Разрабатывая в 1755 г. Регламент гимназии при Московском университете, Ломоносов
внес в него дополнение: туда могут поступить крепостные, если помещик «захочет
кого-либо из своих людей обучать в гимназии и университете свободным наукам, усмотрев
в ком особую остроту... и отказавшись от своего права и власти, которую он над
ним имел прежде». Однако для таких вольноотпущенных существовал своего рода испытательный
срок: «когда же явится негоден (к обучению. — Е. С.) отдать его помещику обратно
прежнему». В 1758 г., работая над аналогичным документом для гимназии при Академии
наук в Петербурге, он расширил этот пункт, включив туда детей посадских людей,
государственных и дворцовых крестьян.
Мысли Ломоносова о демократизации образования получили дальнейшее развитие в
самом либеральном в то время, но, увы, не воплощенном в жизнь проекте устава университетов,
составленном в 1787 г. известным в России государственным деятелем, писателем
Осипом Козодавлевым. В нем говорилось: «путь к просвещению отверзается каждому...
и несвободные люди также должны иметь право... в университете учиться, как и прочие
студенты».
Составляя Регламент московских гимназий (формально их было две — для дворян и
разночинцев), Ломоносов постарался вникнуть во все детали. Так, школьники, находившиеся
на государственном содержании (казеннокоштные), должны были проживать по пять
человек в комнате, рацион - единый для дворян и разночинцев: три блюда в обед,
два в ужин; «в скоромные дни шти или суп, мясо, каша, гречневые блины с коровьим
маслом; в постные дни уха, бураки и селянка, осетрина, каша с растительным маслом».
Лишь детей богатых дворян, обучавшихся «на своем коште», размещали по одному или
по двое в комнате и питались они по своим средствам.
Между тем к концу XVIII в. различия между школьниками из разных сословий постепенно
исчезли (единственное, что не изменилось, — их раздельное проживание). Как отмечал
выпускник гимназии при Московском университете, впоследствии ее историк, физик,
член-корреспондент Петербургской АН с 1803 г. Петр Страхов, первоначально занятия
проходили в двух помещениях — для дворян и разночинцев, но с увеличением числа
последних проводились в общем классе, хотя сначала они сидели за разными столами.
Постепенно и это правило исчезло: за первыми партами сидели более старательные,
а на «Камчатке» — отстающие.
Московский университет. Акварель. 1820 г.
Питание тоже поначалу было раздельным, хотя и в общей столовой. Например, для
дворян использовали маковое масло, пироги пекли из самой лучшей муки — крупчатки,
столы покрывали белыми скатертями, подавали фарфоровые тарелки, хрустальные стаканы;
для разночинцев предназначалось конопляное масло, обычная пшеничная мука, оловянная
или деревянная посуда. Но к концу XVIII в. сервировка стола и рацион стали едиными,
приближенными к дворянским. Такие же изменения претерпело и школьное обмундирование:
у разночинцев было малиновое, у мальчиков из привилегированных сословий — темно-зеленое
(как у студентов), а с 1797 г. в такое одели всех гимназистов.
Впрочем, подобная нивелировка нередко вызывала недовольство дворян. Некоторые
из них считали содержание домашнего учителя обременительным для своего бюджета
и хотели обучать сыновей в университетской гимназии, но без общения с разночинцами.
Поэтому в 1779 г. при Московском университете открыли Благородный пансион для
детей знати, целью которого стало воспитание новой элиты русского общества.
Чтение лекции. Гравюра VIII в.
Демократизация образования предполагала включение в орбиту просвещения широких
слоев населения. Все желающие могли посещать лекции и дважды в неделю пользоваться
библиотекой Московского университета с самого начала его работы. Уже в XVIII в.
он стал центром по подготовке и изданию учебной литературы для начальной и средней
школы, а также домашнего обучения — различных азбук языков народов России, грамматик
немецкого, французского, итальянского языков. Всего же до конца столетия здесь
вышли в свет свыше 60 учебников по арифметике, геометрии, истории, географии.
Выпускник Московского университета, великий просветитель, писатель, журналист,
издатель Николай Новиков разработал программу публикации учебной, научной и духовно-нравственной
литературы. За десять лет (1779-1789 гг.) в руководимой им здешней типографии
вышли в свет более 800 книг, познакомивших русского читателя с произведениями
как западноевропейских, так и отечественных писателей и ученых.
Другим важным направлением просветительской деятельности стало создание научных
обществ. Уже в начале XIX в. при Московском университете действовали общества
Истории и древностей российских, Испытателей природы, Физико-медицинское; при
Казанском — Любителей отечественной словесности; при Харьковском — Общество наук,
имевшее естественное и гуманитарное отделения. В них состояли не только преподаватели
университетов, но и не работавшие в них ученые и литераторы, нередко студенты,
учителя гимназий, просто любители наук. Деятельность таких ассоциаций оказывала
благотворное влияние на развитие культуры в стране.
Важную роль в распространении просвещения играли публичные чтения и лекции «о
материях внятных, для уразумения не требующих глубокого в науках знания и привлекающих
внимание», как считал Ломоносов, — один из инициаторов таких мероприятий. 24 июня
1746 г. в «Санкт-Петербургских ведомостях» («Санкт-Петербургские ведомости» —
ежедневная газета Санкт-Петербурга, основанная по инициативе Петра I и регулярно
издаваемая с 1703 г. (прим. ред.)) появилось объявление о начале его выступлений
«по физике экспериментальной». Новшество вскоре переняли университеты, в первую
очередь Московский: уже в 1803 г. все желающие могли услышать его профессоров
Федора Политковского (естественная история), Христиана Шлецера (история западноевропейских
государств), Петра Страхова (физика). С 1804 г. такая практика распространилась
на Харьковский, а затем Петербургский университет.
У москвичей в 1840-х годах большой популярностью пользовались диспуты славянофилов
и западников, а также выступления представителя последних Тимофея Грановского.
В 1843-1851 гг. он прочитал три курса публичных лекций, реализовывавших его мысль
о необходимости поставить науку на службу общественным интересам, причем всегда
подчеркивал общность исторического пути развития России и стран Западной Европы.
Более того, в те годы его обращение на примере западноевропейских стран к проблеме
крепостничества, высказывания против гонения свободной мысли и монархического
деспотизма не просто просвещали слушателей, а заставляли их думать.
Традиция публичных лекций продолжается по сей день. Но особую роль они сыграли
в конце XIX — начале XX в., когда в условиях усилившейся тяги народных масс к
образованию стали открываться высшие женские курсы, народные университеты, различные
просветительские общества. Тысячи слушателей приобщились тогда к знаниям. Московский
университет (и не только!), по словам его питомца математика Леонида Сабанеева,
«расточал науку, раздавал ее всем...».
Логическим продолжением претворения в жизнь идей Ломоносова стали преобразования
начала XIX в., неразрывно связанные с либеральными взглядами императора Александра
I (1801-1825 гг.) и его ближайших сподвижников — президента Петербургской АН в
1803-1810 гг. Николая Новосильцева, попечителя Ви-ленского (Литва) университета
Адама Чарторыйского, видного военного и государственного деятеля Павла Строганова,
первого министра внутренних дел России (с 1802 г.), почетного члена Петербургской
АН с 1818 г. Виктора Кочубея. Получив блестящее образование, они искренне стремились
привить на русской почве (конечно, с учетом специфики нашей действительности)
понятия, пришедшие из французской философии — «просвещение», «народное благо»,
«права человека и гражданина».
Петербургский университет. Акварель. Начало XIX в.
Прежде всего для руководства образованием в масштабах всего государства в 1802
г. создали Министерство народного просвещения, а при нем — Училищную комиссию,
возглавившую осуществление реформ. В нее вошли знаток античности, писатель, попечитель
Московского учебного округа, почетный член Петербургской АН с 1857 г. Михаил Муравьев;
ученик Ломоносова, астроном, вице-президент Петербургской АН в 1800-1803 гг.,
попечитель Казанского учебного округа Степан Румовский; естествоиспытатель, географ,
этнограф, член Петербургской АН с 1796 г. Николай Озерецковский; математик, академик
с 1783 г. Николай Фусс и др. Страну разделили на шесть учебных округов, центрами
которых были университеты, для чего к уже функционировавшим Дерптскому, Виленскому
и Московскому в 1804 г. добавили Казанский, Харьковский, а в 1819 г. — Петербургский.
По уставу 1804 г. все желающие получили право поступить в университет, что сделало
его наиболее демократичным учебным заведением (общеобразовательные же школы изначально
предназначались для определенных социальных слоев: приходские - для детей крестьян
и городских ремесленников, уездные - для мещан, купечества, чиновников, формально
бессословные губернские гимназии — для дворянства). На протяжении XIX — начала
XX в. более половины студенчества и более трети профессоров были детьми разночинцев
(духовенства, купцов, мещан) и крестьян. А историк, член Петербургской АН с 1841
г. Михаил Погодин, окончивший словесное отделение Московского университета и преподававший
там в течение 50 лет, был выходцем из крепостных. Все обучавшиеся находились в
равноправном положении, что считал обязательным еще Ломоносов. По окончании курса
не принадлежавшие к благородному сословию получали 14-й чин по «Табели о рангах»
(«Табель о рангах» — закон о порядке государственной службы в России (соотношение
чинов по старшинству, последовательность чинопроизводства). Утвержден в 1722 г.
императором Петром I (прим. ред.)), дававший право на личное дворянство.
Однако осуществление в полном объеме просветительских программ сдерживали колебания
курса царского правительства от либерализма к реакции. Так, в 1820-1850-х гг.
основу внутренней политики страны составляло усиление сословного принципа, в частности
ограничение объема программ в учебных заведениях, предназначенных для крестьян,
стремление создать школьную систему с изолированными друг от друга ступенями образования.
Да и сами сельские жители пока не понимали пользы образования, даже элементарного:
например, в государственной деревне, чтобы заполнить классы, нередко прибегали
к помощи полиции. Средние же городские слои, дворянство не считали нужным получать
основательные знания — более привычно было поскорее «определить сыновей в службу».
А в обучении крепостных помещики в подавляющем большинстве и подавно не видели
выгоды.
Обстановка изменилась во второй половине ХГХ в.: экономическое развитие страны
создало объективную потребность в образованных людях. Часть помещиков и промышленников
осознала пользу от использования труда грамотных работников. В селах число школ
увеличилось, в городах появились воскресные для рабочих. А после отмены в 1861
г. крепостного права сформировалась когорта продолжателей традиций просветительства.
Основоположник научной педагогики в России Константин Ушинский, хирург, анатом,
естествоиспытатель Николай Пирогов (член-корреспондент Петербургской АН с 1846
г.), ботаник, математик, педагог Сергей Рачинский (член-корреспондент Петербургской
АН с 1891 г.), один из наиболее известных наших писателей и мыслителей Лев Толстой
(почетный академик с 1900 г.) и др. много сделали для создания школы нового типа,
приближенной к народу, что немало способствовало осознанию крестьянством необходимости
образования.
Между тем официальная политика государства в области просвещения тогда сводилась
к тому, чтобы дать низшим социальным слоям лишь элементарное образование. Поэтому
даже в начале XX в. основным требованием общественности оставалось выдвинутое
еще в XVIII в. — ликвидировать в данной сфере сословные ограничения. В то же время
усилившаяся в народе тяга к знаниям поставила новые задачи: расширение курса начального
обучения с трех до четырех-пяти лет; создание общеобразовательной школы, где все
ступени соединялись бы в единое целое, что отвечало идеям Ломоносова.
Великий ученый много сделал для практики обучения и воспитания. Он предлагал
применять принцип «от простого к сложному»: «В низших классах учитель не должен
перегружать умы трудными правилами, больше обращаться к практике; в средних классах
давать правила более легкие, а в старших — сложные»; боролся против формализма,
механического зазубривания, за сознательное осмысление школьниками материала,
настаивал на отказе от обучения на привычном тогда немецком языке, требуя изучать
русский в течение всего курса.
Последователь Ломоносова профессор Московского университета Николай Поповский
в 1758 г. первым начал читать на родном языке лекции по философии — до этого господствовала
латынь. В 1755-1765 гг. Антон Барсов (академик с 1783 г.), Дмитрий Аничков, Семен
Десницкий, Иван Третьяков, Семен Зыбелин, Петр Вениаминов, Матвей Афонин читали
на русском языке лекции по филологии, юридическим наукам, математике, ботанике,
минералогии, медицине. Кстати, в разноплеменной России проблема преподавания на
родном языке (а по существу развития национальных культур) оставалась актуальной
и спустя 100 лет.
Важным принципом обучения, выдвинутым Ломоносовым, был индивидуальный подход
к учащимся. Не случайно в гимназиях при Московском университете было правилом
«терпеливо открывать притаенные природой дарования человеческие, образовывать
и совершенствовать их в том, в ком они еще не вскрыты и без помощи учения вовсе
бы остались погибшими...», изучать природные склонности и в зависимости от них
применять те или иные методы преподавания и воспитания, причем требовать быстрых
успехов «от неразвившегося и медленнозревшего ума — попусту неволить природу,
а отказывать в училищном образовании скудоумному отроку значило... обижать человечество».
В начале XIX в. эти правила дополнила методика обучения, разработанная директором
Педагогического института при Московском университете Романом Тимковским. Она
включала объяснение нового материала в классе, затем знакомство с ним учащихся
по учебнику. Профессора университетов, до 1835 г. ревизовавшие учебные заведения
округа, стремились внедрить такие приемы в практику. Но, к сожалению, начиная
с 1835 г., когда контроль над школами перешел к Министерству народного просвещения,
многие прогрессивные принципы обучения были забыты, и на смену им пришли формализм,
требование механического запоминания.
Вернулись к ломоносовским традициям, основанным на индивидуальном подходе к детям,
лишь в 1860-1880-х годах. Талантливые педагоги возродили практику разъяснения
всего непонятного, разработали принцип объяснительного чтения, расширяющего элементарную
программу сведениями, выходящими за ее рамки, стремились еще в начальной школе
пробудить интерес к учению, привить навыки работы с книгой, что в дальнейшем давало
возможность самообразования. Однако в XIX — начале XX в. попытки прогрессивных
учителей противопоставить оторванным от жизни министерским инструкциям творческое
начало администрация не только не одобряла, но и наказывала.
Еще в XVIII — начале XIX в. предметом осмысления стали правовое положение, ценность
труда педагога. В Регламенте академической гимназии Ломоносов специально оговаривал:
школьное начальство «не правомочно делать выговоры учителям, а в особенности бранить
их в присутствии учеников, чтобы последние не потеряли должного к ним уважения».
Действительно, нищенский материальный уровень, приниженное положение по отношению
к непосредственному начальству и тем более к городскому или сельскому, разумеется,
роняло авторитет преподавателей в глазах местного общества. Лишь в начале XX в.
власть осознала необходимость повышения их социального статуса, создания условий
для профессионального совершенствования.
Одним из положений в педагогических воззрениях эпохи Просвещения была гуманизация
образования — отказ от присущих обучению в течение многих столетий насилия, принуждения,
физических наказаний, взгляд на ученика как личность, заслуживающую уважения.
Регламент университета, подготовленный Ломоносовым, решительно запрещал телесные
наказания студентов и гимназистов старших классов, впервые в России предлагал
меры их поощрения. Причем приоритет отдавал моральному воздействию: похвала или
порицание словом, пересаживание на «позорное» или «высшее» место, переодевание
в «мужицкое платье» и т.д.
Подобные правила старались сделать традицией в учебных заведениях, открытых в
начале ХГХ в. Однако для этого нужны были учителя с соответствующими взглядами
и убеждениями, для подготовки которых требовалось много времени, чего в реальности
не оказалось. Перелом в данной области наметился только в 1860-е годы, когда появилось
новое поколение педагогов, создавших в земских школах атмосферу уважения к личности,
исключавшую меры принуждения и физические наказания. Так родился подлинно народный
тип учебного заведения, способствовавший привлечению крестьян к образованию.