Сегодня, как и обещал, я расскажу вам еще о трех учебных пособиях Айзека Азимова,  на сей раз посвященных естественным наукам, в коих этот замечательный писатель и популяризатор науки был истинным профессионалом. Сначала совсем коротко об одной из первых книжек, выпущенных «Центрполиграфом» в серии "Научно-популярная библиотека" – об «Истории химии».

  
Она, эта сложная, как сама наука, история рассказана мастерски: одновременно кратко и подробно, доступно и легко. Основной прием, которым пользуется автор, - история в лицах, поскольку любую науку создают, прежде всего, конкретные ученые. Азимов двумя-тремя штрихами набрасывает лапидарный, но запоминающийся портрет героя на фоне главных черт исторической и научной эпохи, затем легко и убедительно пересказывает опыт, приведший ученого к открытию, либо гипотезе (кстати, не всегда верной, но всегда значительной), после чего переходит к современникам этого персонажа или его последователям. Таким образом излагается именно история науки: от мудрецов Древнего Востока и античности, через европейских и арабских алхимиков средневековья и до отцов атомной бомбы.

  
Кроме собственно вопросов химии и смежных наук, автор в столь же лапидарной форме разбрасывает на страницах книги целую россыпь исторических и культурных сведений, о которых его предполагаемый юный американский читатель середины ХХ века заведомо знает мало. Только ли американский, впрочем, а, друзья мои?

  
Приведу лишь один пример, на первый взгляд, казалось бы, и не совсем из химии, во всяком случае, не из области надоевших нерадивым ученикам валентностей-ковалентностей.

  
Что такое "пятый элемент" (ну-ка, фанаты Люка Бессона, ответьте сходу)? Это эфир (по-гречески "сияющий", названный так, поскольку небесные тела все сияют), из которого, по древнегреческому ученому и мыслителю Аристотелю, состоят небеса. А, кроме того, этот пятый элемент, поскольку он, опять-таки по Аристотелю, есть "чистейшая и наиболее концентрированная форма чего-либо", по-латински зовется "quinta essentia", то бишь "квинтэссенция" (не путать с уксусной кислотой). А почему элемент именно "пятый"?

  
На эту загадку отвечать сейчас не буду, не надейтесь. Найдите книжку Айзека Азимова (а где – подскажу: в нашей библиотеке) и читайте сами, познавая мир вообще и мир науки, в частности. Оказывается, полезное занятие может быть одновременно и очень приятным.

И – всё. Ничего об этой превосходной книжке больше рассказывать не стану, пусть ее чтение и осмысление будет для вас как бы летним домашним заданием.

Поговорим немножко подробней о книжках по биологии. Всё, что я уже сообщал вам ранее об издательской серии "Центрполиграфа", а главное - о творческом разнообразии автора этой серии, о его способности легко, внятно, кратко и содержательно рассказывать юному читателю о самых серьёзных вещах, превращая заунывный по определению учебник в увлекательный, почти приключенческий очерк, относится в полной мере и к "Краткой истории биологии".

Собственно говоря, азимовские очерки об истории биологии и очерки об истории химии взаимопересекаются, пересекаются они и с другими популярными учебными пособиями Азимова. Подобно тому, как самые разнообразные и многочисленные романы, повести и рассказы – детективно-фантастические и просто фантастические – этого писателя в конечном итоге составляют единый цикл историй о возможном будущем нашей планеты, научно-популярные его работы также складываются в единый цикл историй о прошлом и настоящем нашей цивилизации. Особая прелесть и уникальное мастерство азимовских трудов проявляется в том, что автору удаётся не повторяться и из разных, в общем-то, курсов создать едва ли не единый текст. Для того чтобы оценить сказанное, надо лишь прочесть книжки Азимова о химии, биологии, генетике, истории, культурологии подряд. Разумеется, насколько это предприятие возможно (автор написал с полтысячи книжек, из которых научно-популярных, вероятно, как минимум половина).

  
Естественно, наиболее близки между собой очерки по истории химии и биологии, посему учителю и учащемуся желательно читать их одновременно, параллельно, может быть, даже заглядывая из одной книжки в другую, дабы намеренно отыскивать параллели.

  
Свой курс истории биологии от мумификаторов Древнего Египта и греческих искателей "естественного закона", управляющего Вселенной, до лабораторного синтезирования в 1963 г. аденозинтрифосфата Айзек Азимов строит как историю творческой, научной и философской борьбы "виталистов" и "механистов", борьбы, спровоцированной прежде всего и главным образом задачами медицины.

  
Кто такие "виталисты" и "механисты"? Немножко поцитируем.

  
"Философия ВИТАЛИЗМА (от лат. vita - жизнь. - В.Р.) началась с немецкого врача Георга Эрнста Сталя (1660 - 1734). Он прославился своей теорией "флогистона", вещества, которое могло гореть, как дерево, и ржаветь, как железо. Сталь полагал, что при горении и ржавении флогистон высвобождается, улетая в атмосферу... Теория казалась химикам весьма привлекательной и была принята большинством из них.

  
Однако в 1707 г. Сталь опубликовал книгу, посвящённую медицине. Он утверждал, что живые организмы подчинены не физическим законам, а законам совсем иного толка. Оппонировал ему голландский врач Герман Буерхаав (1668 - 1738), наиболее известный в медицинских кругах человек своего времени. (В скобках замечу, что, как и во всех прочих своих учебниках, здесь Азимов педантично раскрывает происхождение терминов и даёт краткие биографические подробности о конкретных учёных. - В.Р.) В своём анатомическом по теме труде он утверждает, что тело человека подчиняется законам физики и химии.

  
Для МЕХАНИСТОВ, к которым он принадлежал, законы природы были одинаковы применительно как к живой, так и к неживой природе, служили мостиком между ними. Если бы удалось показать, что микроорганизмы возникают из неживой материи, то эта небольшая пропасть была бы преодолена и мост завершён в своём строительстве.

  
Виталистическая точка зрения утверждала, что, какими бы простыми ни были формы жизни, между ними и неживой природой - непреодолимая преграда...

  
В XVIII в. сыграли свою роль и религиозные взгляды. Библия описывала спонтанное происхождение видов в нескольких своих пассажах, поэтому многие виталисты (обычно консервативные в религии) сочли необходимым согласиться с возможностью спонтанного воспроизведения жизни" (С. 32 - 33).

Мы с вами хорошо знаем, что и сегодня, несмотря на глобальные прорывы ХХ в. в науке, спор, в общем-то, не решён, хотя, казалось бы (да и по Азимову так), виталисты его проиграли. О том, что ныне материалистическая философия и наука вновь стоит перед "запертой дверью", как то было и век назад, во время полемики Ленина с Богдановым, со всей непреложностью свидетельствовали, например, диалоги в ночном эфире НТВ Александра Гордона с ведущими учёными страны и мира. По мотивам этих бесед был издан ряд книг. Найти их можно в сети, там же, скорее всего, отыщутся и записи телевизионных передач – очень рекомендую вам с ними познакомиться и, как говорил старик Хоттабыч, поразить учителей своих интеллектом в приближающемся учебном году.

Так вот, тупик. Ясно, что, как и все тупики, в конечном счете, он будет преодолён, что, скорее всего, в ближайшее же десятилетие "механисты" прорвутся в новый, иного качества эмпиризм... Но ясно и то, что к концу начавшегося столетия, и даже, скорее всего, раньше, их ожидает новый тупик. Именно так испокон веков и развивается история науки. Почему бы в третьем тысячелетии ей принципиально измениться?

Именно о том, как биология (а в «Истории химии» - химия), порождая всё новые и новые ответвления, производя субнауку за субнаукой, преодолевала на протяжении тысячелетия собственные профессиональные и мировоззренческие кризисы и повествует - если отвлечься от того, что называется учебным содержанием - книжка Айзека Азимова.

За четыре (примерно, поскольку "Центрполиграф", видимо, из принципиальных коммерческих соображений, никогда не сообщает, в каком конкретно году вышли на языке оригинала азимовские учебники) десятилетия и биология, и все иные науки, о которых рассказывает американский писатель и учёный, разумеется, далеко ушли вперёд, однако вряд ли книжки Азимова устарели для школьников и неофитов, да и вообще для любознательного читателя. Вряд ли. Я, например, будучи едва ли не полным профаном в точных и естественных науках, можно сказать, кое-чему на старости лет научился. Главное же - из текста конкретно этой книжки понял: "Сколь бы велики ни были достижения человеческой мысли, впереди ещё более захватывающие, ещё более потрясающие открытия. Вероятно, это наиболее удовлетворительная часть научной работы. И кто знает, что ещё будет открыто живущими даже ныне поколениями?" (С. 222).

  
Третья книжка, о которой я непременно хочу вам сегодня рассказать, называется «Расы и народы», написана Айзеком Азимовым в соавторстве с Уильямом Бойдом – уж не знаю почему и какова доля участия в них второго соавтора. Во всяком случае, по стилю и качеству – это совершенно азимовская книжка, добавлю – одна из самых ярких в серии. В ней объединены биология, химия, языкознание, история и география - сами по себе, согласитесь, сложные науки. Причем объединены они в этой маленькой, с ладошку, книжечке столь непосредственно и изящно, что читаются (мною, например, - человеком, чьи интересы вряд ли когда-нибудь распространялись на три из пяти названных направлений знания), как говорят, "на одном дыхании", ничуть не менее увлекательно, нежели классические рассказы о роботах первого из соавторов.

  
Счастливы же, думаю я, должно быть, американские школьники, для которых Айзек Азимов написал этот (и еще множество других - почти обо всех науках) учебничек! И почему наша АПН не предложила в свое время сделать то же, например, замечательному отечественному ученому и писателю-фантасту Киру Булычеву (Игорю Всеволодовичу Можейко – таково его настоящее имя, имя, под которым издавал он свои научно-популярные труды об истории средневековья или об истории пиратства), а когда уже не советские, а российские издатели до такой идеи дозрели, увы, было поздно – Булычев успел написать лишь пару-тройку отменных книжек по истории и географии для серии, задуманной издательством «Дрофа»… Увы, увы, ни Азимова, ни Булычева с нами уже нет, остались только их книги, иные из которых я вам и представляю.

  
Что же это такое - раса? Согласно каким параметрам можно определить принадлежность человека к той или иной из них? Сколько их, кстати, - три, четыре, или, может быть, шесть или семь? Каково различие между понятиями "раса" и "народ"? Можно ли считать, что одна раса хуже (лучше) другой? Определяют ли расу курчавые (прямые) волосы или голубые (карие) глаза? Что произойдет с европейцем, если перелить ему кровь афро-американца или азиата? А если неправильно перелить? Что такое ген и почему человечество не бросает все силы на разработку евгеники, штурмом взяв ее неисследованные вершины, как ранее Северный полюс или околоземное космическое пространство? Что такое мутация и всегда ли она плоха для человека?

Прерву перечисление множества тематических вопросов, на которые четко отвечает книжка. Процитирую ответ на последний, тем самым дав вам еще раз представление и об авторском стиле, и - заодно - о том, почему евгеника развивается так медленно.

"Мутация может быть выгодна при одном стечении обстоятельств и невыгодна при другом...

  
Путь, при котором мутации выживают или вымирают, согласно их приспособленности к специфическим обстоятельствам, известен как ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР. В результате естественного отбора существа имеют тенденцию АДАПТИРОВАТЬ себя к окружающей среде, то есть приспосабливаться к ней.

  
Темная кожа негра - АДАПТАЦИЯ. Адаптацией, вероятно, является также тот факт, что негр имеет больше потовых желез, чем другие группы людей, так как это позволяет ему охлаждаться более эффективно. Нос у негра плоский и широкий, возможно, для того, чтобы легче дышалось в горячей, влажной атмосфере. Его волосы формируют завитки, охватывающие всю голову, подобно тюбетейке, и могут защитить ее от прямых лучей солнца и солнечного удара.

  
Тонкий, с высокой переносицей нос европейца - также адаптация. В течение зимы вдыхаемый им воздух путешествует через длинный коридор, нагревается и увлажняется перед входом в легкие.

  
Вы можете сказать:

- Если это так, то почему эскимосы не являются такими же бледнокожими, как норвежцы? Почему индейцы из тропической Америки не имеют тот же самый цвет кожи и тип носа, как и негры тропической Африки?.." (С. 140 - 142).

  
Прерву здесь цитату, из пропедевтических соображений оставляя в неведении, надеюсь, недолговременном: действительно, почему?

Азимов и Бойд, разумеется, объясняют все, что вообще можно объяснить, исходя из успехов современной науки. Свободно, лапидарно, тактично, доступно и основательно авторы проводят юного читателя по всем, известным ко времени написания книжки, тропинкам (ибо широкой дороги в мире науки нет и не может быть - иначе человечество давно бы умерло от скуки) целого ряда смежных (точнее становящихся на наших глазах смежными) отраслей знания, никогда не забывая рассказать о происхождении того или иного применяемого термина, сообщая о расистских теориях Гитлера и горохе Менделя, о пресловутой Дрозофиле и несчастной 24-й хромосоме, делающей сильный пол на поверку генетики, наоборот, слабым, о том, что именно отличает долихоцефалов от брахицефалов и одну группу крови от другой.

Главные положения авторы неизменно иллюстрируют диаграммами и картами, а в целом выстраивают повествование, как остросюжетный сериал, заканчивая каждую главу новым логическим вопросом - новой загадкой, которую призвана разрешить следующая глава.

Эх, нам бы, моему бы поколению такие уроки в школе. И такие учебники!.. Завидую вам, друзья мои – у вашего поколения они есть. Пусть и написанные тогда, когда вас еще и в проекте не было. Вы, конечно, обратили внимание на то, что Азимов, подобно Марку Твену и Гарриет Бичер-Стоу, не боится негра назвать негром, от чего, с подачи нынешней мировой политики, как черт от ладана отшатываются сегодняшние авторы, издатели и цензоры, да и, вообще кажется, никакого понятия о правилах политкорректности не имеет. Это так, в 60-70-е были иные правила игры. И нынешняя политкорректность Азимову не присуща. Зато подлинная корректность, не политическая, а гуманистическая, ему присуща в высшей степени. А ведь как легко было бы отбросить ее в сторону, рассуждая, например, о вечном противостоянии науки и религии, тем более ему – убежденному атеисту и материалисту.

Подумайте обо всем этом, когда будете читать Азимова. А я надеюсь, что вы выберете не политкорректность, а гуманизм и что именно он в конечном счете одержит верх и воспитании, и в образовании, и вообще в культуре.