Хмелита принадлежит к самым известным усадебным комплексам Смоленской области. Это архитектурный ансамбль очень высокого класса, к тому же музеефицированный, да еще и расположенный вблизи (34 км) от автострады Москва—Минск. Сейчас трудно представить, что ещё каких-нибудь тридцать лет назад этот памятник лежал в руинах и о нём мало кто знал.

 

Усадебный ансамбль в настоящее время производит очень сильное и цельное впечатление благодаря тому, что сохранились или воссозданы его компактно расположенные основные сооружения: церковь, дом, флигеля, фрагменты оранжерейного комплекса, а также и парк. Впечатление, впрочем, несколько обманчиво — утраты здесь, разумеется, были и притом чрезвычайно значительные. Кроме того, утрачены и архивы этой усадьбы, за исключением небольшого количества документов, относящихся к самому концу XIX и началу XX столетия.

Отчасти это восполняется тем, что усадьба уже очень рано попала в поле зрения специалистов (1).

Самые ранние развёрнутые сведения о селе, а также упоминание об усадьбе содержатся в писцовых (приправочных) книгах «письма и меры Василья Волынского с товарищи» (2). Согласно этим данным село называлось Скорбово и входило в Хмелитский стан Вяземского уезда. Память о его прежнем названии сохраняет ручей Скоробовка, протекающий по современной Хмелите.

 

В 1587 году это поместье было за князьями Василием Ивановичем и Петром Ивановичем Буйносовыми-Ростовскими. В селе «церковь великого чудотворца Николы в селе же двор помещиков» да шесть дворов людских. Кроме того, на церковной земле проживали, каждый в своём дворе, поп Иван, церковные дьячки Жданко Степанов и Томил ко Ондреев, пономарь и проскурница.

 

Князь Василий Иванович был сыном князя Ивана Ивановича Большого, а князь Петр Иванович — князя Ивана Ивановича Меньшого. Князья Буйносовы-Ростовские принадлежали к самым верхам постопричного общества. Достаточно сказать, что на дочери князя Петра Ивановича — княжне Марии — женился в 1608 году царь Василий Шуйский.

 

Кроме села, князьям Буйносовым-Ростовским принадлежало в Хмелитском стане ещё восемь деревень: «деревня Давыдова, деревня Игнатовское, Першино то ж, на речке Лужне, деревня Симонов починок, Походина то ж, деревня Левоновское, Бодякино то же, на речке Рубежке, деревня Сенки Ониншина, Желудково то ж, деревня Марьин починок, Матвеев то ж, деревня Шмарово, деревня Батыево, Елеикино то ж, на речке Рубежке». Кроме того, за ними же было ещё пять пустошей: «пустошь, что был починок Федков Пищулина, Поповское то ж, пустошь, что был починок Тютнев, Кононово то ж, пустошь, что был починок Иванов, Па-сынково то ж, пустошь, что была деревня Гришинское Гриди Василёва то ж, пустошь, что была деревня Шевник починок». Согласно данным того же источника, «прежде» это поместье было за «Григорьем Степановым сыном Пильемова» (3).

 

В том же стане, но за другими владельцами было ещё два села: Борки на речке Хмелитке и Чюрилцово. Первое из них в 1587 году числилось «за Богданом за Борисовым сыном Воейкова», а прежде «было за Дмитрием за Болотниковым».

 

Что же касается второго, то здесь ситуация несколько нестандартная. Похоже, что незадолго до составления переписных книг Василия Волынского, часть села с церковным участком была изъята из поместья и для него указаны только прежние хозяева: Павлик и Гаврилко Кошкины, основная же часть селения состоит за «Дружиною за Ондреевым сыном Извекова», тогда как прежде оно было за тем же Павликом Кошкиным.

 

В селе Борки имелась церковь «Преображение Спасово да предел великого чудотворца Николы» и при ней поселение священно- и церковнослужителей (три двора) и две кельи для нищих. В селе же «двор помещиков» и пять дворов людских. Село не пережило Смутного времени. Когда же, после длительного перерыва, люди вновь обосновались вблизи этого места, то новое поселение стали называть «Спас», сохранив, таким образом, память о главном престоле погибшего храма.

 

В селе Чюрилцове состояла церковь «Успения пресвятые Богородицы да предел великого чудотворца Николы» и при ней два двора священно- и церковнослужителей. Неподалёку стоял «двор помещиков», других же строений не показано. Нечего и говорить, что такое небольшое село после Смуты не смогло возродиться.

Всего в Хмелитском стане имелось три села, два сельца и тридцать деревень. Особо следует выделить «сельцо Костенково, что была деревня Ивашко Косткина». В нём был двор помещиков, да два двора людских, да один двор пустой. В 1587 году оно было «за Васильем за Яковлевым сыном Волынским», а ранее за «Васильем за Ефимьевым сыном Кошкина». Василий Яковлевич Волынский, очевидно, ни кто иной, как сам «писец», руководивший описанием Вяземского уезда в конце XVI столетия. Только благодаря писцовым книгам, составленным им, мы имеем представление об исторической географии восточной Смоленщины XVI—XVII веков. Кроме сельца Костенкова ему принадлежали в Хмелитском стане еще девять деревень (4).

 

Именно в писцовых книгах Вяземского уезда Василия Волынского «с товарищи» обнаруживаются первые известные сведения о семействе Грибоедовых (5). В Труфановском стане, в поместьях, написано: «За вдовою за Овдотьею за По-рошиною женою Грибоедова мужа её поместья да за её сыном за Михаилом, а преж того было за Михаилом да за Исаем за Юрьевыми детьми Шеина село Белой Холм, а в нём церковь Преображение Спасово, да придел Никола Чудотворец, да страстотерпец Христов Георгей...» (6). Этот фрагмент книги относится к 1586—1587 годам, но из контекста ясно, что Грибоедовы владели этим поместьем уже очень давно. Предыдущие владельцы, Шеины, — известный московский аристократический род, «отрасль» бояр Морозовых. При Иване Грозном Вяземский уезд был «опричным», и Шеины подверглись репрессиям сразу же по учреждении опричнины. Так как никаких «вин», кроме аристократического происхождения, за ними не числилось, то они отделались сравнительно легко: были только конфискованы их вотчины под Москвой, а вместо изъятых поместий были даны другие, под Казанью, куда им и надлежало немедленно отправиться на жительство. Примерно в это же время был «пересмотрен» весь состав Вяземской служилой корпорации, а все её члены, не удостоившиеся царского доверия и не причисленные к опричнине, были выселены с территории уезда. На их место были водворены члены «опричного» корпуса, ранее не имевшие владений в этих местах. Расселение носило клановый характер. Так было легче осуществлять принцип круговой поруки, который лежал в основе всей опричной организации. Это значит, что члены одной семьи получали земли по соседству, а родственные семьи — по возможности вблизи друг от друга. Затесаться в эту «тёплую» компанию постороннему было совершенно невозможно. Однако именно применительно к Грибоедовым этот принцип явно не соблюдён. Глава семейства получил поместье один. Никаких его родственников по соседству не видно. Скорее всего, он индивидуально пожалован за какие-то особые личные заслуги. Между прочим, и отчество его не указано. Воистину Иван, не помнящий родства (7).

 

Дозорные книги Вяземского уезда, составленные после Смуты, показывают, что село Белый Холм было полностью уничтожено интервентами, однако его владелец Михаил Грибоедов уцелел и владение за собой удержал.

Грамота царя Михаила Фёдоровича от 28 февраля 7122 (1614) года подтвердила данные утраченной грамоты царя Василия 7115 (1607) года о пожаловании Михаилу Ефимовичу Грибоедову «за Московское осадное сиденье» части села Белого Холма с деревнями из поместья в вотчину. Условия пожалования, впрочем, вполне обычные, как для всех ветеранов этого дела: с каждых ста четвертей поместья по двадцать четвертей в вотчину. Кстати, о названии села Белый Холм. Примерно до середины XVIII столетия оно носило и второе название: «Порошино», которое, вероятнее всего, происходит от имени прежнего владельца. Указанное обстоятельство даёт надежду в будущем пополнить знания о предках А.С. Грибоедова и об их первых шагах на Смоленской земле.

 

Интересна и судьба этого поместья. Впоследствии оно перешло к Подбельским, а затем, в 7173 (1665) году, было «выменяно» А.Ю. Бакеевым, однако через несколько поколений, а именно, в марте 1761 года, И.М. Грибоедов выкупил это имение, рассматривавшееся как родовое.

 

Вернёмся, однако, к Хмелитскому стану (8). В 1646 году «село Хмелита» было в вотчине «за стольником за князем Юрьем княж Петровым сыном Буйносовым Ростовским». Здесь так же, как и в 1587 году, отмечена «церковь великого чудотворца Николы». Имелся в селе и «двор вотчинников». Привлекают внимание два момента. Прежде всего, поместье стало вотчиной. Кроме того, здесь впервые село названо Хмелитой. Такое «переползание» названия с одного объекта на другой, по всей видимости, было связано с тем, что после Литовского разоренья данное село осталось единственным в своём стане. Кроме того, число деревень также сократилось, а число дворов в них катастрофически уменьшилось. И данное село стало восприниматься как единственный по-настоящему населённый пункт во всей округе, почему на него и перешло название стана.

 

В Пригородном стане в это время обнаруживается «за Вязмитином за Ондреем Михайловым сыном Грибоедовым деревня Федяива, а в ней двор помещиков, а во дворе живёт Ондрей Грибоедов с людьми своими...». Любопытно в этом фрагменте наименование «Ондрея Грибоедова» Вязмитином, ведь если не все, то многие помещики, поименованные в рассматриваемых книгах, и живут здесь и служат «с городом». Следовательно, он действительно воспринимался как старинный житель города Вязьмы, а не только как член Вяземской служилой корпорации.

 

Дело в том, что в «Списке опричников Двора Ивана Грозного» Грибоедовых нет (9). Между тем, список очень обширен (в нём 1849 имён), и очень многие землевладельцы, упомянутые в «книгах» Василия Волынского в качестве действующих, там присутствуют. Однако, это список именно «двора», и в нём, естественно, нет чинов местной опричной администрации. Быть может, Грибоедовы произошли именно из этой категории служилых людей?

 

В 1686 году Вяземские писцовые книги (10) фиксируют появление владений стольника Ивана Фёдорова сына Грибоедова в Хмелитском стане и непосредственно в самой Хмелите. При этом, часть этих владений является поместьями (11), а часть, в том числе и сама Хмелита, — вотчиной (12). В «поместье» находятся деревня Першино на реке Лужне и пустошь Шульгине Также за ним в «поместьях» находится деревня Декорёво «на ключах», относительно которой здесь же имеется интересное разъяснение: «а по приправочным книгам Василья Волынского с товарищи сто второго и сто третьего году написаны в Волоцком стане, а ныне приписаны в Хмелицкий стан для того, что по наезду объявились меж земель Хмелицкого стану» (13).

 

В вотчинах в Хмелитском стане в это время отмечено: «За стольником за Иваном Фёдоровым сыном Грибоедовым село Хмелиты на речке на Скорбовке, а в селе церковь пресвятыя Богородицы Казанские да в пределах святаго пророка и предтечи крестителя господня Иоанна и великого чюдотворца Николая, а церковь, иконы и книги и всякая церковная утварь строение вотчинникова Ивана Грибоедова, а около тое церкви и кладбище огорожено и забором, а мерою тое городьбы длиннику подле поповских и крестьянских дворов пятьдесят девять сажен, в другом длиннике позади алтаря пятьдесят девять сажен с полусаженью, поперег, против вотчинникова двора, дватцать одна сажень с полусаженью, в другом попере[ч]нике, от прудов вот-чинниковых, десять сажен, а у церкви во дворе поп Аввакум Иванов, во дворе вдовой поп Леонтей Львов, во дворе дьячёк Политко Матвеев; ...да в селе ж двор вотчинников Ивана Грибоедова...» (14).

 

Это, несомненно, самая колоритная историческая личность, связанная с Хме-литой. Для начала надо отметить, что у этого человека совершенно официально было два имени. В некоторых документах он выступает как «Иван Фёдоров сын», а в других как «Семён Федоров сын».

 

В мирное время, однако, выявились и отрицательные свойства личности нашего героя, такие, как крайняя вороватость и хамское отношение к подчинённым. В 1682 году это спровоцировало стрелецкий бунт, который у современников получил название Хованщина. Именно с требования об отставке полковника Семёна Грибоедова, а также нескольких других полковников, всё и началось. В своём челобитье стрельцы его приказа колоритно расписали все его «художества», среди которых особенно много места занимали разнообразные случаи вымогательства, и, как бы мы теперь сказали, злоупотребления служебным положением. Среди последних случаев, между прочим, указывалось, что Семён Грибоедов высылал стрельцов своего полка в свои деревни «пруды копати». Правда, название тех пунктов, где производились работы, не указаны, однако скорее всего, что речь шла именно о Хмелите.

 

Первоначально ситуация для Семёна Грибоедова сложилась настолько серьёзно, что, вероятно, он даже не предполагал уцелеть. Спас его, как ни странно, первоначальный ошеломительный успех восстания. Правда, вначале у него отобрали полк, посадили в тюрьму и «поставили на правёж». Однако затем другие, более важные, дела отвлекли стрельцов. Они добились для себя звания «надворной пехоты», начали сооружать себе памятник на Красной площади, вмешивались в правительственные назначения и пр. А о Грибоедове они забыли. Вероятно поэтому, когда злоключения на этот раз кончились, первой мыслью спасшегося Сеньки было отметить это событие сооружением храма. Во всяком случае, в своём челобитье от 27 ноября 1683 года на имя митрополита Сарского и Подонского наряду с обычными в таких случаях словами о том, что «в вотчине моей в селе Хмелите церковь святителя Николая чудотворца ветха», содержалось и не совсем обычное выражение «ныне я обещался в той вотчине своей в том селе Хмелите построить новую церковь». То есть, построение церкви мыслилось как исполнение обета.

Разрешение было дано 13 декабря того же года.

 

Тем временем опомнившееся от страха правительство решило примерно наградить «пострадавших» полковников, и, разумеется, первого из них — Семёна Грибоедова. Правда, наградить за откровенное взяточничество, воровство и административный разбой всё же не решились, однако, просмотрев данные о прежних службах, без труда нашли в них нужные предлоги для награждения. Об этом красноречиво свидетельствует разъяснение, сделанное после описания владений стольника Грибоедова (16): «А нисана за ним, Иваном Грибоедовым, та вотчина, село Хмелиты з деревнями и с пустошми, девяносто шесть четвертей, по откащи-ковой выписи за рукою откащика Вяземския съезжие избы подьячего Потапа Миронова, 188(1680) году, а достальные четверти в том селе и в пустошах пожалованной Великих Государей грамоте 191(1683) году за приписью дьяка Ва-силья Мануйлова, а даны ему те достальные четверти из ево поместья в вотчину за Чигиринскую службу, а пустошь Овсянникова, а по новому прозванию Замошъе, с пустошми писано за ним по выписи з грамоты Великих Государей и с обысков за рукою стольника и воеводы Алексея Хоныкова 192(1684) году». Надо отметить, что приключения, выпавшие на долю Сеньки во времена Хованщины, произвели на него неизгладимое впечатление. После этого он всю жизнь каялся, строил церкви, заказывал для них утварь и стенопись. Однако, при этом, воровать он никогда не прекращал. Только методы воровства стали более изощрёнными (17).

 

Описание Хмелиты (18) позволяет сделать интересные выводы о планировке села того времени. Прежде всего, бросается в глаза, что планировочным центром села является его кладбище, разбитое, разумеется, вокруг церкви. Южная сторона кладбища упирается в пруд, а северная обращена ко двору самого вотчинника. Между прочим, судя по тому, что в этом дворе живёт большое количество дворовых людей, это сооружение довольно значительных размеров. Во всяком случае, не одна простая изба, хотя бы и «белая». Расположен он выше всех остальных строений, однако далеко не на самой высокой точке рельефа.

 

Западнее расположена сельская застройка «рядком». Одной стороной она упирается в пруд, а другая, судя по количеству дворов, уходит далеко на север. При этом прямо против церкви находятся дворы священно- и церковнослужителей, а далее на север — крестьянские. Очевидно, что современная главная улица села расположена точно на том месте, где она была и в семнадцатом столетии. Такая планировка может показаться странной, однако тогда .поди думали иначе. Вспомним, что, например, в Китае сельские кладбища часто устраивали на самых высоких точках окрестностей, а наделы крестьян разбивались от них по радиусам. Делалось это специально для того, чтобы каждый член сельской общины, трудясь на своём участке, каждую минуту мог иметь перед глазами могилы его дорогих предков.

 

В 1706 году Семён Грибоедов, предполагая, что после его смерти в семье могут возникнуть серьёзные распри при дележе его наследства (он был бездетен) сделал попытку сам выбрать наследников. В челобитной, поданной в Поместный приказ 11 мая того же года он объявил, что «поступился» своими вотчинами и поместьями в пользу братьев: родного Григория и двоюродного Ивана Андреевича. При этом сам он сохранял за собой все права на эти владения до своей смерти. После же этого село Хмелита и деревни Баранова, Дюкарева, Першина с мельницей на реке Лужне, Паходина, Барсуки и Семёновская должна была перейти к его родному брату Григорию или сыну последнего — Герасиму, которому в тот момент было только около года. Двоюродному брату — Ивану Андреевичу и его детям Тимофею и Михаилу — должно было отойти другое вяземское владение — деревни Осташово Загребение (с мельницей на реке Вязьме), Лапатино и Лаврове) с пустошами. Что же касается до саранских владений Семёна Фёдоровича, то они должны были быть поделены между обоими группами наследников поровну. Однако ещё не успели оформить все документы по этому разделу, как младенец Герасим умер. Таким образом, из первой группы наследников остался только Григорий, у которого не было наследников мужского пола, но сохранялось право распорядится владениями. В челобитной, поданной в поместный приказ 10 июня 1718 года, он писал, что «служил он со 167(1658) по 718 год и был во многих службах и посылках, а ныне он остарел и одряхлел и лежит болен, и в 717 году в целости ума своего написал он духовную, а по той духовной определил он дочь свою Наталью Богданова жену Васильева сына Аладьина в наследие вотчин своих и поместий...» в Вяземском уезде, а саранские владения должны были быть поделены. Однако, немедленно повторилась предыдущая трагедия — ещё не успели оформить документы по наследству, как наследница умерла. Тогда Григорий определил нового наследника. Им стал Тимофей Иванович Грибоедов. Таким образом, этот человек стал наследником наибольшей доли всего Грибоедовского наследства, но все эти «доли» предстояло ещё отмежевать от владений родственников. Много позже, в 1750 году, именно эта ситуация породила длинный судебный процесс об этом наследстве. Процесс этот так никогда ничем и не кончился и прекратился сам собой только после смерти последнего из вовлечённых в него Грибоедовых.

 

Таким образом, следующим владельцем Хмелиты был Тимофей Иванович Грибоедов. Скорее всего, именно при этом владельце усадьба была перенесена примерно на то место, которое занимает и теперь. Здесь, в северной половине нынешнего парадного двора и у северней границы регулярного парка, а особенно непосредственно перед северным фасадом существующего главного дома усадьбы, при различных хозяйственных работах неоднократно находились «муравленые» изразцы, которые по своей стилистике могут быть отнесены к началу восемнадцатого столетия. Некоторые из них теперь можно видеть в экспозиции Хмелитского музея. Возможно, перенос усадьбы был связан именно с обстоятельствами передачи имения от прежнего владельца к новому, когда некоторое время в Хмелите было как бы два барина, причём каждый со своими семьями (так как была ещё жива жена Григория, которая «по смерть свою» сохраняла право на четверть всего его имущества) и своей дворней.

 

О жизни Тимофея Ивановича сохранилось значительное количество документов. Часть из них отложилась в архивах в связи с его назначением вяземским воеводой. В 1733 году, когда вопрос об этом находился в стадии решения, императрица Анна Иоанновна неожиданно издала указ о том, чтобы впредь подобные назначения производились только после разбора дела кандидата в Герольдии с последующим представлением их (то есть и дела и самого кандидата) в Кабинет Её Императорского Величества. Ни цели, ни процедура проверки в императорском указе не были прописаны. Пребывавшие, вероятно, в некоторой растерянности чиновники решили на всякий случай проверять всё. Сама процедура проверки сильно напоминала следствие над жуликами средней руки. Для вящего сходства начиналась она с подписки о невыезде: «Маэор Тимофей Иванов сын Грибоедов испомещен в Смоленском, в Дорогобужском, в Саранском и Володимерском уезде; в Санкт Питербурхе стоит на Васильевском острову Восмой линии в своём доме и при сей записке сказан ему указ, что ему без указу из Санкт Питербурха не съехать и в Герольдмейстерской канторе являтца во все дни. К сей записке маэор Тимофей Грибоедов руку приложил» (19).

 

Далее нельзя было обойтись без автобиографии, или сказки, по терминологии того времени: «1733 Июня дня по указу Ея императорского величества в Санкт Питербурхе в Герольдмейстерской канторе маэор Тимофей Иванов сын Грибоедов сказал сущую правду по присяжной должности от роду ему шестьдесят пять лет отец ево Иван Андреев сын Грибоедов служил в столниках и умре а он Тимофей во 1901 году пожалован в столники Благоверный Государыни Царицы Наталии Кириловны а в 200м году имя ево отослоно в розряд и был на службах под Кизыкерменом в полку боярина Бориса Петровича Шереметева в дву Азовских походех в полку боярина Алексея Семёновича Шеина и под Азовом ранен в правой бок копьём на вылет а в 700м году по генералному смотру написан в Матвеев полк Фливерка в капитаны и был в том полку в первом Нарвском походе и ранен в правую ногу в пах шпагою дважды от которых ран не владел ногою более четырёх годов а в 704м году адмирал Фёдор Алексеевич Головин ево Тимофея отослал в Смоленск и был из Смоленска послан в том же 704м году в Дорогобуж для управления всяких Государевых дел и был до 707 году а в 707м году был в Смоленском уезде у описи лесов, а в 708м году приказаны ему были Смоленские мещане для обучения к отпору в приход неприятельских людей а в 709м году был у переписи Смоленского уезду крестьянских дворов, а в 710м году был у строения стругов в городе Белой которыя струги повелено зделать под правиант в Ригу а в 711м послан был из Смоленска в Ригу с правиантом на стругах а из Риги на тех же стругах привёз артилерию и амуницию в Смоленск и в том же 711м году за службы ево и за управление Государевых дел по приказу Генерала Фельтьмаршала и ковалера графа Шереметева написан в маэоры в Смоленской гарнизон, а в 713м году был в Вязме комендантом до 715 году а в 715м году из Вязмы послан на Котлин остров к строению губернских домов и был до 719 году, а в 720м году был в Смоленску под щётом и начёту на нём ничего не имеетца, а в 721м году был в Москве на сенацком смотре и написан что годен к делам и послан в военную коллегию а в 725м году из военной коллегии прислан в Герольдъмейстерскую кантору а сего 733 году в Москве по раз-смотрению правителствующаго Сената определён воеводою в Вязму и был у присяги а указу не взял за болезнею а ныне выслан для представления в Кабинет в Санкт Питербурх. Детей у него сын Алексей служит Лейб Гвардии в Преображенском полку в десятой роте сержантом. Крестьян за ним в разных городех мужеска полу душ з девятсот и болше а сколко имянно числом сказать не упомнит для того что за ним деревни в разных городех и ежели что сказал ложно и за тоб учинить ему указ по военному артикулу. К сей скаске маэор Тимофей Грибоедов руку приложил» (20).

 

По характеру дополнительных пояснений и других документов, отложившихся в архивах, видно, что более всего проводивших проверку чиновников интересовало имущественное положение проверяемого, а особенно наличие у него серьёзных финансовых проблем, в том числе казённых долгов и всяких незавершённых финансовых операций. Тимофей Иванович, в общем, успешно прошёл проверку и получил вожделенное назначение. Объяснить это можно только тем, что проверку проводили чиновники Герольдии, которые сами не знали, что и зачем они должны искать, ибо за ним-то как раз одно такое крупное дело числилось. Знакомство с Рижской конъюнктурой и путями подвоза к этому порту сподвинуло Тимофея Ивановича заняться там частными подрядами. Это было чрезвычайно выгодным делом, но таило в себе и большой риск. Одна из партий пеньки оказалась гнилой. Тимофей Иванович получил отсрочку для поставки другой партии, взамен забракованной, но не сумел ею воспользоваться, в результате чего его вотчина, село Хмелита, была конфискована.

 

По этому случаю 10 января 1723 года была составлена опись имения. «...В Вяземском у., с. Хмелива, в нем церковь деревянная Казанские пречистые Богородицы, да предел по правую сторону Иоанна предтечи, по левую Николая чюдотвор-ца. У той церкви во дворе... 3 дв. священников и пономаря, 13 чел. м. п., 13 чел. ж. п. вместе с детьми. В том же селе двор помещиков, в нем прикащик Фёдор Никитин... 3 чел. м. п. 1 чел. ж. п. вместе с детьми, да дворовые деловые люди... приказчик, дворовые деловые люди, конюхи и скотники... 11 чел. м. п., 8 чел. ж. п. вместе с детьми, да крестьян 12 дв. 47 чел. п. м., 47 чел. ж. п. вместе с детьми.

Д. Семёновская, в ней крестьян... 3 дв., 14 чел. м. п., 14 чел. ж. п. вместе с детьми. Д. Барсуки, в ней крестьян... 2 дв., 13 чел. м. п., 10 чел. ж. п. вместе с детьми. Д. Походино, в ней крестьян... 6 дв., 36 чел. м. п., 42 чел. ж. п. вместе с детьми.

 

Да по тому ж присланному его и. в. указу, а по справке в концелярии вотчинных дел 203 г. февраля в 21 день написано: за моэором Тимофеем Грибоедовым поместья, что он выменил у Семена Фёдорова сына Фролова Назаринское своё поместье на полчетверика в Вяземском у., в Пригородном ст., в пустоши, что было с. Лубнях, да в половине д. Игнашевой 12 чтв. с осьминою, да поступно-го поместья того ж 203 г., что ему, Тимофею, поступился Денис Бородин за деньги за 20 руб. в Вяземском же уезде, в Пригородном ст. пуст. Беляниново пашни 16 чтв. За ним же, Тимофеем, поместья по даче 718 г. июля 26 числа, что ему дал в наследие дядя ево, стольник Григорей Фёдоров сын Грибоедов: в Вяземском у., в Волочком ст. пуст. Залип Ребиков, по новому прозванию Ребики, 30 чтв., в пустоши, что была д. Уваровская, Данилова Басовская тож, 12 чтв., пуст. Семёновская у болота, да к ней же припущено в пашню починок Савин-ской 13 чтв., в пуст. Тятиреве 3 чтв., пустошь, что была д. Болотова с пустоши 25 чтв. с полуосьминою, итого 83 чтв. с полуосьминою; да вотчины в Вяземском же уезде, в Хмелицком ст., в с. Хмеливе 60 четвертей, лесу пашенного и непашенного 48 дес, пустошь, что был Шеншин починок, по новому прозванию Шамлакова тож, 7 чтв. с осьминою, лесу большого непашенного и болота 10 дес; пустошь, что была д. Бабешин починок, по новому прозванию Барсуки, 11 чтв. с осьминою, пустошь, что была д. Симонов починок, Походино тож, 15 чтв., лесу непашенного 50 дес; пуст. Сеньки Амишина, Желутково тож, 15 чтв., лесу непашенного и болота 50 дес, пуст. Леоновская, Бодягино тож, 7 чтв. с осьминою, лесу большого и болота 20 дес; пуст. Батыево, Илейкино тож, 4 чтв. без полуосьмины, лесу непашенного 2 дес; пуст. Овсяникова, 19 чтв. без полуосьмины; пуст. Гридинское, Гриди Васильева тож, по новому прозванию Чере-мошник, 18 чтв.; пустошь, что был починок Иванов, Пасынково тож, по новому прозванию Абросимово, 5 чтв. с третником, лесу большого непашенного и болота 5 дес; треть пуст. Давыдовой, Степанищево тож, 8 четв. с полу осьминою, лесу большого непашенного и болота 12 дес; пустошь, что был починок Фети-ков Пищулино, Поповское тож, 4 чтв., лесу непашенного и болота 2 дес; пуст. Марьин починок, Матвеева тож, 4 чтв. без полуосьмины, лесу большого непашенного и болота 10 дес; пустошь, что был починок Тятнев, Кононово тож, 1 чтв., лесу большого пашенного и не пашенного 2 дес. Итого 179 чтв. с третником, лесу пашенного и непашенного и болота 211 дес, а четвертьми иметца 421 чтв. в одном поли, а в 3 поля 150 чтв. без третника в поле, а в дву по тому ж.

 

Отписал на его и. в., а людем и крестьяном слушать не велел. Веж Хмеливе в помещикове дворе движимого: ржи четвертей с 5, пшеницы с четверть, овса четвертей с 30, ячменю четвертей с 8, конопель с четверть, гречи четверти з 2; на конюшенном дворе 15 лошадей, 4 жеребёнка, на скотном дворе 4 коровы, 4 подтёлка, 15 свиней, шестера овец, двоя гусей, двенатцетера утят, 2 курицы индейских, 20 кур русских...».

[По листам:] «Вяземской подьячей Иван Гулимов. Асесор Алексей Толстой (21).

 

Следует обратить внимание на соответствие старых и новых названий населённых пунктов, входивших в это владение. Документ не оставляет никакого сомнения, что конфискация действительно произошла, чин у Тимофея Ивановича также был отнят. Не известно, каким образом ему удалось выкрутиться из этой безнадёжной ситуации, однако он сумел это сделать. Скончался Тимофей Грибоедов в 1739 году.

Его сын Алексей, по выходе в отставку, проживал в Хмелите. Когда же и как её удалось вернуть? К сожалению, это неизвестно. В 1733 году эта усадьба не числится в составе владений Тимофея Ивановича (22).

 

Сын Алексея Грибоедова, Фёдор Алексеевич, начал службу в том же Преображенском полку. Архивы полка за соответствующее время сгорели ещё задолго до революции. Впрочем, известно, что он успел поучаствовать в дворцовых переворотах того бурного века, хотя и не был в числе основных «заводчиков». Относительно участия нашего героя в событиях декабря 1741 года сохранился один любопытный документ. Для того, чтобы оценить его должным образом, надо знать, что у заговорщиков в первый момент после путча была одна трудность организационного плана. Непонятно было, куда девать арестованных противников. Их нельзя было оставлять под арестом дома, так как дома, как известно, и стены помогают. И в то же время, было боязно просто так отправить их в крепость, так как гарнизон (и особенно его начальство) оставались ещё прежними, то есть особо преданными свергнутому правительству. В итоге, всё же отправляли арестованных в крепость, но к каждому приставили несколько особо проверенных своих сторонников из числа не слишком заметных. Список арестованных и их охранников сохранился. На первом месте в нём граф Остерман. Его сторожат Семёновского полка поручик Колюбакин, один капрал и четыре рядовых. На втором месте граф Миних. При нём Семёновского полка прапорщик Булгаков и, так же, один капрал и четверо рядовых. Под номером пятым читаем: «Андрей Яковлев: Преображенского п. каптен. Грибоедов». Имени правда не указано, но по расчету дат это может быть только он, так как другие Грибоедовы служили в полку либо раньше, либо позже этого времени. Трудно даже сейчас оценить важность и интерес этих данных. С одной стороны, Андрей Яковлевич Яковлев был любимым кабинет-секретарём императрицы Анны и его страшно боялись, ибо всем был памятен его конфликт с Артемием Волынским. Но, с другой стороны, при правительнице Анне Леопольдовне он вышел в отставку и, в момент переворота реальной властью не располагал. Так что, скорее всего, «окарауливание» этого арестанта было поручением средней важности. В соответствии с этим, карьера Фёдора Алексеевича может быть оценена как не слишком блестящая. Чин лейб-гвардии капитан-поручика, которого он достиг, равнялся чину армейского майора. Вроде бы, это не много, однако стоит напомнить, что само существование этого чина лишь только в некоторых полках лейб-гвардии было связано с существованием так называемых «шефских рот», официальными (и не совсем номинальными) командирами которых состояли высшие чины гвардии и первейшие сановники государства. Капитан-поручики же осуществляли повседневное командование этими подразделениями. Было бы очень интересно узнать, чьей конкретно ротой командовал капитан-поручик Грибоедов. Может быть, это кое-что прояснило бы как в его судьбе, так и в судьбе его семьи. Однако мы этого не знаем.

 

Вот с именем этого человека и связано создание того архитектурного ансамбля, которым мы можем любоваться в Хмелите в наши дни.

 

 

 

Примечания

 

 

1. Первым об этой усадьбе в печати поведал Михаил Иванович Семевский в июльской книжке журнала «Москвитянин» за 1856 год. Статья называлась «Несколько слов о фамилии Грибоедовых». Михаил Иванович лично побывал в Хмелите. Он, безусловно, знал о ней много больше, чем счёл нужным рассказать, ибо его отец служил тогда управляющим у владельца этого имения князя И.Ф. Паскевича.

Затем, уже в начале XX столетия, усадьбой заинтересовался известный историк литературы И.К. Пиксанов. В его классической работе «Грибоедов и старое барство» (М., 1926) есть несколько страниц, посвященных Хмелите. Кстати, в составе библиотеки Пик-санова, которая в настоящее время хранится в Пушкинском доме, сохранилась Церковно-приходская летопись села Хмелиты 1883 года (№ 14004).

На юбилейной грибоедовской выставке 1929 года в Историческом музее были представлены фотографии усадьбы, сделанные директором Дорогобужского музея Н.И. Савиным, благодаря чему литературная общественность смогла зрительно представить этот грибоедовский уголок России, в котором тогда почти никто из культурных людей не бывал. Вскоре произошедшие в стране события надолго отвлекли всех от этой и подобной тем. Были затеряны и материалы Савина (после закрытия выставки они были возвращены в Дорогобуж и там уничтожены вместе с музеем), и лишь в начале восьмидесятых годов двадцатого столетия копии этих снимков были всё же найдены и использованы в составе проектной документации для реставрации памятника. Некоторый интерес если не к усадьбе, то, во всяком случае, к её последним владельцам, проявил А.И. Солженицын.

В первом выпуске его серии «Наше недавнее», в 1983 году, в Париже была издана книга Н.В.Волкова-Муромцева «Юность. От Вязьмы до Феодосии», немало страниц которой посвящено описанию усадьбы «Хмелита» и жизни в ней в первые годы XX века. Эта книга была затем переиздана в Москве в 1997 году.

2. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Ч. 1. Кн. 619. Этот документ, к сожалению, не сохранился в целостном виде. Фрагмент, в котором имеются интересующие нас сведения, дошёл до нас лишь в копии XIX века. Как в своё время установил В.Б.Павлов-Сильванский, в данной «единице хранения» по ошибке копиистов объединены под одним переплётом и общим неверным заголовком (и с неверной же датой) два фрагмента разных писцовых описаний Вяземского уезда. При этом до листа 619 включительно идет текст (без начала, но с итогами) писцовой книги 1594—1595 годов, а с листа 620 — фрагмент книги 1586— 1587 годов. Тот же автор в своём исследовании указал, что первую из названных книг составили Василий Волынский и подьячий Второй Ильин, а вторую — тот же Василий Волынский, «да с ним» Тимофей Хлопов, дьяк Василий Нелюбов и подьячий Третьяк Мокиев.

3. РГАДА. Ф. 1209. Он. 1.4. 1. Кн. 619.

4. Там же. Кн. 662. Л. 8 об. Это были: деревни Невзимов починок Сысоевское тож, на речке на Холхмитке, деревня Иванка Гладкаго на речке на Холхлитке, деревня Лома-хин починок, деревня Кожанов починок, деревня Яхонтово, деревня Величково, деревня Петроково, деревня Федков починок, Окуленково тож, деревня Мосейково Чортово. Название речки Холхлитки (или, по другому — Хахлитки) на современных картах пишется как «Халхлита». Что же касается деревень, то ни одной из них теперь не сохранилось. Казалось бы, можно о них и не упоминать. Между тем, наблюдение над порядком наследования этих владений неожиданно даёт возможность решить одну небольшую загадку нашей истории. Дело в том, что ещё Семевский в упомянутой статье задавался вопросом: «не является ли этот Волынский родственником знаменитого кабинет-секретаря императрицы Анны — Артемия Петровича Волынского?». В писцовой и межевой книге 1686 года Боровского, Красносельского и Хмелитского станов Вяземского уезда написано: «За боярином Иваном Фёдоровичем Волынским деда сво Васильевское поместье Яковлевича Волынского пустошь, что была деревня Иванки Гладкого, а по новому прозванию Лошкино на речке на Холхлитке», чем и устанавливается связь нашего Волынского с последующими именитыми Волынскими.

5. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Ч. 1. Кн. 619.

6. Там же. Кн. 662. Л. 635.

7. Впрочем, в той же книге есть одно место (Ф. 1209. On. 1. Ч. 1. Кн. 619. Л. 24 об.), где, возможно, его отчество вычитывается. Текст здесь явно испорчен при многократном переписывании и, в настоящем виде читается так: «Стан Озерна. За дьяком за Иваном Ивановым сыном Осорьина за Пронею за Ивановым сыном Грибоедова село, что была деревня Захарьина на речке на Озеренке, а в селе церковь Николая Чудотворца да предел страстотерпца Христова Георгия деревяна...». Скорее всего, в этом фрагменте утрачена целая строчка текста, следовавшая непосредственно после фамилии дьяка Осорьина и первоначальный текст в этом месте читался приблизительно так: «За дьяком за Иваном Ивановым сыном Осорьина, что преж того было за Пронею за Ивановым сыном Грибоедова...». Предложить такую реконструкцию текста позволяют два обстоятельства:

а) Ниже, при подведении итогов по донному поместью его владельцем назван только один дьяк Иван Осорьин.

б) Еще ниже, при описании следующих поместий Проня Грибоедов (но без указания отчества) назван именно в числе их прежних, а не теперешних хозяев. Если наше предположение верно, то оказывается, что родословное древо Грибоедовых уходит корнями по крайней мере в начало VI столетия, а может быть и ещё ниже. Кроме того, обращает на себя внимание то, что сумма даже только одних известных по этой книге поместий Прони Грибоедова весьма солидна и подразумевает ещё больший поместный оклад.

8. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Ч. 2. Кн. 10814. «Дозорные книги», составлявшиеся после смуты, на Хмелитский стаи то ли не были составлены, то ли не дошли до нас. Поэтому следующие по времени известия об интересующей нас местности извлекаются из переписных книг Романа Бабарыкина да подьячего Петра Титова 1646 года. Составлены они уже после так называемой «Смоленской» войны.

9. Д.Н. Альшиц «Список опричников Двора Ивана Грозного» 1573 года. Спб., 2003.

10. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 622. «Писцовые и межевые книги Боровского, Красносельского и Хмелицкого станов... писца Фёдора Михалкова 1686 года».

11. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 622. Кн. 622. Л. 1.

12. Там же. Л. 236.

13. Там же. Л. 2.

14. Там же. Л. 236.

15. Патрик Гордон. Дневник. М.: Наука, 2005.

16. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 622. «Писцовые и межевые книги Боровского, Красносельского и Хмелицкого станов... писца Фёдора Михалкова 1686 года»

17. СИ. Елагин. История Русского флота период Азовский. СПб., 1864.

18. РГАДА. Ф. 1209. On. 1. Кн. 622. «Писцовые и межевые книги Боровского, Красносельского и Хмелицкого станов... писца Фёдора Михалкова 1686 года».

19. РГАДА. Ф. 286, On. 1. Кн. 134. Л. 517. 28 июня 1733 года.

20. Там же. Л. 525. 30 июня 1733 года.

21. РГАДА. Ф. 1209. 1723 г. Он. 425. Кн. 5286/229. Л. 243-250 об.

22. Совершенно случайно в том же деле отложился именной список дворян, служивших в 1733 году в Преображенском полку с исчислением их владений. Из этого документа видно, что сын Тимофея Ивановича — сержант 10 роты Алексей Грибоедов — испомещен в Пошехонском и Елецком уезде. Иными словами, Хмелита в том году не числилась и за ним.