Бушканец Л.Е., Тушуев А.Н. Лев Толстой как современник Серебряного века: внутрипредметные связи в курсе литературы XI класса

 
Толстой цитируется по: ТОЛСТОЙ Л.Н. Поли. собр. соч. (юб. изд.): В 90 т. — М.; Л: ГИХЛ, 1928—1958. Ссылки на это издание, как это принято в литературоведении, даются в круглых скобках с указанием тома и страницы.
 
 
В Казанском университете всегда помнят о том, что его студентом был Лев Толстой. Широко распространено представление, что ему пришлось уйти из университета из-за неуспеваемости, но это легенда. Толстой оставляет учёбу после раздела наследства между братьями, чтобы посвятить себя практической деятельности и чтобы идти своим путём нравственного самосовершенствования, который бы ничего не сковывало: ни экзамены, ни необходимость делить жизнь на семестры. И в том, что Толстой выбрал этот путь, университет и его преподаватели сыграли большую роль. Сегодня мы должны быть благодарны Толстому за его искания. Его духовный опыт может быть важен для каждого, особенно нынешнего школьника и студента. Это опыт самостоятельного и неустанного противостояния злу, насилию, формирования в себе чувства личной ответственности за нравственное состояние мира.
 
В 2014 году в Казанском университете Институтом филологии и межкультурной коммуникации проведён Первый Международный молодёжный научно-образовательный фестиваль имени Льва Толстого при содействии Министерства образования и науки Республики Татарстан, Национального музея Республики Татарстан, музея-усадьбы «Ясная Поляна». В рамках фестиваля была организована Международная молодёжная научная школа, прошёл конкурс проектов о Л.Н.Толстом для школьников и студентов (презентации, проекты экскурсий, создание видеофильмов, постановка спектаклей и пр.). В 2015 году в ходе Второго фестиваля ко всем этим мероприятиям добавились ещё лекции ведущих филологов для школьников и студентов негуманитарных направлений. На фестивалях выступали г-н Рубен Дарио Флорес — министр-советник Посольства Колумбии в РФ, президент института имени Л.Толстого в Боготе; М.Карамитти — профессор университета Тор Вергата (Рим) и крупнейший переводчик русских классиков на итальянский язык, сотрудники музея «Ясная Поляна», Л.Д.Клейн — старший преподаватель Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХИ ГС) и многие другие.
 
Опыт общения с участниками фестиваля (а их каждый год около тысячи человек, и организаторы специально ориентируюся не на студентов-филологов) — это в том числе и опыт преодоления изначального отношения к чтению как к практически бесполезному занятию и равнодушного отношения к «скучному Толстому».
Одним из результатов такой работы является то, что жизнь и творчество Льва Толстого на уроках литературы в школах Казани становится сквозной темой, включается во внутрипредметные связи: писатель становится участником диалога со многими деятелями русской литературы и постоянным собеседником наших учеников — что особенно важно в Казани, по улицам которой он ходил почти шесть лет своей юности.
 
Внутрипредметные связи играют важнейшую роль при изучении литературы, поскольку дают понимание, что литература — живой и постоянно развивающийся диалогический процесс (С.А.Зинин, В.Г.Маранцман). Опора на внутрипредметные связи позволяет создавать проблемные ситуации, сравнивать точки зрения на то или иное литературное явление, формировать историко-культурное мышление, выявлять художественные универсалии.
 
Что касается творчества Л.Толстого, то особенно важно помнить о его влиянии на литературу и культуру XX века, не «оставить» его в 10 классе, а «взять с собой» в 11 -й. Мы предлагаем один из вариантов обращения к личности и творчеству Л.Толстого при изучении литературы Серебряного века, современником которого был писатель (о чём часто забывается).
 
Личность и творчество Л.Н.Толстого находились в центре внимания многих представителей различных течений в русской литературе рубежа XIX—XX веков. Плодом раздумий нового поколения писателей над творчеством старшего современника явилась книга Д.С.Мережковского «Л.Н.Толстой и Достоевский», публиковавшаяся в ведущем символистском журнале «Мир искусства» (1900-1901).
 
В школьном курсе имя Д.С.Мережковского, стоявшего у истоков символизма в России, упоминается лишь в ряду других деятелей литературы того времени. Поэтому разговор об этой яркой и самобытной фигуре целесообразно начать с короткой биографической справки, после чего перейти к истории взаимоотношений старшего символиста с Толстым.
 
Единственная встреча Мережковского и З.Н.Гиппиус с писателем произошла в Ясной Поляне 11—12 мая 1904 года. В письме от 18 февраля 1904 года Гиппиус от имени своего и Мережковского обратилась за разрешением посетить Ясную Поляну. Толстой ответил 27 февраля 1904 года: «Очень рад был вашему письму и ещё более буду рад видеть вас и вашего мужа» (Толстой, 75, с. 49) Впечатлением о визите Мережковских Толстой поделился в письме к М.Л.Оболенской: «Сейчас уехали от нас Мережковские. Этих хочу любить и не могу» (Толстой, 75, с. 104).
 
Визит в Ясную Поляну описан в мемуарной книге Гиппиус «Живые лица» (1925), где последняя часть главы «Благоухание седин» посвящена встрече Мережковских с Толстым. Также пребывание Толстого нашло отражение в повести Гиппиус "Suor Maria" (1904), главный герой которой едет в Ясную Поляну, чтобы увидеть Толстого. В главе под характерным названием «Учитель» описываются впечатления героя от посещения дома великого старца и от общения с ним. В посвященной Толстому главе из «Живых лиц» Гиппиус поражается несовпадению своего представления о внешности Толстого с его настоящим обликом: «... вышел небольшой худенький старичок... меня поразило почему-то, что он — маленький. Это — Лев Толстой? Если все бесчисленные портреты, которых мы навидались так, что они точно вросли в нас, если они — Толстой, то этот худенький старичок — не Толстой. Словом — не могу их соединить, нового живого — с неживым и привычным» [Гиппиус, с. 125].
 
В этом небольшом мемуарном очерке Гиппиус рисует забавный эпизод, в котором сочетаются оценка Толстым символистской литературы и сцена из семейной жизни обитателей Ясной Поляны: «Толстой заговорил неодобрительно о современных стихотворцах, упомянул Сологуба... Софья Андреевна срывается с места, хватает с рояля номер иллюстрированного журнала и прочитывает вслух стихотворение Сологуба.
— А мне — нравится! — говорит она не без вызова» [Гиппиус, с. 126—127].
Судя по оживлённому тону, с каким хозяин дома разговаривал с Мережковским, Гиппиус делает вывод, что Толстой знаком с его книгой о себе:
«Так оно и было, Толстой всё читал, знал всю современную литературу. Даже наш религиозный журнал "Новый путь" читал!.. В сущности же маленький втаричок говорит именно то, что говорит и пишет Л.Толстой все последние годы» [Гиппиус, с. 127].
 
В яснополянской библиотеке сохранилась книга Мережковского «Религия Л.Толстого и Достоевского» (СПб., 1902), но есть факты, противоречащие словам Гиппиус о знакомстве Толстого с работой Мережковского. Так, незадолго до смерти Толстой получил письмо петербургского студента Александра Бархударова, в котором тот просил объяснить ему один из наиболее полемически заострённых фрагментов книги, резонировавших, видимо, с мыслями самого студента, в котором Мережковский бросает Толстому обвинения в противоречии между толстовской нравственной проповедью и его жизнью как частного человека. Ответ Толстого на предъявленные ему обвинения был короток: «Мережковского не читал и, судя по тем выпискам, которые вы делаете, читать, а тем менее оправдываться не нахожу нужным» (Толстой, 82, с. 204).
 
Ещё одно свидетельство личного врача Толстого Д.П.Маковицкого, записи которого являются ценнейшим и наиболее полным источником информации о последних годах жизни писателя. В разговоре о необходимости опровержения самых известных критик Толстого, сам писатель сказал: «Мережковского, слава богу, я не читал» [Маковицкий, с. 140].
Посвященные Толстому главы в книге Мережковского действительно могут показаться пристрастными, излишне резкими, особенно глава, описывающая быт в Ясной Поляне.
 
Работа Мережковского содержит в себе массу тончайших наблюдений над творческой манерой Толстого, представляющих огромный интерес при изучении в школе романа «Война и мир». Наибольшую ценность составляет первая половина книги «Жизнь и творчество». Нас будет интересовать не столько религиозное и философское значение, которое выводит Мережковский из наследия Толстого и которое неразрывно связано с его собственной религиозной программой, сколько кропотливый анализ поэтики Толстого, его размышления над творческим своеобразием великого писателя. Эти размышления и наблюдения до сих пор не утратили актуальность и могут существенно обогатить уже накопленный школой фонд материалов для работы над «Войной и миром».
 
Предваряя работу, необходимо разъяснить учащимся её основную идею.
В основе концепции Мережковского лежит противопоставление Толстого как «тайновидца плоти» Достоевскому как «тайновидцу духа». Толстому доступно некое знание о человеке, которое находит выражение в подробных, порой избыточных описаниях внешнего облика героев, через которые мы можем судить об их внутреннем состоянии. Для анализа предлагается выбрать первую главу второй части «Творчество Л .Толстого и Достоевского». Разбор главы необходимо предварить вопросами: на что обращает внимание в своём анализе Мережковский, на какие характерные особенности толстовской манеры?
Итак, начиная свой анализ, Мережковский обращает внимание на ключевую роль детали внешнего облика в раскрытии внутреннего состояния героя. Он показывает, зачем Толстому понадобилось с такой настойчивостью останавливать внимание читателя на верхней губке княгини Болконской, тяжёлых шагах княгини Марьи и тонкой шее Ростопчина: «... приметы эти, сколь ни кажутся внешними и ничтожными, на самом деле связаны с очень глубокими и важными внутренними душевными свойствами действующих лиц: так, верхняя губка, то весело приподнятая, то жалобно опускающаяся, выражает детскую беспечность и беспомощность маленькой княгини; неуклюжая походка княжны Марьи выражает отсутствие во всем ёе существе внешней женственной прелести, а её лучистые глаза и то, что она краснеет пятнами, — в связи с её внутреннею женственною прелестью, целомудренною душевною чистотою. Иногда эти отдельные приметы вдруг зажигают целую, сложную, огромную картину, дают ей поразительную яркость и выпуклость» [Мережковский, с. 92].
 
Приведённый пример даёт возможность обратиться на уроке и к теории литературы, конкретно к роли детали в художественном произведении. Ученики должны найти в тексте работы Мережковского примеры рассмотрения роли деталей у Толстого, а также самостоятельно найти в тексте романа художественные детали и выявить значимость детали для раскрытия образа того или иного персонажа и замысла произведения в целом.
 
По Мережковскому, эти повторяющиеся детали не только подчёркивают психологические характеристики персонажей, но «связаны с глубочайшею краеугольною мыслью, с движущею осью всего произведения» [Мережковский, с. 93]. Заметнее всего эта связь выразилась в образах Наполеона и Платона Каратаева. Тяжёлый, тучный, неповоротливый русский герой Кутузов противопоставляется Наполеону, «бесплодно деятельному, лёгкому, стремительному и самонадеянному герою западной культуры» [там же]. В «круглом» же Каратаеве писатель усматривает телесное воплощение столь важной для Толстого мысли о слиянии его с природой и первоначальной стихией народного духа. В изображении же Толстым Наполеона Мережковский находит сочетание на первый взгляд несовместимых черт. Ведь помимо деятельности и стремительности, противопоставленных неподвижности и тучности Кутузова, Толстой, описывая французского императора, вводит такие запоминающиеся детали, как его пухлая ручка и выхоленное жирное тело, что характеризует Наполеона как человека праздного. Самодовольная праздность эта, впрочем, не имеет ничего общего с мудрым созерцательным неделанием Кутузова.
 
Мережковский неслучайно приводит высказывание самого Толстого, где тот сравнивает свою манеру изображения с пушкинской. Пушкин, «описывая художественную подробность, делает это легко и не заботится о том, будет ли она замечена и понята читателем; он же (Толстой) как бы пристаёт к читателю с этою художественною подробностью, пока ясно не растолкует её» [Мережковский, с. 95].
 
Здесь целесообразно предложить учащимся провести сопоставительный анализ выбранных фрагментов из прозы Пушкина (скажем, «Капитанской дочки» или «Повестей Белкина») с «Войной и миром». Школьники должны указать основные стилистические особенности прозы двух классиков, привести примеры, подтверждающие автохарактеристику Толстого.
 
Сам Мережковский в ходе своего анализа так объясняет функцию этих «приставаний к читателю» в рамках художественного целого всего романа: «Л.Толстой... углубляет черту, повторяет, упорствует, накладывает краски, мазок за мазком, сгущая их всё более и более, там, где Пушкин, едва прикасаясь, скользит кистью, как будто нерешительною и небрежною, на самом деле — бесконечно уверенною и верною. Всегда кажется, что Пушкин, особенно в прозе своей, скуп и даже как бы сух, что он даёт мало, так что хотелось бы ещё и ещё. Л.Толстой даёт столько, что нам уже больше нечего желать — мы сыты, если не пресыщены» [там же].
 
Любопытны и отмеченные Мережковским обратные случаи — детали, как бы брошенные мимоходом, единожды упомянутые, но несущие большое смысловое значение. Так, в палатке для раненых доктор с окровавленными руками «держит одной из них сигару между мизинцем и большим пальцем, чтобы не запачкать её. Мережковский видит в этой детали«... и непрерывность ужасной работы, и отсутствие брезгливости, и равнодушие к ранам и крови, вследствие долгой привычки, и усталость, и желание забыться» [Мережковский, с. 99].
 
Ещё более яркий пример наделения как бы случайной подробности символическим значением — это бросившийся в глаза князю Андрею шрам на виске Кутузова и его вытекший глаз. Князь, испытывавший до этого сомнения в праве Кутузова распоряжаться жизнями людей, глядя на изуродованную голову главнокомандующего, уверяется в том, что старый воин, сам многое перенёсший и испытавший, имеет право отправлять других людей на смерть: «и здесь опять одна ничтожная телесная подробность решает сложный отвлеченный нравственный вопрос об ответственности людей, руководящих судьбами народов, об отношении военно-государственного строя к ценности отдельных человеческих жизней» [там же].
 
Объяснение тайны столь сильного воздействия, которое оказывает Толстой на читателя, Мережковский видит в том, что писатель «замечает незаметное, слишком обыкновенное, и, при освещении сознанием, именно вследствие этой обыкновенности, кажущееся необычайным» [Мережковский, с. 101].
 
Дар такого зрения позволяет Толстому видеть, как говорит Мережковский, «в продолжение тысячелетий ускользавшее от внимания всех наблюдателей — то, что улыбка отражается не только на лице, но и в звуке голоса, что голос так же, как лицо, может быть "улыбающимся". Платон Каратаев ночью, в темноте, когда Пьер не видит лица его, что-то говорит ему "изменяющимся от улыбки голосом"» [там же].
Эти маленькие открытия, поразительные наблюдения, необычный взгляд на, казалось бы, очевидные вещи (тот эффект, который позже Шкловский назовёт остранением) и составляют, по Мережковскому, клеточную ткань, структуру, основу произведений Толстого.
 
Ещё один яркий представитель Серебряного века в школьной программе — Александр Блок. Толстой не имел на него такого влияния, как Н.А.Некрасов или В.С.Соловьёв, но важные точки пересечения нуждаются в освещении. Как указывает один из самых авторитетных исследователей Блока З.Г.Минц, «в доме Бекетовых, известном литературными интересами, произведения Л.Н.Толстого знали и любили. Говоря о своей бабке, Е.Г.Бекетовой, Блок отмечает, что "она знала лично многих наших писателей", в частности встречалась с Толстым, и была отличным знатоком русской литературы. <...> Комедия Л.Н.Толстого "Плоды просвещения" была первой пьесой, которую 13-летний Блок увидел в театре. Пьеса произвела на него огромное впечатление и положила начало многолетнему увлечению Блока театром. По-видимому, основные произведения Толстого были прочитаны Блоком уже в гимназические и первые университетские годы. По крайней мере, в 1908 году в письме к матери поэт сообщает о своём желании перечитать Толстого» [Минц, с. 233]
 
В 1908 году в одном из ведущих символистских журналов «Золотое руно» вышла приуроченная к 80-летнему юбилею Толстого статья Блока «Солнце над Россией». В этой небольшой статье Блок не скупится на самые высокие оценки:
«Величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого — благоухание, писатель великой чистоты и святости— живёт среди нас... все ничего, всё ещё
просто и не страшно сравнительно, пока жив Лев Николаевич Толстой. Ведь гений одним бытием своим как бы указывает, что есть какие-то твёрдые, гранитные устои: точно на плечах своих держит и радостью своею поит и питает всю страну и свой народ. <...> Пока Толстой жив, идёт по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, — ещё росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и — слава богу. Толстой идёт — ведь это солнце идёт. А если закатится солнце, умрёт Толстой, уйдёт последний гений, — что тогда?» [Блок, 1982, с. 93-94].
Комментированное чтение фрагмента статьи Блока полезно для уяснения того значения, которое Толстой имел на писателей-символистов.
 
Если же говорить о влиянии Толстого непосредственно на лирику Блока, то наиболее характерным примером могут служить связь стихотворения «На железной дороге» (1910) и романа «Анна Каренина», который Блок перечёл за год до написания своего стихотворения.
 
Итог разговору о посвященных Толстому работах литераторов символистского круга можно подвести вопросом: в чём же состояла разница в восприятии Толстого Мережковским и Блоком? В центре внимания первого находится религиозная составляющая толстовского творчества, непосредственно связанная с религиозной программой самого Мережковского. Блока же больше интересовал Толстой — социальный критик русской действительности, не только художник, но и публицист, не боящийся бросить вызов официальной власти.
 
 
 
 
ЛИТЕРАТУРА
 
1. ЗИНИН С.А. Внутрипредметные связи в изучении школьного историко-литературного курса. — М.: Русское слово, 2006. — С. 239.
2. МАРАНЦМАН В.Г. Анализ литературного произведения и читательское восприятие школьников. - Л.: ЛГПИ, 1974. - С. 275.
3. ГИППИУС З.Н. Благоухание седин // Л.Н.Толстой: pro et contra: антология. — СПб.: РХГИ, 2000. - С. 124-129.
4. МАКОВИЦКИЙ Д.П. У Толстого. 1904—1910. Яснополянские записки // Литературное наследство. — Т. 90. — Кн. 4. — М.: Наука, 1979. - С. 486.
5. МЕРЕЖКОВСКИЙ Д.С. Л. Толстой и Достоевский. - М: Наука, 2000. - С. 586. (Серия «Литературные памятники»).
6. МИНЦ З.Г. Ал. Блок и Л.Н. Толстой // Учёные записки Тартуского государственного университета. — Вып. 119. Труды по русской и славянской филологии V. —Тарту, 1962. - С. 232-278.
7. БЛОК А. Солнце над Россией // Блок А. Собр. соч.: В 6 т. — Л.: Художественная литература, 1982. - Т. 4. - С. 301-303.
8. БЛОК А. Возмездие. Предисловие // Блок А. Собр. соч.: В 6 т. — Л.: Художественная литература, 1980. — Т. 2. —
С. 269-273.
 
 
 
БУШКАНЕЦ Лия Ефимовна
доктор филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы
Института филологии и межкультурной, коммуникации
Казанского федерального университета
 
 
ТУШЕВ Андрей Николаевич
аспирант кафедры русской и зарубежной литературы
Института филологии и межкультурной коммуникации Казанского федерального
университета