Сегодня мы вновь поговорим об учебных книжках знаменитого американского фантаста и популяризатора науки Айзека Азимова, в переводе на русский язык выпущенных издательством «Центрполиграф» в серии «Научно-популярная библиотека». За полувековую работу в литературе Азимов написал и издал несметное количество книг, а мы с вами успели обсудить пока что чуть более полутора десятков.

Я не раз уже говорил вам, что Азимов в любом своем научно-популярном труде, помимо прочего, неизменно расшифровывает имена и названия. В книжке, с которой мы начнем сегодняшнюю беседу, таких названий, пожалуй, больше, чем в других. И немудрено: она и подзаголовок носит соответствующий – «Новая жизнь древних слов». А рассказывает о том, как неуемная любознательность наших далеких предков привела человечество к сегодняшним знаниям о мироздании и о самих себе. Впрочем, «Новая жизнь древних слов» - только подзаголовок книжки, данный, скорее всего, издательством, а по-настоящему называется она «Занимательная мифология».

  
Все вместе - заглавие и подзаголовок - с идеальной точностью отражает и цель, и тематику этих очерков. Здесь Азимов коротко и доступно пересказывает основные античные мифы (в необходимых случаях приводя их в разных вариантах, подчас широкому читателю малоизвестных), прежде всего те, чьи герои дали имена явлениям позднейшей науки и культуры, словом, повествует автор о нас с вами и о мире, в котором мы живем, о том, "откуда есть пошли" многие и многие слова, понятия, явления, вещи, окружающие нас с колыбели.

Умудряясь рассказывать о делах давно минувших дней крайне лапидарно и в то же время не упуская интересных подробностей, автор открывает юному читателю не только исторические загадки, а также и сами истории, имевшие продолжение в ходе тысячелетий, но ненавязчиво дает возможность сопоставить два представления о мироздании, две картины мира - древнюю и сегодняшнюю. И это, без сомнения, интереснее всего в «Занимательной мифологии», ведь, разумеется, все фактические вещи, изложенные в ней, грамотному взрослому человеку должны быть известны.

  
Но то взрослому человеку. А юный читатель, знакомясь с этой книжкой, получает очень приличное представление об античных богах и героях, о мифах и мифологии, о мифологическом сознании, о том, откуда происходят многие научные термины, заодно расширяя свои познания в области истории, лингвистики, астрономии (с критическим представлением об астрологии), географии, биологии, химии (и алхимии) и других наук.

  
Приведу только два примера из "Новой жизни древних слов".

  
С. 13 - 14. «Для них <древних эллинов> Вселенная была не более чем исходной материей, из которой ничего не было создано. Ее-то они и называли ХАОС.

  
Слово "хаос" по-гречески - "морской залив с широким входом". Английское слово "chasm", имеющее такое же значение, происходит от того же самого корня. Первобытный хаос можно представить как некое подобие космического пространства, в котором пока нет звезд и планет с определенными очертаниями, то есть нечто подобное клубящемуся и прозрачному пару. И была лишь пустота, свободное открытое пространство вроде морского залива. (Надо сказать, что, по мнению современных специалистов, именно такой и была Вселенная в начале своего существования.)

  
Мы по-прежнему используем слово "хаос" для обозначения совершенного беспорядка и неразберихи, даже если это всего-навсего комната с разбросанными вещами.

  
Это же слово дошло до нас и в другой, куда более знакомой нам форме, правда, узнать его в этой форме почти невозможно.

  
Около 1600 года фламандский химик Ян Баптист ван Гельмонт исследовал пары, образующиеся при сжатии древесного угля. Его также заинтересовали напоминающие воздух пузырьки во фруктовом соке, постоявшем некоторое время при комнатной температуре.

  
Эти пары и другого рода "воздух" не были похожи на обычные вещества, знакомые химикам. Пары не обладали какой-либо определенной формой. Если они были заключены в емкость, то эта емкость казалась пустой. Такая субстанция, лишенная очертаний или формы, была примером хаоса. Ян Гельмонт решил дать этому веществу имя, подсказанное мифом. Его родным языком был фламандский (диалект голландского языка), поэтому он написал "хаос" в соответствии с фламандским произношением - "газ"»...

  
Далее автор развивает тему газа, подводя некий итог из бытовой жизни: «Так что, говоря "жать на газ", мы употребляем слово, восходящее к греческому мифу о первоначальном состоянии Вселенной. А если в утренние часы пик множество сидящих за рулем людей одновременно жмут на газ, то на дорогах и в самом деле возникает совершенный хаос».

  
Или - прелестный пассаж о чудовищном Тифоне (С. 103 - 104): «В высоту и в ширину он измерялся километрами, а его руки и ноги оканчивались змеями.

  
Какое-то время олимпийцы пребывали в паническом ужасе от него. Так, например, Афродита и Эрос как-то случайно столкнулись с Тифоном на берегу реки. От страха они бросились в воду и, чтобы спастись, превратились в рыб. Сделав это, они обрели бессмертие на небесах, запечатлев там образ двух рыб в качестве двенадцатого знака зодиака, Pisces, что значит "рыбы".

  
Из... мифа... слово "Тифон" позаимствовали средневековые арабы, с которыми оно перекочевало в Юго-Восточную Азию, где уже в наше время, приобретя форму "тайфун", стало обозначать ураган».

  
Замечательные примеры, не правда ли? И таких примеров - не по одному на каждой маленькой страничке книги. Такова плотность азимовского текста и так чист, ясен, а стало быть, и доступен язык азимовских учебников! Совершенно, по-моему, незаменимых, прежде всего для учащихся младшего и среднего звена, способных разбудить в ребятишках самое главное свойство человеческого интеллекта - любознательность.

  
Другая книжка Айзека Азимова, о которой мы сегодня скажем несколько слов, называется "Великие научные идеи". Она могла бы оказаться одной из наиболее интересных и полезных в авторской серии "Научно-популярная библиотека", поскольку не просто рассказывает о самых главных и интересных идеях в истории науки, но и увязывает их, а вместе с ними и разные области знания в единое целое, то есть представляет историю человеческой мысли от древности до середины ХХ века. Однако этого не произошло, и вряд ли по вине автора. Азимовские очерки хороши, доступны, интересны, как и обычно. Перевод, выполненный В.П. Михайловым, в целом тоже неплох. В чем же тогда дело? Я думаю, скорее всего, в работе редакторов и составителей.

Книжка кажется не авторской по замыслу и исполнению, а составленной достаточно произвольно из разных азимовских публикаций. Причем составители никак не позаботились логически увязать эти составные части друг с другом. Большая часть сборника, по-видимому, взята из какой-то одной книги, меньшая, точнее две крупные завершающие главы ("Коперник и вращение Земли" и "Юлий Цезарь и календарь") - из другой или других. Это соединение получилось искусственным, никак не обоснованным, сами по себе последние главы, по объему значительно превосходящие все предыдущие, вообще не связаны общим замыслом даже друг с другом и, конечно, производят впечатление арий из разных опер, отчего в целом книжка выглядит эклектичной и незавершенной, что и вообще не характерно для азимовских работ, и особенно нелепо в данном случае, ведь и вся серия, и конкретно очерки о великих научных идеях явно обращены к школьникам.

Один из существеннейших недостатков этой издательской серии в целом - сокрытие информации об оригинальных изданиях переводимых книг - в данном случае представляет для внимательного читателя особенное неудобство.

Впрочем, если рассматривать каждый из очерков в отдельности, они, конечно, и хороши, и полезны, несмотря на то, что в той или иной форме уже встречались в других азимовских книжках. Из этой же любознательный школьник легко может узнать не только о том, как рождались науки (химия, биология, оптика) и глобальные научные идеи (теория частиц, теория поля, эволюция), но и как они взаимодействовали, влияя друг на друга, порождая новые теории и науки, философские концепции бытия. От Фалеса до Шрёдингера прочерчивает Азимов ряд научных магистралей, что значит - он начинает с времен, более ранних, чем времена Пифагора, а заканчивает временами позднейшими, нежели время Дарвина. Так что и подзаголовок книжки, явно данный редакторами серии, на этот раз также подобран не лучшим образом.

Ну а что касается знаний, то с ними, конечно, все в порядке. Айзек Азимов был и остался прекрасным рассказчиком и щедрым учителем, умеющим на двух-трех страничках дать исчерпывающий портрет ученого, историю его дела и суть открытия. Сборник "Великие научные идеи" дарит нам около двух десятков таких портретов, историй, открытий. А кроме того, знакомит со многими научными терминами, раскрывая их смысл и происхождение.

  
В нашу с вами задачу критика как таковая, конечно, не входит, а раздерганная книжка эта в целом такова, что именно критиковать-то ее и хочется. Не будем, однако, сгущать издательский дёготь, зачерпнём лучше напоследок азимовского мёда, а именно прочтем вслух несколько небольших пассажей.

  
Знаете ли вы, кто и когда придумал газировку? Нет? Да вот же, изучая газы, «…около 1770 года… английский священник, Джозеф Пристли, собрав углекислый газ с помощью ртути, растворил часть его в воде и обнаружил, что получился приятный напиток. Он открыл содовую (газированную) воду.

Кроме того, Пристли собрал газы аммиака, хлористого водорода и сернистого ангидрида, а также открыл кислород» (С. 50).

А известно ли вам, что демоны и гении - так сказать, близнецы-братья? Нет? Тогда слушайте: «У древних человек бывал особенным, потому что ему благоволил какой-то личный дух или ангел-хранитель. Греки называли этого духа daimon, отсюда наше слово "демон". Мы до сих пор говорим о ком-то, кто много работает, что он "одержим демоном".

  
Подобным же образом слово "энтузиаст", означающее "необычно заинтересованный чем-то", происходит от греческого выражения "одержимый богом". О человеке, занятом большими делами, говорят "inspired" ("вдохновлен") - слово происходит от латинского "вдыхать", то есть вдыхать в себя невидимый дух. А слово "гений" - латинский вариант греческого daimon.

Естественно, предполагалось, что эти духи и демоны делали людям не только добро, но и причиняли зло. Если человек заболевал, говорили, что он одержим злым духом. Такое убеждение особенно имело основания, если человек начинал произносить или допускать нелепости. Никто по своей воле не будет поступать безрассудно, так чтобы говорили, что "в нем поселился демон". Поэтому в отсталых обществах к душевнобольным иногда относились с благоговейным страхом и уважением. Считалось, что сумасшедшего коснулась рука какого-то сверхъестественного существа (мы до сих пор говорим "тронутый", когда имеем в виду, что кто-то не в своем уме)» (С. 100 - 101).

  
Как я уже не раз говорил вам, Азимов за полвека своей литературной деятельности написал несметное количество книг. Как минимум половина из них - учебные и научно-популярные тексты. И о чём только не написал популяризатор науки Айзек Азимов - от арифметики и истории до мифологии и микробиологии! Но мировое признание принесла ему научная фантастика. Так что, согласитесь, было бы странно, если бы великий фантаст Айзек Азимов не написал учебного очерка об астрономии. Он и написал. И, разумеется, не один очерк, а множество.

Из этого множества книжка «Царство Солнца» – не знаю, лучшая или нет, а впрочем, у Азимова все книжки хороши, - вошла в серию "Научно-популярная библиотека" издательства "Центрполиграф". Она ничем не уступает другим учебникам писателя, а именно:

  
- читается на одном дыхании, как хороший детектив;

  
- сообщает все необходимые современному школьнику сведения как из области астрономии, так и из смежных физики, математики, истории;

- неизменно предлагает общекультурные сведения в плане происхождения терминов и названий (мало кто не знает, наверное, что слово "комета" переводится с греческого как "волосатая", а вот многие ли знают, например, что латинское слово "спектр" означает "призрак", - так назвали радужную линию, возникавшую во время опытов Ньютона, пропускавшего солнечный луч через призму и наблюдавшего, что "цвета как призраки появлялись из света, казавшегося бесцветным" (С. 118));

  
- даёт лапидарные, яркие очерки о крупнейших учёных прошлого и настоящего (до середины ХХ века);

- наконец, завершается подробной хронологической таблицей, охватывающей все наиболее значительные события, произошедшие в истории исследования человеком Солнечной системы с 720 г. до н.э. по 1950 г., то есть более чем за два с половиной тысячелетия.

  
За это время умозрительное (а в последние 200 - 300 лет и опытное) освоение "Солнечного царства" прошло ряд важнейших этапов, каждый из которых кратко и в то же время весьма основательно описан в десяти небольших главах, последовательно знакомящих юного читателя с достижениями в данной области древних вавилонян и древних греков, с основами систем Птолемея и Коперника, с деятельностью Тихо Браге и Кеплера, с открытиями Галилея, Ньютона и Гершеля, а также других учёных. В последней главе книжки автор немного рассказывает и об эйнштейновой теории относительности. Словом, перед читателем проходит увлекательнейшая история о том, как изменялись человеческие представления о крохотном уголке Вселенной, некогда считавшемся обитателями космической песчинки по имени Земля центром мироздания и едва ли не главным творениям Создателя, а ныне зовущемся Солнечной системой и состоящем из звезды, девяти больших планет, трёх с лишним десятков спутников и нескольких десятков тысяч малых планет.

  
Естественен вопрос пытливого школьника: а что дальше? Осталось ли на долю следующих поколений теоретиков что-то неизвестное? Азимов не был бы Азимовым, если бы сам не задал читателю этого вопроса. И вот как он на него отвечает, завершая очерк.

  
"Я начал эту книгу с рассказа о том, как вавилоняне, жившие 2500 лет назад, наблюдали, как звёзды медленно вращаются по небу. Я закончил её тем, как астрономы удовлетворительно объяснили последнее непонятное движение в пределах Солнечной системы. Механизм Солнца и его планет кажется полным.

  
Осталось ли что-то несделанным?

  
Ответ таков: конечно, осталось. Всегда останется нечто недоделанное. Конца знаниям нет и не может быть. Чем больше вопросов человечество решает, тем большее количество дополнительных вопросов у него возникает.

  
В конце концов, Птолемей был не совсем прав. Коперник был убедительнее, но и он оказался не совсем прав. Ньютон был ещё более убедителен - и он был не совсем прав. Что-то должно находиться и за пределами системы Эйнштейна" (С. 211).

Что? На этот вопрос предстоит ответить тем из вас, для кого всезнание блистательного Азимова покажется неудовлетворительным, подобно тому, как поляку Копернику показалось неудовлетворительным всезнание греков Аристотеля и Птолемея, многим и многим казавшееся исчерпывающим более чем тысячу лет. 
Так что, друзья мои, не уставайте читать, думать и сомневаться. И будьте здоровы!