Распопин В. Н. Война и мир Бориса Васильева

Васильев, Борис Львович. Завтра была война. В списках не значился. А зори здесь тихие. Неопалимая купина. Суд да дело. В окружении: Страшное лето 1941-го: повести; «Экспонат №…»: рассказ

Борис Львович Васильев (1924 – 2013) – выдающийся русский писатель, из дворян, сын кадрового офицера сначала царской, а затем советской армии и представительницы известного рода Алексеевых. Один из пращуров писателя по матери был приятелем Пушкина, другие участвовали во многих знаковых событиях XIX века. Материнский род Борис Васильев прославил в цикле исторических романов «Олексины», отцу посвятил проникновенные главы в мемуарной книге «Век необычайный». Непреходящий интерес и глубокое знание русской истории отозвались также в позднем цикле исторических боевиков о собирателях и правителях средневековой Руси. Этому циклу, а также «Олексиным» мы впоследствии посвятим отдельные беседы, равно и остросовременным романам и повестям Васильева, здесь же поговорим о его военных трагедиях – кинематографических по приему, эмоциональных порой до мелодраматичности, понятных читателям и читательницам всех возрастов и любого уровня подготовки, многократно экранизированных, перенесенных на театральную сцену, бесконечно переиздающихся вот уже полвека и перечитывающихся с тем же напряжением, с каким читались впервые. Последнее обстоятельство прежде всего и характеризует Бориса Васильева как крупнейшего писателя, ведь отлично известно, что в России каждое последующее поколение отрицает идеалы и деятельность предыдущих. Так сначала Пушкина ставили ниже Некрасова а, затем и вовсе сбрасывали с парохода современности. Так разоблачали (да и до сих пор пытаются разоблачить) Шолохова, Николая Островского и ряд других советских авторов, уровень которых, разумеется, несопоставим с пушкинским, да и с некрасовским тоже, - не о том речь. А вот реноме Бориса Васильева было и остается чрезвычайно высоким, не считая, конечно, извечных нападок профессиональных патриотов – читай антисемитов, но это уже проблемы не литературные, а зоологические, и разбираться с ними должны не мы, а соответствующие государственные службы.

Борис Васильев родился в Смоленске, одном из древнейших русских городов, отраженном в ряде его книг, там учился, под Смоленском же в июле 1941 попал в окружение, в течение нескольких месяцев выходил из него (о чем подробно и очень сильно рассказано в недавно переизданной мемуарной повести «В окружении. Страшное лето 1941-го», являющейся частью большой книги воспоминаний «Необычайный век»), затем окончил пулеметную школу, воевал в воздушно-десантном полку, получил под Вязьмой тяжелую контузию, в 1943 был направлен на учебу в Военную академию бронетанковых и механизированных войск, закончил в 1946 инженерный факультет академии, работал испытателем колесных и гусеничных машин на Урале. В 1954 году дебютировал в литературе пьесой «Танкисты», затем пришел в кинематограф. По его сценариям поставлено немало картин, наиболее известны и любимы зрителем нескольких поколений ленты «Офицеры» и «Аты-баты, шли солдаты». К этому надо добавить сценарии, написанные Васильевым по собственным повестям: «А зори здесь тихие», «Не стреляете в белых лебедей», «Завтра была война», «Я – русский солдат» (по повести «В списках не значился»), «Иванов катер» и др.

Путь к читателю его первой повести «Иванов катер», а затем и одноименного фильма по ней был непрост, она была опубликована лишь после успеха следующей книги, « А зори здесь тихие», картина же пролежала на полке два десятилетия. А вот публикация в журнале «Юность» «Зорь» (1969), последующие театральные постановки этой вещи и ее экранизация, осуществленная в 1972 году Станиславом Ростоцким, сделала писателя знаменитым. Теперь и повесть эта, и фильм – абсолютная классика, причем не только в России. В Китае, например, повесть входит в школьную программу, ее очень любят люди разных поколений, в начале двухтысячных китайские кинематографисты сделали по ней большой телероман с русскими артистами по значительно в сравнении с повестью расширенному сценарию, одобренному самим Васильевым, а несколько лет назад вышла и наша новая ее экранизация, достаточно добротная, однако существенно уступающая классической ленте Ростоцкого.

Не повезло в кино другой сильнейшей военной повести Васильева – «В списках не значился». Снималась она в 1994-1995 годах по вдвое из-за отсутствия достаточного финансирования сокращенному сценарию, утратившему главную идею – становление героя. Зато очень удачной оказалась экранизация повести «Завтра была война», осуществленной в 1987 году студентом последнего курса ВГИК Юрием Карой, который первоначально собирался снять несколько эпизодов из повести в качестве дипломной работы, однако снятые фрагменты оказались настолько талантливы, что руководство института запустило на их основе полнометражный фильм.

Начнем разговор о военных повестях Бориса Васильева именно с этой вещи, потому что «Завтра была война» рассказывает о том, что войне предшествовало, о том, какими были советское общество, школа и люди сорокового года. Эта вещь сделана, в сущности, в жанре «школьного альбома» (есть так и называющаяся документальная новелла Юрия Нагибина, в которой знаменитый писатель рассказывает о судьбе своих одноклассников, живых и мертвых, добившихся больших успехов в жизни, погибших на фронтах Великой Отечественной, а в целом представляющих в миниатюре советских людей, родившихся в 1920 году). Некоторая сентиментальность, даже мелодраматичность, свойственная сочинениям Бориса Васильева, здесь тоже присутствует, но в целом это вещь трагическая, жёсткая, даже жестокая – ровно такая же, какой была эпоха, если смотреть на нее глазами убежденного антисталиниста. А именно таковым был ее автор, за что и подвергался и до сих пор подвергается уничтожающей критике (если оскорбления можно назвать критикой) «профессиональных патриотов».

«Завтра была война» - повествование о прекрасной, полной надежд и энтузиазма, чистой юности нескольких одноклассников, в одночасье оборванной – нет, еще не войной! – жестокостью предгрозового времени, порождающего эту самую грозу и пестующего ее носителей. Даже из числа хороших людей. Можно ли обвинить в бездушии «железных женщин», бывших комиссарами в гражданскую, а ныне держащих в ежовых рукавицах своих дочерей, пламенных комсомолок? Виноваты ли нынешние, сорокового года, комиссары в том, что балуют своих дочерей, одевая их в парижские шубки в то время, когда одноклассницы и приличных-то платьев в глаза не видали? А их учительницы, вдалбливающие в подростковые головы соцреалистические, если не пролеткультовские банальности о «лишних людях» - виноваты ли они в том, служа советской идеологии?

Но вот в карьеризме, наушничестве, предательстве ближних, подталкивании тех, за кого призваны отвечать, к самоубийству – да, писатель обвиняет. По всей строгости высших, нежели политические, законов – законов нравственности.

«Пять девчат было, пять. И не прошли вы, никуда вы не прошли!..» - задыхаясь, кричит старшина Васков немецким десантникам в финале повести «А зори здесь тихие». А ведь точно так и здесь – несколько девочек было, школьниц, одна покончила с собой, не выдержав одиночества, обрушившегося на нее после несправедливого ареста отца и обструкции, как всегда в таких случаях, устроенной школьной администрацией, комсомолом и голосующим большинством, а другие, те, кто нашел в себе силы встать на защиту подруги, разом потеряли детство, с его радостью бытия. Годом позже, в 1941, оборвется и их юность.

А еще годом позже они (или, вернее, такие же, как они, девочки) будут служить в зенитном батальоне, в Карелии, и под руководством старшины Васкова впятером пойдут через леса и болота останавливать втрое превосходящий их в живой силе до зубов вооруженный и профессионально подготовленный вражеский десант, дабы не дать ему возможность осуществлять теракты на Мурманской дороге.

«Пять девчат было…» Было… Какими они были, почему смогли пожертвовать собой, ведь одних слов: «За нами – Россия!..» недостаточно для того, чтобы 19-20-летняя девочка бросилась под автоматный огонь, как сделала это Женя Комелькова, или утонула в болоте, как спешащая за помощью Лиза Бричкина? Они были такими же, вышедшими из оборванного детства, как героини повести «Завтра была война» Искра Полякова, Вика Люберецкая, Зина Коваленко. Да что там, именно ими они и были, советские девчата, отдавшие свои жизни за родину. И краткие ретроспективные главки в «Зорях», рассказывающие предысторию героинь книги, при всех формальных отличиях их жизней друг от друга и от детских лет героинь повести «Завтра была война», сказанное подтверждают, ведь все эти девочки представляют наш народ – такой, каким он был в середине прошлого века.

Я много раз слышал утверждение о том, что Лев Толстой как никто другой понимал женскую душу. Утверждаю, что душу советской женщины как никто другой понимал Борис Васильев. И одного этого сопоставления, думаю, достаточно для того, чтобы понять, какого масштаба был этот автор!

Подтверждений сказанному в его творчестве множество: и в женских образах «олексинского» цикла, и в исторических романах, особенно о княгине Ольге, в разнообразных и разнокалиберных женских образах, выведенных в повести о судьбах фронтовиков в мирное время «Суд да дело», наконец в жестокой трагедии о судьбе одинокой фронтовички, рассказанной в повести «Неопалимая купина». Это именно трагедия, и предельно жестокая. А была бы и беспросветной, если бы не глубинная доброта писателя, умевшего воссоздать те маленькие радости, которые есть в самой тяжелой человеческой жизни. Надо добавить: жизни героической, даже если формально подвиг был совершен единожды. Но разве не подвиг – сама жизнь советской женщины, до старости вынужденной выживать, ютясь в жилище, предназначенном на снос, опекая молодых девчонок, пороху не нюхавших, всю жизнь около?.. Около чужих людей, чужих семей, чужого счастья, чтобы в конце, одряхлев и обезножев, заживо сгореть на старом диване из-за алчности – назовем вещи своими именами! – самого хорошего и заботливого соседа?..

И разве не подвиг – прожить всю жизнь в коммуналке, рядом с чужими людьми, без конца перечитывая последнее письмо сына и похоронку на него, а ослепнув и утратив бесценные бумаги по милости собиравших документы для школьного музея пионеров, умереть, как сказал Блок о Пушкине, от отсутствия воздуха (рассказ «Экспонат №…»). Ибо воздух, о котором говорил поэт, это – любовь, уважение, честность, порядочность, от поколения к поколению в советском обществе истончавшиеся, убывающие. Это тему поднял в своих интервью, статьях и лекциях Дмитрий Быков (см., в частности, здесь: https://www.mk.ru/culture/2013/03/11/824000-dmitriy-byikov-o-borise-vasileve-quoton-predskazal-poyavlenie-quotnashihquot.html), сегодня, пожалуй, самый интересный комментатор советской литературы.

Наиболее значительная вещь Бориса Васильева о том, как человек становится героем, как выращивает в себе героизм, - повесть или небольшой роман «В списках не значился» - о последнем защитнике Брестской крепости. История не сохранила имени этого молодого лейтенанта, и писатель его выдумал. Как, собственно, выдумал и девочек-зенитчиц в «Зорях». Книги Васильева не документальны, просто его талант настолько велик, что художественные книги о войне кажутся читателю документальными, а придуманные герои – реальными людьми. Но ведь так и должно быть в настоящей литературе, только так и бывает, когда мы говорим о классике.

Николай Плужников (Васильев дал герою повести имя своего товарища) прожил короткую жизнь, закончил военное училище в начале июня 1941 года, по пути в Брест заехал на полдня в Москву к матери, влюбился в соседку, и в ночь на 22 июня прибыл к месту службы, где не успел даже подать документы, как немцы обрушили на крепость ураганный огонь бомбежки. И начался ад длиною в год: непрекращающиеся бои, рукопашная, кровь, жажда, голод, гибель всех, с кем человек вырастает в героя, редкие передышки в катакомбах, в которые превратилась крепость, близость с девушкой-калекой, которая могла бы показаться издевательским танцем смерти, если бы не была одухотворена общим подвигом и последним презрением к врагу и смерти, наконец полное одиночество – и воинский салют врага, не сумевшего ни сломить, ни покорить последнего защитника Брестской крепости.

Когда-то поэт Николай Тихонов сказал о советском человеке: «Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей», а поэт Андрей Вознесенский позднее как бы продолжил: «И в мемориальное небо вбил крепкие звезды - Как гвозди». Я думаю, что не буду вовсе уж не прав, если закончу наш сегодняшний – первый – разговор о творчестве очень и очень большого писателя Бориса Васильева приведенными поэтическими строками. Они, эти девушки и юноши, пусть и вымышленные, но совершенно реальные, живые - вечно живые! – для нас, тех, кто мог бы быть их потомками, воистину мемориальные звезды. И в том, что это так – заслуга русских писателей, той самой «лейтенантской прозы», к которой, как бы ни сопротивлялась критика, относится (и не может не относиться – «В списках не значился» тому яркий пример) и военная литература Бориса Львовича Васильева.

Флаер Борис Васильев:"Я прожил достаточно длинную жизнь"