — начала девятнадцатого столетий подчиняется, в общем, одной схеме, которая задавалась придворным этикетом и церемониалом. Именно придворные порядки были главным образцом для подражания массы помещиков. Копирование, разумеется, не могло быть буквальным, так как для большинства это было попросту не по карману. Кроме того, на этот процесс накладывались такие обстоятельства, как состав семьи заказчика, его личный вкус и, попросту, уровень его культуры. И, тем не менее, именно благодаря тому, что прототип был один, сравнение результатов даёт очень многое для уяснения хода мыслей и пожеланий заказчика, коль скоро мы не можем почерпнуть их из документов.

 

 

Попробуем мысленно пройти по главному дому усадьбы Хмелита.

 

 

Главный дом усадьбы ориентирован строго по сторонам света. Главный фасад — западный. Парковый — восточный.

 

 

Парадные помещения и жилые комнаты хозяев находятся на втором этаже.

 

 

Первым помещением, куда попадали гости, и попадают сейчас посетители музея, является парадная лестница. В начале восьмидесятых годов двадцатого века при обследовании этого здания, было отмечено, что первоначально наружная двупольная дверь, ведущая на лестницу, была одна, и притом железная. Деревянные же двери добавилась здесь позже. Не было и печей, зеркала которых выходили бы на лестницу, которая, таким образом, оказывалась холодной. На наш вкус это может показаться странным, однако надо отметить, что лакейская в этом доме находилась во втором этаже. Лакейская — это помещение, где гостя встречали лакеи и принимали от него шляпу и перчатки. При плохой погоде здесь же принимали плащ, а зимой шубу. Холодная лестница в этом случае, пожалуй, даже удобнее тёплой. Между тем, температурно-влажностный режим в ее зоне в зимнюю пору был неприятный. Поэтому надо думать, что зимние мероприятия, связанные с приездом большого количества гостей, изначально, то есть при заказе проекта, вероятно, рассматривались как весьма редкие или не планировались вовсе, как это впоследствии и повелось.

 

 

Из лакейской гость попадал прямо в залу. Зала в хмелитском доме имеет вполне «классическое», то есть наиболее обычное, расположение по главной, поперечной оси дома, окнами и дверями на восток, прямо в сад. В сад можно было спуститься действительно прямо из зала. Для этого была сооружена огромная, овальная в плане, наружная лестница. Тамбура не было. Двери тогда, вероятно, были одинарные. Всё вместе это говорит о преимущественно летнем характере использования здания.

 

За залом следует небольшая анфилада из гостиной и кабинета. Кабинет занимает северо-восточный угол дома. За ним — спальня (35).

 

 

За спальней находилась уборная, непременная её спутница в мало-мальски «достаточных» домах, где производился утренний и вечерний туалет. Далее девичья. Девичья обычно служила местом, где женская прислуга выполняла более чистую работу. Здесь же могло быть постоянное дневное место пребывания хозяйки, её «кабинет». Из девичьей два выхода: один на парадную лестницу, а другой, через тамбур, на крыльцо. Этот тамбур занимает угловое северо-западное помещение этажа. Крыльцо ныне не сохранилось, и, к сожалению, при обследовании здания не было получено исчерпывающих данных об этой важной части дома. Но дверной проём, обрамлённый явно наружным по прорисовке наличником, к тому же с фрамугой, восстановлен при реставрации строго документально. В тамбуре была устроена ретирада (36). Выгребная яма ретирады находилась на первом этаже и была почти глухой. Только кирпичный сводчатый канал небольшого сечения вёл из неё в колодец-септик, расположенный перед северным ризалитом главного фасада.

 

Устройство, надо сказать, по тем временам необыкновенной новизны. Ничего подобного не замечается в восточной Смоленщине не только тогда, но и много позже. Всё вместе, то есть наличие тамбура именно при этом входе и устройство ретирады именно на таком, не совсем обычном, месте, может служить обоснованием для предположения о том, что первоначально думали в зимнее время эксплуатировать только северное крыло здания: гостиную, кабинет, спальню и девичью. Дополнительно на это предположение «работает» устройство дверного проёма, ведущего из девичьей на парадную лестницу. Его подлинное столярное заполнение, к сожалению, не сохранилось, но форма проёма, значительно более высокого со стороны лестницы, не оставляет сомнения в том, что дверь была частично ложной, так как открывалась только её нижняя часть. Так это и восстановлено теперь в натуре. Подобное устройство могло быть сделано только в видах сохранения тепла зимой.

 

Планировка южного крыла здания расшифровывается не так просто. Здесь более всего очевидно размещение лакейской (о которой сказано выше), а также столовой, которая вместе с буфетной образовывала южную ветвь анфилады восточного фасада (37). Наличие отдельной столовой рядом с залом — вещь вполне обычная для домов определённого уровня достатка. Однако «тупиковое» расположение этого планировочного узла, притом именно на втором этаже, требует размещения неподалёку отдельной лестницы, прежде всего, для подачи блюд во время званых обедов. Первоначально проблема была решена устройством отдельного крыльца в центре южного фасада. Ведущий на него дверной проём был при реставрационных работах восстановлен. Этот проём во всех деталях идентичен проёму крыльца северного фасада (о котором было сказано выше), но не симметричен ему. При этом надо отметить, что данное планировочное решение просуществовало очень короткое время, так как при постройке соединительной вставки между домом и юго-восточным флигелем крыльцо пришлось разобрать, а дверь превратить в окно. Между прочим, двери в проёме, ведущем на это крыльцо, были одинарными, металлическими, на подставах; это также подтверждает, что первоначально эта часть здания не эксплуатировалась зимой.

 

Алексей Фёдорович Грибоедов скончался в 1830 году. После этого Хмелита переходит к Паскевичам. Последние, вероятно, первоначально думали сделать это имение своей резиденцией и начали его перестройку.

 

В 1836 году была перестроена Казанская церковь. С фасадов её четверика и трапезной был удалён скромный барочный декор, а также изменен абрис купола. По всей видимости, хотели придать зданию более современный «ампирный» вид, однако это не очень получилось. Мешала общая традиционная композиция да и мощный декор колокольни, который почему-то удалять не стали.

 

Вероятно, около того же времени была произведена перестройка главного дома усадьбы в стиле ампир. При этом были удалены трехчетвертные колонны паркового фасада и заложены его овальные окна. Что же касается главного фасада, то он был перестроен кардинально. Прежде всего, был удален подъезд главного входа, та же участь постигла наиболее выступающие трехчетвертные колонны центрального ризалита, а остальные колонны этого ризалита были обложены кирпичом так, что превратились в прямоугольные пилоны. Круглые окна второго света также попали в закладку. К зданию был пристроен огромный четырёхколонный портик тосканского ордера, а над крышей поднялся невысокий барабан с куполом. Декор боковых ризалитов был срублен полностью. Барочные наличники по всему фасаду были частично сбиты, а частично — заштукатурены.

 

До недавнего времени считалось, что тогда же построена одноэтажная вставка между главным домом и юго-восточным флигелем. Сейчас появились данные о том, что это сооружение более раннего времени. Похоже, тем не менее, что его скромный декор выполнен именно во время этой перестройки.

 

Но примерно в это же время Ивану Фёдоровичу Паскевичу был пожалован недостроенный гомельский замок, так что резиденция в Хмелите стала не нужна. Светлейший князь Варшавский, граф Паскевич-Эриванский умер 20 января 1856 года, а 30 апреля того же года умерла и его жена Елизавета Алексеевна. После этого имение Хмелита перешло к их сыну Фёдору Ивановичу, который, однако, очень скоро передал его своим сестрам Анне Ивановне Волконской и Анастасии Ивановне Лобановой-Ростовской (38).

 

В 1869 году усадьбу, после случившегося в ней пожара, купили Сычёвский первой гильдии купец Сипягин и компаньон его Науменков, а у них — «немец» Ланге. Где-то около этого времени из самой центральной части усадьбы был вырезан кусок земли с юго-западным флигелем, который каким-то образом достался священнику Казанской церкви. При этих владельцах начался интенсивный снос усадебных зданий и сооружений. Были снесены северные флигеля, а с юго-восточного флигеля снят второй этаж. Дочери Ланге, девицы Эмилия и Юлия, продали 18 сентября 1891 года свою часть усадьбы известному земскому деятелю графу Петру Александровичу Гейдену, будущему главе партии «Мирного обновления». Состояние дома в момент покупки было ужасное. В зале на полу много лет сушили зерно. Из щелей паркета росла рожь. Сразу же потребовался косметический ремонт. Дочь графа Гейдена Варвара Петровна и являлась последней, до 1917 года, владелицей усадьбы. В 1894 году она вышла замуж за Вяземского предводителя дворянства Владимира Александровича Волкова, который происходил из очень древнего дворянского, но не титулованного, рода. По этому случаю Варвара Петровна сменила фамилию на двойную — Гейден-Волкова. При этой владелице в 1905—1907 годах была произведена последняя капитальная перестройка главного дома усадьбы. Был перестроен купол и барабан главного дома, вновь построен второй этаж над соединительной вставкой между главным домом и юго-восточным флигелем, а над самим этим флигелем второй этаж был восстановлен. Художественные качества всех этих изменений были, мягко говоря, сомнительны, но текущие проблемы сохранения зданий они решали, что было, как оказалось, не лишним, ибо впереди памятник ожидали долгие годы безвременья.

 

 

Примечания 

  

 

34. Таковы воспоминания Лыкошиных и Колечицких, фрагменты которых опубликованы в работе И.К. Пиксанова «Грибоедов и старое барство» (М., 1926). Их имения находились по соседству с Хмелитой. Впрочем, внутренняя жизнь поместья остаётся для нас всё равно малоизвестной. Это объясняется тем, что все, писавшие о Хмелите, наблюдали её как бы из своих усадеб, которые и были для них всегда на первом месте. Хмелита же присутствует в них как фон, как материал для сравнений и обобщений. Из воспоминаний ясно усматривается, что Хмелита этого времени была резиденцией исключительно летней. На лето туда перебиралось из Москвы несколько семей, принадлежавших к разным ответвлениям рода Грибоедовых. Все они переезжали, разумеется, со своим «штатом». То есть, со своими слугами, учителями, компаньонами и компаньонками. И Хмелита становилась самым притягательным местом во всей округе. Не случайно соседи — Колечицкие и Лыкошины, имевшие в окрестностях ряд роскошных усадеб (Козулино, Григорьевское, Красное и ряд других) на лето подтягивались ближе к Хмелите, поселяясь в Никольском (ныне это место известно как урочище «Никольский сад»).

35. Надо отметить, что могло быть несколько вариантов устройства барского дома. Могла, например, быть цепочка: зал + гостиная + диванная + библиотека + кабинет + парадная спальня. Несмотря на свои, вроде бы, функциональные названия, всё это суть гостиные, только для гостей разного социального статуса и находящихся в разной степени родства с хозяевами. Например, в домах, где очень тщательно блюли этикет, близких родственников, приезжавших с визитами, принимали в так называемой «парадной спальне», помещении, где на самом деле никто никогда не спал, но в котором, тем не менее, стояла роскошная кровать под балдахином, а также были воспроизведены все другие мелочи планировки и оборудования настоящих спален. В диванной обычно принимали коротко знакомых, чей визит приятен хозяевам, но отнюдь не родственников. В библиотеке пристойно было принять учёного соседа, приехавшего поговорить о науках, а также близкого родственника, приехавшего по делам. В кабинете принимали официальных и малознакомых лиц, лиц низшего социального статуса, а также неприятных визитёров. Неприятных, кстати, по разным причинам. Например, просто потому, что явились не вовремя. Приём в кабинете, таким образом, означал не высказанную просьбу свести время посещения к минимуму. Хмелита — одна из самых богатых усадеб Смоленщины. То обстоятельство, что здесь вышеуказанная технологическая цепочка предельно коротка, а вместо парадной спальни даже устроена настоящая, указывает на очень важную особенность внутреннего распорядка в этой усадьбе — предельную упрощённость принятого церемониала и этикета.

36. Ретирада (фр. retirade, от se retirer — удалиться). Ретирадное место. Ретирад, отхожее место (Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. 1910).

37. Эти помещения сейчас полностью восстановлены по проекту Е.В. Марценюк и производят наиболее цельное и приятное впечатление во всём комплексе интерьеров хмелитского дома.

38. Через двадцать лет после этого (в 1856 году) усадьбу посетил Михаил Иванович Семевский. В своей статье он сообщает некоторые подробности о состоянии усадьбы в то время. Упомянув, что грибоедовские документы всё ещё хранились «в одном из подвалов запустелого, более двадцати лет необитаемого господского дома», он далее пишет:

«Среди множества фамильных портретов, хранящихся в селе Хмелите, этом рассаднике фамилии Грибоедовых, я не нашёл портретов, пи Сергея Ивановича, ни Александра Сергеевича; не встретил изображения и Настасьи Фёдоровны, в то время как портреты всех трёх сестёр ея украшают стены громадной, пустой залы. На вопрос о этом странном для меня обстоятельстве, старик дворецкий отвечал мне, что Алексей Фёдорович, будучи красавцем, не любил четвёртой сестры своей Настасьи Фёдоровны за то, что она была нехороша собой, в то время как остальные сестры блистали красотой. Настасья Фёдоровна, будучи нехороша собой, была к тому же весьма близорука».

В другом месте своей статьи Семевский пишет: «Алексей Фёдорович имел четырёх сестёр: Анну Фёдоровну, вышедшую за Разумовскаго; Александру Фёдоровну — за Тинь-кова; Елизавету Фёдоровну — Акинфьева, и наконец Настасью Фёдоровну — за Сергея Ивановича Грибоедова.

Бракосочетание последней сестры совершено было в Москве, в 1793 году». Семевскому не удалось тогда разыскать данных о Сергее Ивановиче Грибоедове, по видимому, их и не было в Хмелитском архиве. Однако, в Рукописном отделе ГЦТМ им. А.А. Бахрушина (Ф. 79. Грибоедов А.С. №№ 22—39 Семейные документы) имеются сведения, что «секунд майор Сергей Иванов сын Грибоедов» был сыном «надворного советника Ивана Никифоровича Грибоедова». После смерти последнего, и после раздела с братом — «титулярным советником Никифором Ивановым сыном Грибоедовым» — он имел родовое имение во Владимирской округе в сельце Сущеве Боженинове тож и в селе Красном. Это имение им было продано 31 января 1802 года за две тысячи рублей ассигнациями «под-порутчице Наталье Фёдоровой дочери жене Лагиновой». Однако, Сергей Иванович никогда не бывал в Хмелите.