Волков А. Предотвратить войну

Можно ли избежать войны? А как остановить начавшуюся бойню? Недавние войны в Югославии и Сирии длились каждая почти столько же, сколько Вторая мировая война, несмотря на все попытки мирового сообщества их прекратить.

Политики, впрочем, давно скомпрометировали себя. Слишком часто борьба за «мир во всем кровожадном мире» (Д. Джойс) велась ими в своекорыстных целях, а война, как откровенно сказал Клаузевиц, была лишь продолжением этой политики, только иными средствами.

Тем больше доверия людям, далеким от Realpolitik. Со времен Фукидида историки и философы размышляют о том, как можно было бы предотвратить ту или иную войну, что погубила «цветущее царство». Со времен Руссо и аббата Сен-Пьера властители дум непременно рассуждают о вечном мире.

Сегодня круг сторонников мира велик, но и дух Войны становится все опаснее, и дух этот, сказал бы бунинский мужик, «обоюдный»: он и ближе, потому что о нем говорят теперь мимоходом, за ланчем, обещая стереть в ядерную пыль целую страну; он и сильнее, невероятно сильнее.

Имеющееся у нас оружие может испепелить целые части света. И вот-вот грядет революция в стрелковом оружии. Уже готовы к применению боевые роботы — идеальные машины для методичного, массового убийства людей на территории, объявленной вражеской. Лишь протесты общественности, дошедшие уже до ООН, удерживают военных от применения этих «машин для казни» всего, что дышит, что движется. 

Как сохранить мир? Как укрепить его? Долгое время «исследование мира» было составной частью такой научной дисциплины, как конфликтология. Лишь с середины 1990-х годов ученые начали заниматься не только разрешением конфликтов, но и тем, как их избежать — как добиться того, чтобы в обществе царил мир. Вечный мир — наяву, а не в философских рассуждениях.

Но для достижения этой цели важно досконально понимать, как зарождаются военные конфликты и как они развиваются. Как правило, одной- единственной причины не бывает. Это пожар в глуши может вспыхнуть от одного удара молнии. Это старинная война могла разгореться по прихоти коронованного деспота. Современная война — это, скорее, умышленный «поджог», когда огонь одновременно вспыхивает в разных местах.

Конечно, сырая масса людей — не порох, зачастую она разгорается медленно — годами, а то и десятилетиями. Различные политические группы (порой с противоположными целями) подолгу разжигают недовольство в людях. Им помогают «внешние силы», преследуя интересы своих государств. Когда же огонь, наконец, вспыхнет, его уже очень трудно остановить. Ведь «масло» в него подливают со всех сторон.

Если перенестись, например, в 2004 год в Ирак, когда аль-Багдади, будущий лидер запрещенного в России ИГИЛ, еще был узником американской тюрьмы Абу-Грейб, в стране стремительно нарастал религиозный конфликт между суннитами и шиитами. Вражду между ними настойчиво разжигали два крупнейших государства Персидского залива — Саудовская Аравия, поддерживавшая «своих» суннитов, и Иран, помогавший шиитам. Эти две страны боролись за лидерство, а в Ираке лишь нарастала напряженность. И вот уже в этом насыщенном ненавистью растворе, в который превратился в середине 2000-х годов Ирак, кристаллизировался страшный субстрат — ИГИЛ. Война охватила значительную часть страны и выплеснулась за ее пределы — в Сирию. По подобной схеме — противоборство двух внешних противников и раскол в лежащей между ними третье стране — могут нарастать страшные военные конфликты и в других регионах мира. Не дай Бог!

В минувшем году внимание всех мировых информационных агентств было приковано к сражениям в Сирии и битве за Мосул в Ираке, а внимание российских СМИ — еще и к конфликту на востоке Украины. Но одновременно с этим в различных регионах мира происходили десятки других вооруженных конфликтов, которые здесь, в Европе, чаще всего оставались незамеченными. Ученые из Института исследования проблем мира (Осло) зафиксировали в общей сложности 50 вооруженных конфликтов в 2015 году и 41 конфликт в 2016-м. Во многих из них — в Азии и Северной Африке — участвовали группировки, присягнувшие на верность запрещенному в России ИГИЛ.

«Конец истории», по Фукуяме, давно обернулся новым ее усложнением. Если в 1970—1980-е годы всем было ясно, что мировое сообщество разделено на «мир социализма» и «мир капитализма», что они ведут непримиримую борьбу и за локальными конфликтами в Азии и Африке стоят две сверхдержавы — СССР и США, то сегодня, признают наблюдатели, все стало непонятнее. Симптоматично, что обозреватель авторитетного немецкого журнала «Bild der Wissenschaft», анализируя итоги гражданской войны в Сирии, подчеркнул, что «стратегии России, США и Турции, вмешавшихся в эту войну, сейчас, по большому счету, невозможно досконально проследить».

К концу Холодной войны проследить можно было все. Противники были как на ладони друг у друга. Каждая из сторон в точности знала, какими средствами располагает другая сторона. На протяжении десятилетий сотни советских и американских спут- ников-шпионов неустанно наблюдали из космоса за любыми изменениями в расстановке сил противника. Положение аэродромов и пусковых установок можно было с чистой совестью отмечать на школьных географических картах — все равно, враг все знал. Перемещения танковых частей и боевых самолетов фиксировалось с неумолимой точностью.

Непредсказуемость вытеснялась в жанр политического анекдота, вроде этого, из далеких семидесятых:

«Солдат, дежуривший на батарее стратегических ракет, задремал и облокотился на пульт управления. При входе дежурного офицера он встрепенулся, вскочил и докладывает:
— Товарищ лейтенант! В мое дежурство происшествий не было!
— Не было, говоришь! А Бельгия где, твою мать?! Два наряда вне очереди!»

Эта абсолютная предсказуемость противника сделала возможной разрядку напряженности. Теперь все изменилось. Прошли времена, когда две сверхдержавы руководили своими агрессивными марионетками, инспирируя восстания и перевороты в странах третьего мира. Ситуация вышла из-под контроля — тем более что и сверхдержав осталась одна, да и той не удается довести ни одну войну — в Сомали, Афганистане, Ираке — до победного конца. Всюду торжествует хаос.

Ученые из Института исследования проблем мира (Осло) отмечают важную тенденцию. В последние десятилетия все реже происходят войны классического типа — между государствами, враждующими друг с другом. Подавляющее большинство войн сегодня начинаются как гражданские. Но в них порой втягиваются соседние страны, а также страны из других регионов, у которых имеются свои интересы в зоне конфликта. Примеры тому: Сирия, Ирак, Йемен, Ливия, Афганистан.

События развиваются по одной и той же схеме, подчеркивает швейцарский политолог Таня Паффенхольц: «Подоплека конфликта может быть разной: этнической, религиозной, территориальной, может крыться в историческом или колониальном прошлом страны, но главная причина его, как показывают социологические исследования, всегда одна и та же: дискриминация отдельных групп населения, превращение их в людей второго сорта».

В Афганистане, например, талибы стремились уничтожить тех, кто выступал за проведение правовых реформ, которые позволили бы стране встать на западный путь развития. Многолетний конфликт в Северной Ирландии, продолжавшийся до 1998 года, подогревался тем, что местные католики постоянно чувствовали, что их права ущемляются британскими властями. Их столкновения с военизированными протестантскими группировками были неизбежны.

Дискриминация немалой части населения страны породила и едва ли не самый длительный конфликт ХХ века — гражданскую войну в Колумбии. Она продолжалась более полувека. Почти все это время, начиная с 1963 года, страна управлялась на основе законов «об осадном положении». Все конституционные гарантии были отменены. В ответ во второй половине 1960-х годов в ряде департаментов крестьяне стали захватывать земли. Их поддержали рабочие профсоюзы. В борьбу была вовлечена и католическая церковь. В 1968 году 49 священников выступили за создание единого фронта революционных сил. Его целью должно было стать построение «общества социалистического типа, против... засилья империализма США». В декабре 1971 года 11-й съезд Коммунистической партии Колумбии, вскоре распавшейся на несколько группировок, взял курс на осуществление антиимпериалистической, антилатифундистской народнодемократической революции.

Правительственные войска повели настоящую войну с мятежниками, но все антитеррористические операции были безуспешны. Сепаратисты в условиях экономической блокады нашли новые источники финансирования. Немалый доход им приносила наркоторговля и торговля заложниками. Власти так и не сумели уничтожить непризнанное государство, возникшее на территории Колумбии. Война закончилась лишь в конце 2016 года, когда правительство, наконец, подписало мирный договор с сепаратистами. Цена упрямства властей — до 220 тысяч погибших (три четверти из них — мирные жители).

На этом примере следовало бы поучиться властям других государств, где продолжается гражданская война. Победителей в ней не может быть. Даже если власти одержат военную победу, им придется изгнать или истребить значительную часть населения (счет пойдет на миллионы, как было сто лет назад в Гражданской войне, уничтожившей Российскую империю). Наилучшее решение конфликта — стол переговоров. Примирение сторон. Отмена дискриминационных законов, которые заставили людей с оружием в руках отстаивать свои права.

Как отмечает Паффенхольц, спасительной стратегией является вовлечение отверженных прежде слоев общества и группировок в жизнь страны: «К этому надо прибегать сразу после начала мирного урегулирования». Переговоры надо вести поэтапно. «На первых порах следует договориться о перемирии с вооруженными группировками. Но договор должен включать пункт, по которому в следующем раунде переговоров должны участвовать и остальные оппозиционные группировки».
Об этом же говорит опыт мирного разрешения других вооруженных конфликтов и гражданских войн. Вместе с коллегами Паффенхольц составила обширный банк данных, который содержит детальное описание мирного урегулирования примерно полусотни конфликтов, происходивших в последние десятилетия.
В 2016 году Паффенхольц по просьбе правительства Колумбии участвовала в решающем этапе переговоров с вооруженной оппозицией, который пришлось вести после того, как мирное урегулирование, казалось бы, в очередной раз сорвалось. Ведь на всенародном референдуме план примирения с сепаратистами был отвергнут незначительным большинством голосов.

Опыт решения современных конфликтов показывает, что подобный референдум был ошибкой. Если власти думают полагаться на «волю народа», то народ обычно голосует не умом, а эмоциями — многолетней, затаенной ненавистью и мстительностью.

В 2004 году референдум, например, проводился на Кипре. Тогда греческая община решительно выступила против мирного воссоединения страны. Процесс примирения Северного и Южного Кипра до сих пор заморожен.
В 2016 году, помня об этом печальном опыте, политологи посоветовали правительству Колумбии немедленно, не считаясь с волеизъявлением народа, возобновить переговоры с лидерами непризнанного сепаратистского государства.
Сами же приглашенные иностранные политологи стали обстоятельно обсуждать мирный план с руководителями студенческих и профсоюзных организаций. Вскоре на улицах колумбийских городов начались массовые митинги и демонстрации в поддержку «мира с сепаратистами». Их организовали профсоюзы и студенческие лидеры. Всем стало очевидно, что Колумбия устала от войны. Страна хочет мира!
В той же Колумбии диалог между сторонами конфликта опоздал на 50 лет! А насколько он опоздает в других странах, расколотых сегодня гражданской войной? А сколько десятков или сотен тысяч жертв еще унесет там война, прежде чем власти поймут, что любая страна побеждает в гражданской войне только в том случае, если стороны садятся за стол переговоров и находят компромисс, подписывая мирный договор!

...Между тем, стремительное развитие военной техники грозит превратить хаос, воцарившийся в мире, в самоубийственно опасный хаос. Мир, поделенный теперь уже не на два, а на несколько враждующих лагерей, впрямь подошел к той фантастически опасной черте, за которой вражда людей, убеждений, религий, экономических интересов помножится на восстание машин и станет опаснее в квадрате, в кубе. Вероятно, число жертв в вооруженных конфликтах и гражданских войнах в ближайшие десятилетия будет стремительно нарастать.

Совсем недавно, в ноябрьском номере за прошлый год, мы писали оптимистичную статью об автомоби- лях-роботах — машинах, которые сами «нажимают на газ», ловко избегают аварий, аккуратно тормозят у светофоров, предельно точно паркуются. Было бы нелепо предполагать, что их способности не заинтересуют военных.

Неприметно, в обстановке особой секретности, в разработке оружия совершается, как всё чаще говорят эксперты, третья по счету революция — после изобретения пороха и создания атомной бомбы. Она может привести к появлению боевых роботов — идеальных «машин для убийств». Для них поголовное истребление людей на отведенном им «квадрате территории» — такая же легкая задача, как для робота-пылесоса — уборка мусора. Мусор тоже разлетается во все стороны, как и люди, но пылесос планомерно убирает его.

Разработки боевых роботов, или «Lethal Autonomous Weapons Systems» («автономных систем летального оружия»), ведутся давно и успешно. Эти роботы-убийцы способны сами выбирать цели и открывать огонь на поражение. Другое дело, что никто им это
го пока не разрешает. Подобная техника еще не применялась ни в одном вооруженном конфликте. Но она готова ринуться в бой!

Например, американская фирма iRobot, известная своим роботом-пылесосом «Roomba», разработала танк «Warrior», который так же ловко ориентируется на местности, как и автоматический пылесос — в обычной квартире. Этот самоходный танк оборудован видеокамерами, захватными устройствами и, конечно, автоматическим оружием.

Число таких убийственных машин впредь будет лишь множиться. Сами военные признаются, что не хотели бы, чтобы эти инновации раз и навсегда вошли в нашу жизнь. Одно дело — иметь противником людей с их психологическими слабостями и недостатками, и другое дело, когда в бой идут неуязвимые машины. Ведь, если роботы начнут стрелять в людей, то они, как Терминатор из популярного фильма, не остановятся, пока не убьют всех.

Не удивительно, что в 2013 году международная группа ученых начала кампанию под девизом «Stop Killer Robots» («Остановить роботов-убийц!»). Ее цель — убедить политиков и гражданское общество в том, насколько опасно использование боевых роботов, а также ознакомить их с тем, как далеко военные продвинулись в разработке нового вида оружия.
Кампания возымела некоторый успех. В декабре 2016 года на конференции, организованной ООН, прошли слушания, посвященные возможности применения боевых роботов. Многие вопросы остаются пока открытыми (тем более что в Пентагоне тратят миллиардные суммы на разработку этих машин для массового убийства!).

Как же все-таки помешать военным использовать роботов в наступательных операциях? И как предотвратить распространение этого вида оружия? А можно ли применять роботов в оборонительных целях? Скажем, власти Индии были бы рады поручить боевым машинам охрану протяженной границы с Пакистаном. Разработанный в Южной Корее робот «Samsung SGR-A1» уже сейчас готов нести службу на границе с КНДР: он может высматривать лазутчиков и нападать на них. Но насколько опасно появление вдоль границы «огнеметной стены» из боевых машин? Что, если даже задумываться над такими вопросами вместо того, чтобы говорить решительно «Нет», — уже преступление перед человечеством?

Летом прошлого года основатель компании «Тесла» Илон Маск (см. «З—С», 2017, № 11), а также еще 115 ведущих ученых, изобретателей, бизнесменов из 26 стран мира выступили с открытым письмом, требуя полного запрета боевых роботов и другого самоуправляемого оружия. В противном случае «размах вооруженных конфликтов превзойдет все, что когда-либо совершалось на памяти человечества, и разворачиваться эти конфликты будут с такой головокружительной скоростью, что люди уже не сумеют приспособиться к происходящему».

Таким же — убийственно умным! — оружием становятся беспилотники. Осенью 2016 года на полигоне ВВС США в Чайна-Лейк американские военные продемонстрировали самую большую в мире эскадрилью беспилотников. В тот день, 25 октября, с трех реактивных боевых самолетов были сброшены 103 дрона типа «Perdix» (их длина составляла 16 сантиметров). В воздухе они образовали огромную стаю, напоминавшую стаю перелетных птиц или рой насекомых. Они не подчинялись командам, посылаемым с какого-то одного компьютера. Они сами координировали свои действия. В этой группе у каждой «металлической птицы» был свой мозг — встроенный интеллект. И, подобно тому, как птицы дружно, разом, совершают в воздухе неожиданные сложные маневры, так же вели себя дроны. Некоторые наблюдатели говорили потом, что они — словно части одного организма. Они то собирались вместе, образуя мощную эскадрилью, то быстро разлетались во все стороны, то, выбрав цель, сообща угрожающе кружились над ней.

Уже в недалеком будущем эти «умные дроны» будут вести наблюдение за вражеской территорией или массово атаковать противника. Даже если тот сумеет сбить несколько дронов, оставшиеся аппараты сами перестроятся, а боевые потери никак не скажутся на эффективности действий эскадрильи. Подобным оружием, несомненно, вскоре обзаведутся и другие ведущие военные державы мира.

В оружие массового поражения превращается интернет. В употребление давно вошли термины «кибервойна», «кибератака». Сегодня это — модные слова. А любые дискуссии о том, кто прав, кто виноват, кто хороший, а кто плохой, бесплодны. Тем более, что интернет — это то поле битвы, где «опытные бойцы» (назовем так хакеров) очень легко маскируют свои следы. Политики могут уверять в обратном, но специалисты выслушивают их заявления скептически.

В разгар охоты на «русских хакеров» все тот же журнал «Bild der Wissenschaft» обратился за комментарием к бывшему хакеру, а теперь руководителю швейцарской компании «Innosec» (она занимается вопросами безопасности в интернете) Гуннару Пораде. Он признал: вряд ли когда- нибудь удастся доказать, что Россия целенаправленно, путем хакерских атак, влияла на выборы в США.

Зато доподлинно известно о другой хакерской атаке, решение о которой принималось на самом высоком уровне. Впрочем, не в России, а в США. Во второй половине 2000-х годов системы управления иранской ядерной установки были заражены компьютерным вирусом «Stuxnet» (его разработали совместно израильские и американские спецслужбы). Вирус стал отдавать бессмысленные команды, и это, в конце концов, вывело из строя центрифуги, которые использовалась для обогащения урана. Эффект от компьютерной атаки оказался сродни эффекту от бомбардировки, ведь итоговый результат — поломка оборудования — получился таким же, каким был бы после успешного авиаудара. Об этой хакерской операции стало известно лишь потому, что о ней проговорился прессе один из правительственных чиновников США. И если бы не его откровения, то расследование атаки вряд ли было бы доведено до конца.

Лет пятнадцать-двадцать назад интернет любили называть «всемирной паутиной». Этот образ поразительно точен. Сегодня интернет — это необозримая паутина-лабиринт. «Интернет слишком велик, он имеет чересчур разветвленную структуру, а потому его просто невозможно полностью контролировать», — отмечает Гуннар Порада. Соответственно, и кибервойны в интернете очень сложны и запутанны.
Персональные компьютеры обычных пользователей удается так легко защищать при помощи антивирусных программ лишь потому, что эти «чайники» (то есть мы все, рядовые любители посидеть за компьютером и по- переписываться в Сети), как правило, не интересуют настоящих хакеров.

Объектами их атак становятся чаще всего крупные коммерческие компании и административные учреждения. Хакеры выискивают лазейки в системе компьютерной защиты и получают доступ к важной информации, персональным данным, банковским счетам.
Этими анонимными хакерами, что- то замутившими на выборах, пугают, как злыми сказочными героями. Но настоящий ужас способны вселить в людей лишь «хакеры в погонах», призванные в дни войны на армейскую службу. Эти армейские программисты, сидя в уютной комнате, за тысячи километров от фронта, несколькими движениями «мышки» могут изолировать неприятельские военные базы, отключить боевые системы или парализовать работу электростанций на вражеской территории. Они могут заблокировать компьютерные сети в целых странах или отдельных регионах. В нашем компьютеризованном мире отключение страны от Сети парализует работу всех ее предприятий, всех хозяйственных служб, вызовет хаос в боевых порядках армии и глубоко в тылу — без единого снаряда «вбомбит страну в каменный век». Хозяйственный ущерб может быть так же велик, как и после разгромного поражения в классической войне.

Куда же мы идем, к миру или войне? Есть ли объективное мерило современной политической ситуации?

Тревожные сводки новостей настигают нас отовсюду. Мы читаем их в интернетовской ленте событий и в свежих газетных выпусках, мы видим череду мрачных телерепортажей, выслушиваем жуткие прогнозы в политических ток-шоу, и даже выпуски развлекательных программ по радио каждые полчаса прерываются — конечно же, очень тревожными — новостями.

Но вот мнение ученого, сотрудника Стокгольмского института исследования проблем мира Питера Веземана: «Сегодня мир стал спокойнее, хотя многим кажется, что все, наоборот, стало только хуже. На самом деле, цифры говорят сами за себя: в последние годы число людей, ежегодно гибнущих в вооруженных конфликтах, сократилось». И это несмотря на то, что военные бюджеты многих стран за это время возросли и продолжают расти. «Разумеется, это тревожный сигнал, — признает Веземан, — но отчасти рост военных расходов объясняется тем, что благосостояние многих стран, особенно в Юго-Восточной Азии повысилось, а потому они стали выделять больше средств на свою оборону». Ведь у кого есть деньги, те обычно покупают новейшее, высокоточное оружие.

Но еще Антон Павлович Чехов, которого мы вспоминаем на страницах этого номера и еще не раз будем вспоминать, говорил о «ружье на сцене», что непременно выстрелит к концу пьесы. Если выстрелит все накопленное нами оружие — от умных беспилотников и боевых роботов до атомных бомб, то в «человеческой комедии» и впрямь настанет финальный акт.
Тот же «Антон Палыч Чехов однажды заметил, что умный любит учиться, а дурак — учить» (Б. Окуджава).

Научит ли нас опыт двух мировых войн не совершить третью? Последнюю, роковую?