И. Бергман. Как в зеркале

Страна: Швеция
В ролях: Харриет Андерссон, Макс фон Сюдов, Гуннар Бьорнстранд, Л. Пассгорд.
Режиссер: Ингмар Бергман
Продюсер:
Сценарист: Ингмар Бергман
Оператор: С. Нюквист
Композитор: из произведений И.С. Баха
Жанр: драма

Год выпуска: 1961


Картины "Как в зеркале", "Причастие" (прокатное название - "Зимний свет") и "Молчание" составляют своеобразную трилогию, связанную не персонажами, а темой, как определяет ее кинокритик Б. Чижов (в кн.: "Ингмар Бергман. Статьи. Рецензии. Сценарии. Интервью". М.: Искусство, 1969), "молчания Бога" - темой "человека, отпавшего от истины". Бергман проводит линию экзистенциального отчуждения, скорее даже отторжения человека от Бога, от мира и в конечном счете от самого себя, рассматривая и клинический случай больной, страдающей шизофрений и видящей Бога в образе паука, высасывающего из нее свет и жизнь, и весьма характерный, особенно для середины ХХ века, тип священника, утрачивающего веру, а с ней и любовь и саму человечность, и, наконец, оскорбительную и самооскорбительную, скорбную бездуховность, даже и бездушность, собственную и окружающих, приводящую персонажей заключительной части трилогии - родных сестер к взаимной ненависти.

Фильмы трилогии строятся, по словам самого режиссера, по законам музыкальных произведений, оттого и оказываются достаточно сложными для толкования.

"Как в зеркале" - рассказ о несчастной семье, состоящей из трех мужчин и душевнобольной женщины по имени Карин (ее потрясающе играет Харриет Андерссон). Мужчины: отец героини Давид, преуспевающий писатель (Гуннар Бьорнстранд), ее муж Мартин, врач (Макс фон Сюдов), и ее младший брат-студент Фредрик (Ларс Пассгорд).

Фильм начинается с праздничного ужина на берегу моря по поводу возвращения Давида из Швейцарии, где он работал над новой книгой. Ужин сменяется любительским спектаклем, разыгрываемым детьми Давида - о юном поэте, влюбленном в прекрасную принцессу. Подобно Ромео и Джульетте, они должны умереть вместе, но поэт, подумав, отказывается покончить с собой, ведь он еще так молод, так талантлив и... лучше он напишет про это гениальную пьесу.

Сознательно ли метили дети в отца, или это получилось случайно, но Давид воспринимает пьесу, как удар в сердце. Он, действительно, таков - популярный писатель, не ставший большим художником... и не сумевший или не пожелавший по-настоящему помочь своей жене, перед смертью потерявшей рассудок и оставившей свою болезнь в наследство дочери.

Забившись в угол, Давид рыдает, а ночью заносит в свой дневник страдальческую запись о том, что болезнь Карин неизлечима. И больше того: в своей заметке Давид практически повторяет одну из центральных мыслей художественного дневника Мопассана "На воде", который и сам следовал в нем мыслям Льва Толстого: даже стоя у одра того или той, кто художнику дороже всех на свете, он все же не может не смотреть на страдания любимого человека, как на материал для будущего произведения.

Утром, пользуясь отлучкой отца и мужа, Карин вскрывает стол Давида и прочитывает эти записи. Ремиссия сменяется новым тяжелым приступом болезни. Женщина вглядывается в хаотический узор на обоях и обнаруживает в сплетении линий оживающего и направляющегося к ней паука - карающего Бога, что высосет из нее кровь, душу, свет и саму жизнь. Она прячется в подвале дома, где ее отыскивает испуганный брат.

Несмотря на естественный страх общения с душевнобольной, юношескую замкнутость, находящуюся в постоянной неразрешимой борьбе с затаенным желанием общения с окружающими и, быть может, неясный ему самому, но несомненно таящийся в глубине души ужас от того, что наследственная болезнь матери способна поразить и его самого, Фредрик тем не менее стоически не оставляет все более и более теряющую рассудок Карин до тех пор, пока не возвращаются Давид и Мартин.

Карин впадает в шизофреническую истерику, муж вынужден вызвать "скорую" и в ожидании ее снять приступ инъекцией. Вертолет скорой помощи увозит мужа и жену в город, ее отец и брат остаются в опустевшем доме. Расстроенный Давид обнимает сына и произносит несколько печальных утешительных слов. Стоя в одиночестве у окна, обнадеженный словами отца Фредрик восклицает: "Он говорил со мной!.."

Таково внешнее содержание этого фильма, требующего от зрителя не просто заинтересованного внимания, но, как писал киновед и режиссер Йорн Доннер, "умственного напряжения", ибо Бергман "предлагает нам больше вопросов, чем ответов. Он хочет научить нас ВИДЕТЬ" (Указ. соч. С. 113).

В чем глубинная, философская суть этой мрачной, но отнюдь не законченно пессимистической (вспомним оставляющий надежду финал) картины? При всем аскетизме бергмановского кино 60-х, при очевидном, даже нарочитом внешнем сближении его с целенаправленной упрощенностью лент режиссеров "новой волны", фильмы шведского классика столь многозначны и многомерны, что любое сведение их проблематики к одной-двум основным линиям неизбежно обедняет их содержание. Сказанное создает современному толкователю дополнительные сложности, ибо молодое поколение этих картин не видело, их проблематика, скорее всего, покажется ему устаревшей, или чересчур усложненной, во всяком случае, скучной. Тогда как, на самом деле, при всем различии внешних, бытовых аксессуаров, глубинные, краеугольные проблемы бытия и человека в нем, поставленные режиссером четыре десятилетия назад, остаются и сегодня столь же актуальными. Ибо Бергман - классик, а классика, сколь бы скучна она нам ни казалась, - вечна, и, значит, сегодняшнему дню принадлежит не меньше, чем вчерашнему.

О чем же "Как в зеркале"? О том, что каждый из нас отражается в других одновременно искаженно и объективно, подобно тому, как ваш собственный голос, будучи записан на магнитную ленту, неизбежно покажется вам не таким, каким вы слышите его, произнося какие-либо слова, но окружающие-то слышат его скорее так же, как записывающая машина. И подобно тому, как в зеркале вы, согласно физическим законам, видите собственное отображение неизбежно в искаженном ракурсе. Так же и другие видят вас.

О том, что жизнь - не только в физическом движении, но и в движении душевном. "Все важное, что происходит в фильме, - пишет Й. Доннер, - происходит в душах его героев. Интрига не важна. Карин... более чувствительная, чем другие, больше всех и мучается изолированностью людей. Ее муж... не может понять ее, хотя и любит. Брата... мучат проблемы переломного возраста. Его страшит прыжок в мир взрослых. Отец думает лишь о себе, и все же он ей ближе других. Он в состоянии простить ее, ибо сам нуждается в прощении... Карин жаждет покоя, свободы, она хочет уйти.

Она принадлежит к числу тех персонажей Бергмана, для которых смерть - и пугающая и манящая возможность. Кризис, который она переживает, на совести всех героев фильма. Невозможность беззаветно любить означает невозможность окружить человека заботой... Огромной трудности роль сыграла Харриет Андерссон. У нее достает мужества и таланта играть и простую молящуюся женщину и женщину безобразно некрасивую. Ее игра передает страшные мучения, окрашивающие весь фильм. Редко можно увидеть такую совершенную игру на экране - это беззащитное лицо, без возраста, но умудренное опытом" (С. 112).

Таким образом, "Как в зеркале" - фильм о невозможности единения, понимания, искреннего покаяния, фильм об одиночестве каждого внутри, казалось бы, небольшой семьи, где все любят всех и заботятся друг о друге, фильм о живой душе, свертывающейся от этого одиночества, холода, отчужденности в кокон, уходящей в болезнь, как в спасение, прячущейся в нее, как улитка в раковину. И символом не только и не столько душевной болезни, сколько именно душевного холода, холода бытия, или, если угодно, трагического экзистенциального одиночества, становится молчащий Бог - паук, тянущийся за героиней, балансирующей на краю бездны.

Воистину, имеющий глаза должен увидеть. И Бергман, как мало кто другой, способен восстановить наше затуманившееся зрение. Нужно лишь немногое - открыть для себя его фильмы.

В. Распопин