И. Бергман. Фанни и Александр (телеверсия в 5 сериях)

Страна: Швеция - Франция - Германия
В ролях: Пернилла Алльвин, Бертиль Гюве, Берье Альстедт, Харриет Андерссон, Пернилла Эстергрен, Матс Бергман, Гуннар Бьернстранд, Аллан Эдвалль, Стина Экблад, Эва Фрелинг, Эрланд Юсефсон, Ярл Кюлле, Кэби Ларетеи, Мона Мальм, Ян Мальмше, Кристина Шоллин, Гунн Волльгрен, Черстин Тиделиус и др.
Режиссер: Ингмар Бергман
Продюсер: Йорн Доннер
Сценарист: Ингмар Бергман
Оператор: Свен Нюквист
Композитор: Дэниел Белл, Бенджамен Бриттен, Роберт Шуман
Жанр: драма

Год выпуска: 1982


В конце октября 2003 г. телеканал "Культура" впервые показал российскому зрителю полную телевизионную версию фильма, о котором я уже писал (см. рецензию на нашем сайте). Культурная эта и художественная акция, можно сказать, беспрецедентна. Любящие творчество Бергмана россияне наконец-то, спустя 20 лет после выхода не последней, но со всей очевидностью итоговой, гениальной картины одного из титанов мирового кинематографа на телеэкраны, смогли наконец увидеть ее полностью. И это - событие!

Прежде я уже достаточно подробно рассказывал о киноварианте, поэтому здесь не буду повторяться. Скажу о том, что утратила версия, сокращенная до трех часов.

Пострадали казавшиеся второстепенными, а на самом деле очень значительные персонажи братьев Экдалей (похожих и не похожих друг на друга - людей? чертей? нет, все-таки людей в аду? в миру? нет, все-таки в "вишневом саду" возле тотально символизирующего мир театра), их психологические портреты. Еще существенней пострадал безусловно один из важнейших в картине образ бабушки Александра (можно сказать, другого alter ego автора). Пострадал - и это, может быть, даже важнее прочих утрат - ритм картины, рваный, то очень неспешный, как сама жизнь в детстве (когда происходящее дается глазами мальчика), то стремительный, тоже как сама жизнь (когда она показана как бы сама по себе, то есть глазами пожилого автора).

Но прежде и более всего пострадала в ней важнейшая для прямого и символического смысла текста театральная часть. Семья Экдалей - семья актеров. Актеры - даже те из них, кто профессионально занимается иными делами. В той или иной мере, однако, все они лицедействуют. Кто-то всю жизнь исполняет одну и ту же роль (носит одну маску), как дядюшка Александра - весельчак, бабник и удачливый предприниматель; кто-то владеет искусством перевоплощения, как другой его дядюшка, в общении с детьми добрейший забавник, пукальщик, в общении с женой - капризное пожилое дитя-тиран, в общении с врагом - трусоватый, одновременно отчаянный и благородный интриган. Поэтому - на сцене ли, в реальной ли жизни - актерствуют все.

Это, в общем, более-менее чувствуется при просмотре киноверсии, особенно если вы читали сценарий. Но лишь чувствуется, и только более-менее. В телевизионном же варианте театр как таковой (театр от Шекспира до Стринберга - и выбор авторов весьма символичен, поскольку оба они - гении повторяющейся и в истории человечества, и в жизни отдельного человека эпохи декаданса, упадка, по большому счету одинакового, как бы он ни назывался - маньеризмом ли, символизмом, или даже дадаизмом), с репетициями и фрагментами спектаклей, достаточно часто и достаточно глубоко вторгается в основной сюжет картины, который, в общем, составляют две основные линии: драматическое - в одночасье - взросление 10-летнего Александра (alter ego Бергмана) и... победоносная гибель старого доброго буржуазного мира, явленного на примере одной счастливой семьи (кто сказал, что все счастливые семьи однаковы - и обманул нас дважды, во-первых, подменив словом "счастливые" слово "бесконфликтные", во-вторых, не добавив, что на самом-то деле счастливых семей не бывает?) - семьи актеров, семьи, взросшей вокруг театра. Потому - бессмертной, несмотря на гибель эпохи, как бессмертен театр; потому счастливой, что с младых ногтей каждый ее член живет в мире иллюзий, счастливой, несмотря на то, что вишневые сады обречены топору и вообще "в жизни счастья нет".

Счастья нет. "Но есть покой и воля" как утерянный рай, как вечная и сладкая печаль одних, умудренных годами, как цель для других, еще молодых и сильных...

Есть, наконец, в эпилоге картины и рай обретенный, явленный, правда, с легко читающейся иронией (ведь "на свете счастья нет"), да к тому же этот рай - очевидно не для всех, по крайней мере, не для юного главного героя ("Я никогда не оставлю тебя в покое", - произносит под занавес призрак ненавидимого им отчима-священника, призрак же любимого отца чуть ранее сообщает герою, что коль скоро он при жизни всегда был с ним, то и после смерти всегда будет с ним оставаться). Не спроста ведь Александр воображает себя Гамлетом - кто такой Гамлет, помимо всего прочего, как не вечный собеседник призраков?.. (Чрезвычайно любопытно сопоставить в этом контексте отца и отчима Александра не только как некие проекции старого Гамлета и Клавдия, но и как две стороны одной медали, по всей вероятности - и судя по некоторым моментам авторских воспоминаний, может быть, отчасти и вымышленных, изложенных на страницах "Латерны магики", - сосуществовавших в личности настоящего отца Ингмара Бергмана.) А коль скоро мы знаем, что Александр-Гамлет - герой пусть и придуманный, но в достаточной мере раскрывающий (все мы родом из детства) тип личности своего создателя, создатель же его - режиссер театра и кино, писатель, сочинитель, кукольник, бог, тогда, что ж, мы правы - обретенный рай не для всех, прежде всего не для создателя семейства Экдалей, пожелавшего возвратить своим любимым, по-человечески слабым, вымышленным персонажам дом и театр (или призрак дома и театра), хотя бы на экране, а нам, зрителям, подарить надежду. От которой почему-то очень грустно, несмотря ни на рождение новых членов семьи, ни на возвращение в театр всех, к нему причастных и от него судьбой оторваннных, ни на финальное пасхальное празднование, безусловно символизирующее возрождение - но ведь (атеист Бергман, мудрец Бергман, старец Бергман!)... после смерти.

В телеверсии картины открывается еще одна замечательная вещь, ускользающая при просмотре киноварианта, - всё и вся в "Фанни и Александре" зазеркалено, зарифмовано, запараллелено, "все во мне и я во всем". Вот только одна, но, пожалуй, самая важная "рифма" (чтобы рассказать о многих прочих, потребовалось бы написать не рецензию, а книгу): Александр боится призраков, но и призраки боятся его. Во всяком случае, жестокий отчим перед смертью - как бы случайно, как бы невзначай - говорит матери героя: "Он меня ненавидит, я боюсь его". А после смерти - Александру: "Я никогда не оставлю тебя в покое". Содействовал ли Александр смерти отчима, нет ли - не в этом суть. Суть в том, что сильный действительно боится слабого, потому что этот слабый когда-нибудь вырастет и пересочинит сильного так, как ему хочется. А пока - боится сильного и, несмотря на страх, противится ему. Потом же - не будет бояться... и не будет противиться, поняв, что ненавидимый враг на самом деле никогда не оставит его в покое, ибо навсегда поселился в его памяти, в самом его существе, сделался составной его - художника, демиурга, Александра, Бергмана - сущности. Которая - сущность - как ни крути, будет порой думать о давнем враге с благодарностью.

К Бергману можно и нужно обращаться многократно, всю жизнь, как к Толстому, можно и нужно каждый раз заново пытаться выразить свое понимание его искусства. Но каждый раз все будет неполно. Бергмановские тексты - замкнутый (при всей простоте, доступности, разомкнутости на зрителя) художественный и философский мир, то есть мир, с реальным и совпадающий, и отличающийся от него. Проще сказать коротко - мир. А мир ведь в принципе не познаваем, так же, как в принципе не познаваемы до конца и мы, люди. В противном случае нам незачем было бы жить, ибо смысл бытия - в постоянном (и никогда не доводимом человеком до конца) познавании мироздания и самого себя.

Посему - будем жить и вновь и вновь перечитывать, пересматривать - познавать миры Божий, толстовский, бергмановский, каждый раз иначе и глубже, в меру собственной интеллектуальной, душевной и, наконец, просто возрастной подготовленности.

В. Распопин