В. Скиба. Сентиментализм в русской литературе



Сентиментализм — европейское направление в искусстве XVIII века, в особенности второй половины столетия; в России расцвет сентиментализма приходится на 1790-1800-е годы.

Как и любое иное литературное направление, сентиментализм несет в себе следы влияния разных идей (философских, религиозных, политических, правовых и др.), определявших духовную атмосферу времени его становления и развития. Но художественная литература, развивающаяся в сложном контексте идейных течений своего времени, впитывает их и переводит на язык образов.

Сентиментализм зарождается в период господства просветительской идеологии с ее апелляцией к гуманизму, общественному прогрессу, с ее культом свободного, высоконравственного и разумного человека, провозглашением его права на счастье. Эта идеология подсказывала искусству новые пути изображения человека.

Литературоведческий термин «сентиментализм» сродни философскому понятию «сенсуализм»; оба термина восходят к латинским словам sensus (чувство, чувствительность), sentio (чувствовать). Сенсуализм как учение уходит корнями в античность, он утверждает главенствующую роль чувств в жизни человека, в развитии его нравственности, познании истины. Древние мыслители афористично сформулировали основную идею сенсуализма: «Нет ничего в уме, чего раньше не было в чувстве».

Сентиментализм — это художественное осмысление философского сенсуализма эпохи Просвещения. Основные идеи сенсуализма и определили направление творчества художников-сентименталистов.
Как художественный феномен сентиментализм известен литературам многих стран. Но наиболее глубоко, последовательно и масштабно он представлен в творчестве писателей Англии, Франции и России.

Родиной сентиментализма является Англия. В получивших широкую известность поэтических произведениях Томаса Грея («Элегия, написанная на сельском кладбище», 1751, в русском переводе В.А. Жуковского — «Сельское кладбище»), Джеймса Томсона (описательная поэма «Времена года», 1726-1730), Эдуарда Юнга (религиозно-дидактическая поэма «Жалоба, или Ночные размышления о жизни, смерти и бессмертии» (1742-1745) утверждалось благотворное воздействие природы на внутренний мир человека, в своих размышлениях о жизни и смерти поэты неизменно обращались к природе, описание которой приобрело особую утонченность и детализацию. Чаще всего изображался деревенский пейзаж, навевающий меланхолию, в элегии Грея этому способствует описание кладбища. Приведем начало элегии в блистательном переводе В.А. Жуковского:

Уже бледнеет день, скрываясь за горою;
Шумящие стада толпятся над рекой;
Усталый селянин медлительной стопою
Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.

В русской поэзии так называемый унылый пейзаж представлен в стихотворениях Н.М. Карамзина «Осень» (1789), «Меланхолия» (1790) (См. подробнее: Эпштейн М.Н. Природа, мир, тайник Вселенной...: Система пейзажных образов в русской поэзии. — М., 1990. — С. 148-156.). Распространенными были жанры элегии, идиллии, описательной поэмы.

Психологизм — доминанта стиля и в сентиментальной прозе. Важнейшей разновидностью романа стал роман в письмах, или эпистолярный (от лат. epistola — письмо, послание). Таковыми являются романы Сэмюэла Ричардсона («Памела, или Вознагражденная добродетель» (1740-1741); «Кларисса, или История молодой леди» (1747-1749); «История сэра Чарльза Грандисона» (1753-1754).

Преимущественное внимание авторов не к внешнему, а к внутреннему действию отразилось в полемическом заглавии романа Лоренса Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», 1760-1767 (обычно в заглавиях романов фигурировало слово «приключения»). Изменился под пером сентименталистов и традиционный жанр путешествия: и в нем главным стал внутренний мир путешественника, о чем говорит новаторское заглавие незавершенного произведения Стерна «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» (1768).

Ведущими идеями сентименталистов были утверждение богатства внутреннего мира личности, чувствительности и отзывчивости, внесословной ценности человека, естественности его поведения, близости к природе, почитания традиций и обычаев предков.

Естественная жизнь на фоне простого сельского пейзажа противопоставлялась суетности и часто нравственной испорченности горожан, особенно аристократов (например, чистую сердцем героиню в «Клариссе...» Ричардсона доводит до гибели граф Роберт Ловлас, или Ловелас, имя которого впоследствии стало нарицательным). Авторы сочувствовали простым людям, изображали «чувствительные струны» жизни своих героев и старались воздействовать на таковые у читателей. В том, что носителями лучших качеств в произведениях сентименталистов выступают простые люди, проявился демократический дух этого литературного направления.

После появления «Сентиментального путешествия по Франции и Италии» и родился термин «сентиментализм». Называющий себя «чувствительным путешественником», Стерн охарактеризовал свое произведение как «скромное путешествие сердца в поисках природы и тех приязненных чувств, что ею порождаются и побуждают нас любить друг друга — а также мир — больше, чем мы любим теперь» (Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. Сентиментальное путешествие по Франции и Италии. — М., 1968. — С. 615). И действительно, взоры рассказчика обращены не столько на внешние меняющиеся обстоятельства, в которых непременно оказывается любой путешественник, сколько на анализ собственных душевных движений, «приливов и отливов в нашем расположении духа» (Там же.— С. 545.), меняющегося настроения, рассуждений наедине с самим собой. В этом отношении показательна сцена разговора рассказчика с монахом, просящим пожертвований на нужды монастыря. Сначала рассказчик видит в нем откормленного, самодовольного невежду из тех, «кто ест хлеб других людей, не имея в жизни иных целей, как только просуществовать в лености и невежестве...» (Там же. — С. 547.). И он отказывает монаху в просьбе. А потом понимает, что при отказе его нелюбезность была излишней. И когда спустя некоторое время они снова встречаются во дворе гостиницы, то в знак примирения обмениваются табакерками. При этом оба убеждают друг друга в своей неправоте: путешественник корит себя за нелюбезность, а монах — за навязчивость. «Я храню эту табакерку, — пишет рассказчик, — чтобы она способствовала возвышению моих помыслов <...> много раз вызывал я с ее помощью образ ее прежнего владельца, чтобы внести мир в свою душу среди мирской суеты» (Там же. — С. 559.). По словам рассказчика, подобные чувства испытывал и старый монах. Передано настроение, состояние психики человека. Поведением руководит не разум, о котором автор не забывает, а чувства, за которыми разум следует.

Во французской литературе сентиментализм классически воплощается в романе Ж.-Ж. Руссо «Юлия, или Новая Элоиза» (1761). Роман представляет собой эмоциональную переписку двух влюбленных, в которую искусно вплетены размышления, волновавшие автора и составившие кредо французского сентиментализма. Главное — поиск «совершенной человеческой натуры», соединяющей в себе доброе и прекрасное, моральное и эстетическое. Единственный источник всех этих благ Руссо усматривает в непосредственном чувстве, т.е. эмоциональных реакциях человека на внешний мир. «Не станем же в книгах искать начал и правил, которые скорее обретешь внутри самого себя... Сколь многое воспринимается лишь чувством, в котором невозможно отдать себе отчет» (Руссо Ж.-Ж. Избр. соч.: В 3 т. — М., 1961. — Т. 2. — С. 37.). Он призывает «учиться чувствовать», воспитывать вкус, ограничив себя чтением только нравственных книг, «отмеченных хорошим вкусом».

Культ чувств у Руссо сосуществует с культом природы, которая, по его мнению, прививает человеку такие качества, каких он нигде больше не приобретет. Он восхищен «могуществом природы, умиротворяющей самые неистовые страсти». Люди, живущие на лоне природы, отличаются уравновешенным характером, человеколюбием. Присущий им простой уклад жизни делает их счастливыми, пребывающими в состоянии «блаженного покоя», свободными. По-братски они обходятся друг с другом, «дети, вступившие в сознательный возраст, держатся наравне с отцами, батраки садятся за стол вместе с хозяевами, свобода царит в домах и в республике, и семья является прообразом государства» (Там же. — С. 56.). За суждениями французского писателя — идеализация основанных на чувствах естественных связей между людьми как основы всякой, в том числе общественной, солидарности. Нет и намека на исторический характер общественных отношений, эволюцию нравов. Природа дает готовые образцы совершенных людей. С высоты так называемых бессмертных начал нравственности Руссо клеймит позором современную ему цивилизацию, породившую общество масок, но не лиц, социальное неравенство, эгоизм, иные пороки, в атмосфере которых люди не в состоянии обрести чувство внутреннего удовлетворения. «Отчего Жан-Жак Руссо нравится нам со всеми своими слабостями и заблуждениями? — станет вопрошать в 1793 г. Карамзин. — <....> Оттого, что в самых его заблуждениях сверкают искры страстного человеколюбия; оттого, что самые слабости его показывают некоторое милое добродушие» (Карамзин Н.М. Избр. соч.: В 2 т. — М., 1964. — Т. 2. — С. 122.).

Мысли Руссо о нравственном совершенствовании людей как фундаменте общественного прогресса оказались созвучны мировоззрению Л.Н. Толстого. В 1901 г. в беседе с французским славистом П. Буайе он восторженно отозвался о Руссо: «Я не только восхищался им, я боготворил его: в пятнадцать лет я носил на груди медальон с его портретом, как образок. Многое из написанного им я храню в сердце, мне кажется, что это я написал сам» (Буайе П. Три дня в Ясной Поляне //Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. — M., 1960. — Т. 2. — С. 154.).

Западноевропейский сентиментализм проникает в Россию в 1780-е — начало 1790-х гг. Герои ранних рассказов Н.М. Карамзина «Прогулка» и «Деревня», прогуливаясь, читают поэму Дж.Томсона «Времена года». Не понаслышке о сентиментальной литературе знает и Татьяна из пушкинского «Евгения Онегина»: «Она влюблялася в обманы //И Ричардсона и Руссо...»; «Воображаясь героиней //Своих возлюбленных творцов, //Клариссой, Юлией, Дельфиной, //Татьяна в тишине лесов //Одна с опасной книгой бродит...» (Гл. 2. Строфа XXIX; гл. 3. Строфа X.). В русской литературе сентиментализм наиболее ярко и полно проявляет себя в творчестве Н.М. Карамзина. В.Г. Белинский писал о нем: «Карамзиным началась новая эпоха русской литературы <...>. Карамзин первый на Руси начал писать повести, которые заинтересовали общество..., в которых действовали люди, изображалась жизнь сердца и страстей посреди обыкновенного повседневного быта» (Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. — М., 1955. — Т. 7. — С. 132-133.).

«Портрет души и сердца своего» Карамзин рисует уже в своем первом большом произведении «Письма русского путешественника» (1791-1795), в котором явно ощущается влияние Стерна, Руссо и других европейских писателей. Это изящное с точки зрения языка творение в свое время произвело неизгладимое впечатление на русскую публику увлекательным рассказом об отдельных сторонах жизни Европы. Не без оснований Белинский назвал «Письма...» Карамзина произведением великим, «несмотря на всю поверхностность и всю мелкость их содержания», ибо оно оказало великое влияние на людей, не готовых «для интересов более важных и более глубоких» (Там же.— С. 135.).

Но шедевром карамзинского сентиментализма является повесть «Бедная Лиза» (1792). Ее «бродячий», т.е. распространенный в европейской литературе, сюжет незамысловат: любовь богатого дворянина (Эраст) к крестьянке (Лиза); дворянин обманывает и соблазняет девушку; будучи в карточных долгах, он женится на пожилой, но богатой вдове и тем самым доводит крестьянскую девушку до самоубийства. Конечно, Лиза отлично понимала, что полюбила юношу из другого сословия, который не может стать ее мужем. Но она полюбила Эраста всем своим чистым сердцем, и он занял все ее мысли.

«Ах, Эраст!-сказала она. — Всегда ли ты будешь любить меня?» —
«Всегда, милая Лиза, всегда!» — отвечал он. «И ты можешь мне дать в этом клятву?» — «Могу, любезная Лиза, могу!» — «Нет! Мне не надобно клятвы. Я верю тебе, Эраст, верю. Ужели ты обманешь бедную Лизу? Ведь этому нельзя быть?»

Ее всепоглощающая вера в чувства — свои и Эраста — пренебрегает сословными перегородками. С таким «милым другом» Лиза не желает и слышать о сыне богатого крестьянина, сватающегося за нее. Называя себя бедной, Лиза подчеркивает и свое низкое общественное положение, и шаткое материальное состояние, зависящее от ее копеечных трудов, а также свою наивность. Заверения Эраста в том, что для него «важнее всего душа, чувствительная невинная душа», оказывают волшебное воздействие на Лизу, полностью отдающуюся Эрасту. Всю себя без остатка Лиза кладет на алтарь любви. Поэтому замечание повествователя «и крестьянки любить умеют!» по адресу матери Лизы выглядит плеоназмом. Ведь героиня повести тоже крестьянка.

В свое время Руссо, утверждая власть чувств, писал о том, что разум часто заблуждается, ошибается. В «Бедной Лизе» Карамзин показывает, что ошибаться могут и чувства, не опирающиеся на разум. В сущности он открыто говорит об этом в своем дидактическом предупреждении Эрасту:

«Безрассудный молодой человек! Знаешь ли ты свое сердце? Всегда ли можешь отвечать за свои движения? Всегда ли рассудок есть царь у чувств твоих?»

Ведь добросердечный, но «слабый и ветреный» Эраст, начитавшийся «романов, идиллий», «думал только о своем удовольствии». «Ему казалось, что он нашел в Лизе то, чего сердце его давно искало», что он всегда будет счастлив с ней. И одна из причин (пусть неглавная) безрассудства молодого дворянина в том, что он был во власти сентиментальной литературы. Обладая «живым воображением», он «часто переселялся мысленно в те времена,., в которые, если верить стихотворцам, все люди беспечно гуляли по лугам, купались в чистых источниках, целовались, как горлицы, отдыхали под розами и миртами и в счастливой праздности все дни свои провожали».

В трагическом конфликте в повести Карамзина две составляющие — этическая и социальная. Этическая, что называется, на поверхности (грубый обман Эраста, безусловное нравственное превосходство Лизы). Социальная растворена в мироощущении писателя. Лиза и Эраст — представители двух миров. Она — дитя природы. Нежная, с чувствительной душой, чистая своими помыслами, трудолюбивая, но не просвещенная, не умеющая даже читать. Кажется, могла ли она на самом деле быть такой? Ведь должны же быть следы ее долгих, изнурительных трудов. Ведь после смерти ее отца мать вскоре становится немощной, и Лизе с 15 лет приходится, «не щадя своей нежной молодости, не щадя редкой красоты», много работать, чтобы прокормить мать и себя. Но тяжелая жизнь совсем не портит ее. Бросается в глаза и то, что ее речь ничем не отличается от речи образованного Эраста или повествователя. Грамотно говорит и мать Лизы. Конечно, Карамзин не мог не видеть этих несуразностей. Однако в духе просветительской идеологии и эстетики он исходит из идеи внесословной душевной красоты, благородства и вообще ценности человека как такового и рисует портрет условной, во всех отношениях положительной героини.

Эраст — городской житель, дитя цивилизации, воспитанный, просвещенный, умный, богатый. Но он способен лгать, ветрен, ведет «рассеянную жизнь», постоянно скучает и жалуется на судьбу. Душа у него добрая, но он раб предрассудков, пороков, выработанных цивилизацией, обществом. Никогда он не считал Лизу себе ровней, а мерило общественного положения и даже нравственности видел в деньгах. Не раз в повести возникает мотив денег. При первой встрече молодых людей на улице, где Лиза торговала ландышами, Эраст предлагает ей вместо пяти копеек рубль. Лиза отказывается от лишних денег, и мать одобряет этот поступок дочери (она почуяла в предложении Эраста что-то недоброе). В свою очередь, отказывается от лишних денег и мать Лизы, когда Эраст предлагает продавать ему Лизину работу. Перед отъездом в армию Эраст принудил мать Лизы%«взять у него несколько денег». Наконец, Эраст женится, в сущности, на деньгах в нарушение своей клятвы Лизе. А вот Лиза предпочитает любовь Эраста богатому крестьянскому жениху. Символично, что и при последней встрече любовников Эраст говорит о деньгах: «Вот сто рублей — возьми их — позволь мне поцеловать тебя в последний раз — и поди домой». Таковы его напутственные слова Лизе.

Эраст сложнее Лизы, он противоречив, в отличие от преданно любящей его, чистой во всех отношениях, но простодушной Лизы. Приведенное выше дидактическое предупреждение повествователя Эрасту можно адресовать и Лизе.
Контраст характеров героев подчеркивают и контрасты топосов (мест), привычных для них. С одной стороны, Москва в виде «ужасной громады домов и церквей, которая представляется глазам в образе величественного амфитеатра...». В общем, это место, где ставится спектакль, именуемый общественной жизнью. Мать Лизы всегда волнуется за дочь, когда та идет в Москву торговать цветами: «Я всегда ставлю свечу перед образом и молю Господа Бога, чтобы он сохранил тебя от всякой беды и напасти». С другой — «дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни...». В отличие от скучающего и жалующегося на судьбу бездельника Эраста, мать Лизы, простая поселянка с нелегкой судьбой, жизнерадостна. «Как все хорошо у Господа Бога! Шестой десяток доживаю на свете, а все еще не могу наглядеться на дела Господни, не могу наглядеться на чистое небо, похожее на высокий шатер, и на землю, которая всякий год новою травою и новыми цветами покрывается».

В традициях сентиментализма Карамзин придает огромное значение описанию природы. Она служит фоном всего повествования от знакомства героев до разлуки. Природа зеркально, в унисон с эволюцией отношений влюбленных, то радуется, то печалится. Вот Лиза после первого свидания: «Ах, матушка! Какое прекрасное утро! Как все весело в поле! Никогда жаворонки так хорошо не певали, никогда солнце так светло не сияло, никогда цветы так приятно не пахли!». Ее предчувствию беды в отношениях с любимым соответствует другое состояние природы: «Грозно шумела буря, дождь лился из черных облаков — казалось, что натура сетовала о потерянной Лизиной невинности». Карамзин в русской литературе одним из первых вводит природу в ткань произведения в таком качестве.

Важный персонаж повести — повествователь (рассказчик). Вначале он знакомит читателя с окрестностями Симонова монастыря в Москве, где тридцать лет назад жила Лиза с матерью и где развернулись основные события жизни героини. Его воспоминания, полные исторических ассоциаций, задают меланхолический тон всему повествованию. На этой же ноте он и заканчивает рассказ о погребении Лизы и последующей участи Эраста. От имени рассказчика ведется все повествование.

Рассказчик находится в непрерывном контакте с читателем. Несколько раз он обращается к нему напрямую: «Теперь читатель должен знать, что сей молодой человек, сей Эраст...»; «Читатель легко может вообразить себе, что она чувствовала в сию минуту»; «Обратимся к Лизе». Он эмоционально реагирует на поведение героев: «Ах, Лиза, Лиза! Где ангел-хранитель твой? Где — твоя невинность?»; «Сердце мое обливается кровью в сию минуту. Я забываю человека в Эрасте....» Рассказчик у Карамзина одновременно и повествует, и «сейчас присутствует», что рождает «эффект непосредственного общения с этим рассказчиком, если угодно, — необходимой интимности отношений между читателем и рассказчиком» (Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения. — М., 1995. — С. 8.).

Популярность «Бедной Лизы» была ошеломляющей. В ней видели реальное воспроизведение жизни. «Впервые в русской культуре художественная проза создала такой образ подлинной жизни, который воспринимался как более сильный, острый и убедительный, чем сама жизнь» (Там же. — С. 83.). Места, связанные с сюжетом повести, и прежде всего пруд, в котором героиня утопилась (в народе его прозвали «Лизиным прудом»), стали местами массового паломничества. Широко известной стала эпиграмма: «Здесь утопилася Эрастова невеста. // Топитесь, девушки, в пруду есть много места».

Среди отечественных литераторов карамзинская повесть вызвала к жизни поток подражательных произведений со сходными заглавиями, в большинстве случаев весьма слабых в художественном отношении: «Даша, деревенская девушка» П.Ю. Львова; «Бедная Маша» А.Е. Измайлова; «Прекрасная Татьяна, живущая у подошвы Воробьевых гор» В.В. Измайлова; «Обольщенная Генриетта» И.Свечинского; «Несчастная Маргарита» неизвестного автора и др. (См.: Русская сентиментальная повесть / Сост., вступит, ст., коммент. П.А. Орлова. — М., 1979.)
Русский сентиментализм неоднороден. В творчестве многих видных писателей элементы сентиментализма соседствуют с элементами классицизма (например у И.И. Дмитриева), романтизма (у В.А. Жуковского), реализма (у А.Н. Радищева). К 20-м годам XIX в. сентиментализм сходит с литературной сцены — наступает эпоха романтизма.


Владимир Скиба
кандидат философских наук, переводчик