А. Тер-Абрамянц. Пореволюционная судьба чеховских типажей в повести «Степь»
Говоря о своей повести «Степь», А. П. Чехов как бы между прочим роняет: «Революции в России никогда не будет...». Теперь нам известно, как ошибся добросердечный Антон Павлович, так веривший в прогресс и в лучшее будущее России, о котором то и дело тоскуют его персонажи. Куприн писал о духовном мире Чехова: «...мысль о красоте грядущей жизни, так ласково, печально и прекрасно отозвавшаяся во всех его последних произведениях, была и в жизни одной из самых его задушевных, наиболее лелеемых мыслей». Ему и в кошмарном сне не могло присниться то, что произошло с Россией в ближайшие годы после его кончины.
В творчестве Чехова «Степь» занимает особое место. С нее началось безусловное понимание современниками Чехова как писателя значительного, необыкновенного. «Степь» - это повесть-путешествие, путешествие мальчика Егорушки на бричке и подводах, повесть о жизни, воспринимаемой детским сознанием во всей непосредственности красоты и боли, о загадке существования человека, природы вообще и о русской жизни в частности. В ней, как на срезе русской жизни того времени, мы встречаем представителей различных классов и сословий в движении их судеб: простые мужики-работники, мелкое священство и купечество (Кузьмичов Иван Иванович и отец Христофор), крупный цепкий землевладелец-капиталист Варламов, беззаботная очаровательная графиня Драницкая, еврейское семейство держателя постоялого двора Мойсея Мойсеича с его братом Соломоном.
Говоря о повести, невозможно не упомянуть тему, проходящую лейтмотивом через все творчество Антона Павловича - тему скуки.
Но если во многих рассказах скука у Чехова - свойство духовной усталости и опустошенности интеллигентского сознания, то в повести «Степь» она - нечто экзистенциальное, онтологическое, свойственное природе: «Летит коршун над самой землей, плавно взмахивая крыльями, и вдруг остановится в воздухе, точно задумавшись о скуке жизни». Она сама - знойная неподвижность степи, где, однако, «во всем, что видишь и слышишь, начинает чудится торжество красоты, молодость. И в торжестве красоты, в излишке счастья чувствуешь напряжение и тоску, как будто степь осознает, что она одинока...».
Скука - исходная точка, от которой начинается любое движение - физическое и мыслительное, целенаправленное или стихийное - скука, как побудительная причина: «Когда сварилась каша, Дымов от скуки стал придираться к товарищам». «Его (Дымова.- А.Т.-А.) шальной насмешливый взгляд скользил по дороге, по обозу и по небу, ни на чем не останавливался и, казалось, искал, кого бы еще убить от нечего делать и над чем бы посмеяться». «Скушно мне!» - кричит беснующийся от избытка сил злой «озорник» Дымов в блеске молний приближающейся грозы (мы знаем - революции!).
В образе Дымова Чехов выразил злое начало в народе и пишет о нем: «...Такие натуры, как озорник Дымов, создаются жизнью не для раскола, не для бродяжничества, не для оседлого житья, а прямехонько для революции... Революции в России никогда не будет, и Дымов кончит тем, что сопьется или попадет в острог». Но нам уже открыто то, что для Чехова было недостигнутым будущим из-за его ранней смерти от чахотки. Как нам известно, революция случилась, и именно такие, как Дымов, оказались ею очень даже востребованы на роль палачей. Сквозь типаж Дымова проступает будущий балтийский матрос, «краса революции», и солдат-дезертир, с увлечением расстреливающие своих офицеров и любого, на кого укажут.
Чехов - писатель тонкий и точный, и если уж о чем-то пишет, то без всякой предвзятости, жестоко, натуралистически и точно. И простой русский народ он описывает без умиления: чего стоит мужик, который подобно животному съедает сырой только что выловленную рыбу с хвостом и чешуей. Нет у Чехова ни тени толстовской идеализации простого мужика, не проглядывается идея Достоевского о народе-богоносце.
Но в целом у Чехова народ как есть - наивный, многотерпеливый, незлобливый: подводчики осуждают ненужное убийство ужа Дымовым:
«Каторжный! - закричал он (один из подводчиков.- А.Т.-А.) глухим, плачущим голосом.- За что ты ужика убил? Что он тебе сделал, проклятый ты? Ишь ужика убил! А ежели бы тебя так?»
Вот собрались подводчики у костра, и каждый рассказывает о своем прошлом, как о чем-то исключительно благополучном, и каждый будто попал в данный момент и положение по недоразумению: «Русский человек любит вспоминать, но не любит жить». И вот доверчиво, как дети страшную сказку, слушают они нехитрые побасенки их товарища о разбойниках «с длинными ножичками» на большой дороге. Это нехитрое, склонное к мифологизации наивное сознание невежественного человека легко увлечь простыми сказочными лозунгами («Кто был ничем, тот станет всем!»), но не рациональным объяснением, они склонны к вере, а не к пониманию. Этой народной невежественной массе близка марксистская сказка о рае на земле - коммунизме, когда не будет ни богатых, ни бедных - все будут равны (всем всего поровну!), денег не будет и всего будет в изобилии, как в русской сказке о Беловодье - благодатном крае, где нет помещиков, а земля рожает сама собой, только бросай семена и опять на печь. И именно такие мужички составят массу Красной армии в Гражданской войне.
Судьба же представителей среднего класса, таких, как добродушный о. Христофор и купец средней руки Иван Иваныч Кузьмичов,- сгинуть в застенках ЧК, в сталинских лагерях или стать вечно дрожащими от страха советскими обывателями, раствориться в бесконечности серых очередей. Варламова и очаровательную графиню Драницкую мы скорее увидим в эмиграции, в положении простолюдинов.
Но вот о судьбе в революции Соломона, родного брата держателя постоялого двора Мойсей Мойсеича, можно порассуждать. Это человек явно незаурядный, страдающий от несправедливости жизнеустройства, от того, что в жизни людей властвуют корысть и зло. Носитель этого зла, по его мнению, - деньги, перед которыми все преклоняются. Он сжигает то немалое состояние, которое ему оставил отец, в печке, ибо деньги делают человека рабом. Он - полная противоположность своему брату, готовому на любое унижение ради выживания семьи, детей... Встречает он проезжих, не здороваясь, а лишь презрительно улыбаясь. И родной брат, вздыхая, горестно жалуется проезжим людям на Соломона: «Ночью он не спит и все думает, думает, думает, а о чем он думает, Бог его знает». И читатель может догадываться, о чем может думать Соломон: о несправедливости жизнеустройства, о том, что деньги - орудие этой несправедливости, о том, что Бога нет, если он такое допускает... В этом образе мы можем явственно видеть будущего марксиста: как только в руки ему попадутся книги Карла Маркса, он вмиг станет самым яростным борцом за идеи всемирного счастья человечества, коммунизма, отменяющего деньги, и из нелепого чудака, ведущего со всеми приезжими споры на постоялом дворе, превратится в грозного и фанатичного красного комиссара с кобурой на боку. Свержение ненавистного самодержавного строя - вот на что будет направлен его мессианский пыл и на установление справедливого социального миропорядка! Но тех же фанатиков революции ждала гибель в репрессиях Сталина, который в годы Большого Террора уничтожал тех, кто вместе с Лениным делал революцию: Сталину нужны были не соратники, которые были с ним на «ты» и мешающие, по его представлению, выглядеть перед народом единственным избранником, а покорные слуги. И ирония судьбы в том, что расстреливать Соломона будет тот же Дымов с той же пьяной легкостью и свободой, с которой убивал офицеров и заложников ЧК - палачи-любители всегда востребованы! Впрочем, на рубеже веков такой типаж, как Соломон, мог бы пойти и другим путем: отправиться в Палестину, чтобы начать тяжкий труд строительства нового государства на суровой земле предков. Хотя вряд ли - идея глобального переустройства для него окажется куда привлекательнее.
Три силы грядущей революции можно увидеть в повести Чехова «Степь»: люмпен Дымов, находящий удовольствие во зле, разрушении и убийстве от скуки и собственной пустоты, будущий марксист и комиссар Соломон, с мессианским пылом стремящийся изменить мир к лучшему по рецептуре Карла Маркса (да и почти вся русская интеллигенция в то время была настроена против самодержавия!), и невежественный народ, накопивший ненависть к «богатым и умным», уверовавший в сказку коммунизма, как в старую сказку о Беловодье. А разразившаяся ужасная буря и гроза — будто прообраз надвигающейся на Россию Катастрофы. «Чернота на небе раскрыла рот и дыхнула белым огнем; тотчас же опять загремел гром; едва он умолк, как молния блеснула так широко, что Егорушка сквозь щели рогожи увидел вдруг всю большую дорогу до самой дали...»
Чехов - тонкий исследователь душевных движений, он занимается человековедением в высшем смысле. То, что чувствует Егорушка при виде звездного неба - это вопрос человека к себе: зачем я и куда я иду. «Когда долго, не отрывая глаз, смотришь на глубокое небо, то почему-то мысли и душа сливаются в сознании одиночества. (Как тут не вспомнить Ницше: «И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».- А. Т.-Л.) Начинаешь чувствовать себя непоправимо одиноким, и все то, что считал раньше близким и родным, становится бесконечно далеким и не имеющим цены. Звезды, глядящие с неба уже тысячи лет, само непонятное небо и мгла, равнодушные к короткой жизни человека, когда остаешься с ними с глазу на глаз и стараешься постигнуть их смысл, гнетут душу своим молчанием; приходит на мысль то одиночество, которое ждет каждого из нас в могиле, и сущность жизни представляется отчаянной, ужасной...» Все смертны, но «лично для себя Егорушка не допускал возможности умереть и чувствовал, что никогда не умрет».
