И. Бергман. Час волка

Страна: Швеция
В ролях: Макс фон Сюдов, Лив Ульман, Г. Фрид, Э. Юсефсон, Г. Брост, И. Тулин и др.
Режиссер: Ингмар Бергман
Продюсер: Л.-У. Карлберг
Сценарист: Ингмар Бергман
Оператор: Свен Нюквист
Композитор: Ларс Юхан Верле
Жанр: мистическая драма

Год выпуска: 1968


Предыстория картины: в руки режиссера попадает дневник покойного художника Юхана Борга. Он и ложится в основу истории, которую рассказывает жена Борга (ее роль исполняет Лив Ульман), истории о дневнике, о муже, о своей жизни с художником, мучимом "демонами" и бесссонницей. Но еще больше - снами, или состояниями, пограничными меж снами и явью, еженощно в "час волка" (время между тремя и четырьмя часами утра, когда подымает голову вся на свете нечисть) терзавшими автора этих записей, покуда не свели его преждевременно в могилу.

Параллельно и одновременно с историей психического и физического умирания художника (актер Макс фон Сюдов) разворачивается история унижений, претерпеваемых мастером в результате общения с сильными мира сего, униженией, чинимых им самим молодой любящей жене, с ужасом глядящей на процесс распада его психики, и трагическая история любви мужчины и женщины, художника и модели, молодости и старения. Драматизм ситуации усугубляется еще тем, что все эти страдания приходятся на период беременности героини.

Черно-белый, простой и изысканный, а временами - в эпизодах с участием засасывающей героя бесовщины - даже вычурный, щеголяющий совершенным владением эстетики классиков немецкого экспрессионизма и современников - Хичкока и Бунюэля, этот фильм вызвал в свое время широкий разброс критических мнений: от безусловного приятия его последователями модернизма (и, кстати, самого Бергмана, считающего "Час волка" удачей) до откровенного неприятия, например, критика Е.С. Громова, чьим послесловием завершается сборник "Бергман о Бергмане" (М.: Радуга, 1985): "Глобальный и, как мне кажется, несколько спекулятивный пессимизм Бергмана оборачивается нередко своего рода эстетизацией отчуждения, что отрицательно сказывается на художественном уровне отдельных его лент. Смотреть картину "Час волка"... сущее наказание. И это несмотря на замечательный исполнительский ансамбль, в котором блистают любимые бергмановские актеры - Макс фон Сюдов и Лив Ульман. Действие развивается вяло, фильм монотонен, а его экранный язык откровенно компилятивен..." (Бергман о Бергмане. С. 495).

Но как бы ни относились критики к картине, сколь бы полярны ни были их мнения о ней, в одном сходились все: это по-бергмановски пронзительная, проникающая сквозь все покровы житейской, "производственной" и художественной психологии трагедия, неизбежно возникающая в результате общения художника с миром: как реальным, так и ирреальным.

Художник - вечное дитя, мнящее себя и взрослым, и героем, и Создателем. Душа художника - топка, огненная прорва, пожирающая его самого, любящих окружающих и сам кокон бытия вокруг художника как человека. Ему не пишется - и солнечный день превращается в мертвую ночь, в "час волка". Ему пишется - и благословенная прохладная ночь в объятиях возлюбленной ему не мила: труба зовет, топка требует дров! Художнику никогда не бывает хорошо, ему - в общепризнанном понимании нормальной жизни - не живется. Есть, конечно, исключения, но герой бергмановского фильма, как и сам Бергман - не из их числа. Интроверты и меланхолики, они задыхаются и от одиночества, и от окружения. Такие-то и умирают, по слову и делу Александра Блока, - "от отсутствия воздуха".

Ведь было же сказано: "Земную жизнь пройдя до половины, я заблудился в сумрачном лесу". А следовало сказать: пройдя до последнего предела, до последнего подъема. Но его суждено преодолеть только великим. Участь остальных - быть истерзанными "часом волка".

В этом, действительно, скучноватом, триллерообразном и излишне постмодернистском фильме, без конца цитирующем Фрейда, названных Хичкока и Бунюэля и не названных Мурнау и самого Бергмана, а также (в истории унизительного для героев общения с выхолощенными соседями-аристократами) и феллиниевские картины "Восемь с половиной" и - особенно - "Сладкая жизнь", в этом, в самом деле, не лучшем фильме шведского классика с героическим пренебрежением к душевной и физической боли автора и зрителей, хотя бы отчасти на собственном опыте знакомых с тем, что же это такое - судьба художника в мире не-художников, произведено хирургическое вскрытие от века незаживающей душевной раны, вскрытие без анестезии, на которое в наше относительно спокойное и сытое время (особенно теперь, после смерти едва ли не всех тех, кто сделал "движущуюся фотографию" Высоким Искусством) уже, пожалуй, никто не решается. Кроме Ингмара Бергмана. Ведь почти все его картины, по большому-то счету, - акты одной и той же трагедии о невозможности мирного сосуществования Художника и Бытия.

В. Распопин