Баландин Р. АЛЕКСАНДР ГЕРЦЕН: ЖАЖДА ИДЕАЛА

 
«Жизнь есть цель, и средство, и причина, и действие... это есть вечное беспокойство деятельного, напряженного вещества, отыскивающего равновесие, чтобы снова потерять его...» - писал в середине XIX в. Александр Герцен (1812—1870). В 2012 г. исполняется 200 лет со дня рождения этого выдающегося русского писателя, философа, революционного деятеля. Как ни покажется сегодня спорным, но уроки его творчества весьма актуальны для нашего времени.
 
А. Герцен. Портрет работы А. Витберга. 1836Герцена высоко чтили в СССР с легкой руки Владимира Ленина, сто лет назад посвятившего ему статью, проникнутую революционным пафосом. Книги Герцена тогда издавались большими тиражами. В Большой советской энциклопедии (1952) о нем написано больше, чем о Гете.

Вместе с тем писатель и философ Герцен — основатель идеологии народничества — был интересен и для отечественных мыслителей, не разделявших его взглядов, в частности для Константина Леонтьева, Николая Бердяева. В 1902 г. философ и теолог Сергей Булгаков (тогда только проторявший путь от материализма к идеализму) опубликовал обстоятельный очерк «Душевная драма Герцена».
 
Другой религиозный философ Василий Зеньковский в своей «Истории русской философии» (Париж, 1948) отвел Герцену целую главу У выдающегося естествоиспытателя и мыслителя Владимира Вернадского (действительный член Петербургской АН с 1912 г.) в дневнике за 1893 г. есть запись о посещении его Львом Толстым. В ходе беседы Владимир Иванович сослался на Герцена как реалиста и философа науки. Лев Николаевич, не читавший до того момента его произведений, взял два тома мемуаров «Былое и думы». Возвращая их, признался, что они произвели на него сильное впечатление: «Это треть всей русской литературы».

Тем не менее в последние два десятилетия имя Герцена в работах отечественных авторов почти не упоминалось. Словно его наследие не представляет интереса. Чем это объяснить? Попробуем разобраться.
 
 
ТРУДЫ И ДНИ

Александр Герцен родился 25 марта 1812 г. в Москве внебрачным сыном богатого помещика Ивана Яковлева и уроженки г. Штутгарта (Германия) Луизы Гааг. Его искусственная фамилия — производное от немецкого Herz (сердце); он был, как тогда говорили, «дитя любви».

Александр чувствовал свое странное положение в семье и обществе как «незаконнорожденный». Это сказалось на его мировоззрении. Он был «свой среди чужих», с детства вырабатывая чувство собственного достоинства, самостоятельность и смелость мысли. Сочувствовал крепостным и мечтал об их освобождении. В библиотеке отца читал французских просветителей. «Политические мечты. — вспоминал он, — занимали меня в юности день и ночь».

С отрочества он увлекался Вольтером, Шиллером, Шеллингом. По собственному признанию, любил насмешку, иронию. И добавлял: «но не помню, чтобы когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством». Он увлеченно и внимательно обдумывал самые разные идеи в поисках истины.

Вместе со своим другом Николаем Огаревым (впоследствии поэт, публицист) в Москве на Воробьевых горах они поклялись посвятить жизнь освобождению русского народа. А в поздние годы жизни писал: «Мальчиком 14 лет я клялся (после казни вождей декабрьского восстания) отмстить казненных и обрекал себя на борьбу с троном и алтарем... Через 30 лет я стоял под тем же знаменем».

Герцен окончил физико-математическое отделение Московского университета. В 22 года за вольнодумство был арестован и сослан на шесть лет; жил в Перми, Вятке, Владимире. Вернулся в Москву убежденным революционером-демократом. В ссылке написал «Записки одного молодого человека», опубликованные в 1840—1841 гг. под псевдонимом Искандер. Известный русский литературный критик Виссарион Белинский отметил их как «полных ума, чувства, оригинальности и остроумия и заинтересовавших общее внимание».

В ссылке Александр женился на глубоко религиозной Наталье Захарьиной, склонной к мистике и оккультизму. Ее взгляды на мироздание были ему чужды: он обладал ясным рассудком, основательно изучил естественные науки, философию. Но при всем уважении к научному методу, сознавал его ограничения. Возможно, не без влияния воззрений Захарьиной написал в дневнике в конце декабря 1844 г.: «Много знают натуралисты, и во всем есть нечто, чего они не знают, - и это нечто важнее всего того, что они знают».

В России в 1840-годах Герцен опубликовал два блестящих труда: «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1845—1846). А в 1847 г. уехал с семьей за границу и уже не возвращался на родину. В 1853 г. основал в Лондоне «Вольную русскую типографию», где печатал сборник «Полярная звезда», продолжавший традиции декабристов, и газету «Колокол», призывавшую к свержению крепостничества и самодержавия.

Самым значительным сочинением Герцена стали воспоминания и размышления «Былое и думы» (1852-1868 гг.). По словам советского литературоведа Якова Эльсберга, это — «гениальное творение... своего рода художественная энциклопедия русской идейной жизни». Более того, Александр Иванович показал на конкретных примерах, в ярких портретах современников интеллектуальную и политическую ситуацию в Западной Европе середины XIX в. Ему довелось, например, встречаться с английским социалистом-утопистом Робертом Оуэном (1771-1858), банкиром Джеймсом Ротшильдом (1792—1868). Последний произвел на него впечатление человека делового и с чувством собственного величия от сознания власти своего капитала.

В «Былом и думах» присутствует связанный с ним эпизод. Царские высшие чиновники пытались лишить Герцена наследства. Но на его стороне оказался Ротшильд. И тогда, как писал Александр Иванович в своих воспоминаниях: «Через месяц или полтора тугой на уплату петербургский 1-й гильдии купец Николай Романов, устрашенный конкурсом и опубликованием в «Ведомостях», уплатил, по высочайшему повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которых он действительно не мог знать по своему общественному положению».

«Глубокий историзм «Былого и дум», — отмечал советский литературовед Владимир Путинцев, - реалистичность художественного изображения делают это произведение единственным в своем роде явлением во всей мировой литературе». Сам автор счел свой труд «отражением истории в человеке, случайно попавшемся на се дороге».
 
 
«ФИЛОСОФСКИЙ СКЕПТИК»
 
 
На примере Герцена видна условность деления мыслителей на противостоящие лагери: идеалистов и материалистов, «западников» и славянофилов, консерваторов и революционеров. Он, как материалист, стремился объяснить мир на основе опытных знаний и логики, без ссылок на чудо и авторитет каких-либо книг или личностей. Но учитывал бесспорный факт: существование разума. Если последний признать случайной принадлежностью Мира, то картина механической Вселенной выглядит удручающе убогой и бессмысленной.
По словам Герцена, «вообще материалисты никак не могли понять объективность разума... У них бытие и мышление или распадаются, или действуют друг на друга внешним образом». Вслед за Гегелем он признавал разум естественным и неотъемлемым качеством действительности. Хотя остается неясным, каким образом он мыслил сознание в природе вне человека?

Отходя от своей юношеской веры во всеобщий прогресс, Герцен делает вывод: «В природе и истории много случайного, глупого, неудавшегося, спутанного». И это — изначальная тайна бытия. Ее тщетно старается постичь наука. По его мнению, «каждая отрасль естественных наук приводит к тяжелому сознанию, что есть нечто неуловимое, непонятное в природе».

К подобным мыслям позднее пришел и Владимир Вернадский: «Мы знаем только малую часть природы, только маленькую частичку этой непонятной, неясной, всеобъемлющей загадки». Словно продолжая приведенное высказывание Герцена, Вернадский писал: «Я философский скептик. Это значит, что я считаю, что ни одна философская система... не может достигнуть той общеобязательности, которую достигает (только в некоторых определенных частях) наука».

«Наука и природа - феноменология мышления» — так называется статья Герцена из цикла «Письма об изучении природы». Казалось бы, много десятилетий спустя, после колоссальных достижений науки и техники XX столетия, его взгляды на природу и ее познание безнадежно устарели. Однако это не так.

«Человек - не вне природы и только относительно противоположен ей, а не на самом деле, — писал Герцен. — Если бы природа действительно противоречила разуму, все материальное было бы нелепо, нецелесообразно».

И вновь можно сослаться на Вернадского: «В сущности человек, являясь частью биосферы, только по сравнению с наблюдаемыми явлениями может судить о мироздании». И у него же: «Научная мысль человечества работает только в биосфере и в ходе своего проявления в конце концов превращает ее в ноосферу, геологически охватывает ее разумом».

Вот и у Герцена сказано нечто подобное: «Природа не имеет силы над мыслию, а мысль есть сила человека... Жизнь природы - беспрерывное развитие, развитие отвлеченного простого, неполного, стихийного в конкретное полное, сложное... Все стремления и усилия природы завершаются человеком; к нему они стремятся. В него впадают они, как в океан».

В этих словах видятся контуры концепции ноосферы, выдвинутой и 1930-е годы Вернадским: научная мысль организует земную природу, как бы подхватывая и направляя ее творческие усилия на создание более совершенной земной оболочки. Не так ли проявляется единство естествознания и природы?

Однако у Александра Ивановича в этом вопросе были принципиальные расхождения с Владимиром Ивановичем и современными сторонниками концепции ноосферы.
«Человек так мало признавал права природы, — писал Герцен, - что без малейших упреков совести уничтожал то, что ему мешало, пользовался, чем хотел. <...> Долго оставаться в начальном согласии с природою, с миром феноменальным человек не мог; он носил в себе зародыш, который, развиваясь, должен был, как химическая реагенция, разложить его детски гармоническое существование с природой... Двойственная натура человека именно в том, что он сверх своего положительного бытия не может не стать отрицательно к бытию; он распадается не только с внешней природой, но даже с самим собою... Так всякого рода отдельность и эгоизм противны всемирному порядку».

Спорным может показаться суждение Герцена: «Древняя философия пала оттого, что резко и глубоко она никогда не распадалась с миром, оттого, что она не изведала всей сладости и всей горечи отрицания, не знала всей мощи духа человеческого, сосредоточенного в себе, в одном себе».
Отчуждение человека от природной среды происходило одновременно с развитием
естествознания. «Новый человек, - писал Герцен, - так распался с природой, что не может легко примириться с нею».

Почему так происходит поныне, несмотря на замечательные успехи и познании биосферы? Почему область жизни на планете не переходит на более высокий уровень организованности, а скудеет, загрязняется, деградирует? В общем виде ответ прост и его отметил сам Герцен: эгоизм человека, противопоставившего себя «Божественной среде» — выражение французского антрополога, философа и теолога Пьера Тейяра де Шардена (1881 -1955), - озабоченного только добыванием благ для себя.
 

ИДЕАЛЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
 
Оставив самодержавную крепостническую Россию, Герцен остался в западных странах буржуазной демократии, надеясь увидеть там просвещенное общество, исповедующее высокие идеалы свободы, братства, равенства, справедливости. Его ждало жестокое разочарование. Западная Европа жила по другим принципам.

Александр Иванович критиковал славянофилов за упования на самодержавие и православие. Но после жестокого подавления революционного движения 1848 г. во Франции он отшатнулся от «западников». Убедился: в Европе «распоряжается всем купец» (добавим: и банкир). Он писал: «Неимущий должен всеми средствами приобретать, а имущий хранить и увеличивать свою собственность; флаг, который поднимают на рынке для открытия торга, стал хоругвью нового общества. Человек de facto сделался принадлежностью собственности; жизнь свелась на постоянную борьбу из-за денег... Все партии и оттенки мало-помалу разделились в мире мещанском на два главных стана: с одной стороны мещане-собственники, упорно отказывающиеся поступиться своими монополиями, с другой — неимущие мещане, которые хотят вырвать из рук их достояние, но не имеют силы, т.е. с одной стороны скупость, с другой — зависть».

Религиозные философы находили утешение в христианской вере. Такой уход от противоречий и нелепостей реального мира не удовлетворял Герцена. Его ум, прошедший серьезную школу естествознания, стремился к объективным выводам, основанным на фактах. А они были неутешительны: природа не подчинена всеобщему разуму; пути общества неисповедимы; судьба личности, обреченной на неизбежную смерть при сомнительной надежде на бессмертие, трагична. Вот почему он отвергал веру, внушающую надежду вымолить место в потустороннем мире.

Подобно античному герою, Александр Иванович отстаивал достоинство личности. Это был честный и мужественный выбор. «Прибавим к этому, — писал, исходя из других посылок, Василий Зеньковский, — что пламенная защита свободы и безупречное следование требованиям морали соединялись у Герцена с глубоким эстетическим чувством».

На мировоззрение Герцена оказали влияние и личные трагедии. Еще в России у него умерло трое детей. В 1851 г. погибли при кораблекрушении мать и сын, а в следующем году скончалась жена. Подтверждались его взгляды на Мир как господство не только «божественного порядка и блага», но и хаоса, случайностей, бед.
По мнению Сергея Булгакова, Герцен «не удовлетворился бы никакой Европой и вообще никакой действительностью, ибо никакая действительность не способна вместить идеал, которого искал Герцен». И еще: «Герцен становится раздражителен и несправедлив к Западу, из одной крайности бросается в другую и, сжигая своих старых богов, клянет их и громко жалуется».

Булгаков писал это в 1905 г. События двух мировых войн показали, насколько агрессивны и жестоки правящие режимы во многих странах, когда речь идет о выгоде, материальных благах для себя за счет других. Герцен пророчески отметил не прогресс, а деградацию буржуазной демократии - триумф алчного агрессивного мещанства. И прав ли был Булгаков, полагавший, что Герцен бросался из одной крайности в другую, свергая прежних своих кумиров? Настоящими его кумирами всегда оставались Свобода, Истина, Справедливость. Он от них никогда не отказывался.

На то и существует идеал, чтобы стремиться к нему, понимая, что в реальном Мире невозможно воплотить его в полной мере. Вопрос лишь в том, приближаемся мы к идеалу или отдаляемся от него. И Герцен ясно осознал: в западной индустриальной цивилизации произошла катастрофическая подмена, вместо высоких нравственных идеалов возобладали низменные материальные.

«Мещанство, — писал он, — последнее слово цивилизации, основанной на безусловном самодержавии собственности... С мещанством стираются личности...». У аристократа и пролетария один идеал: богатый мещанин. Это и есть буржуазная демократия, господство посредственности.

Булгаков видел «величие Герцена как писателя и человека... в той бестрепетной смелости, с которой он высказал это обличение цивилизации, не ослепляемый се блеском, не подкупленный ее великим историческим прошлым и современными успехами».

За последние полтора столетия мысль Герцена подтвердилась в полной мере. Техническая цивилизация действительно ориентирована на мещан, алчных до потребления материальных благ, ублажения примитивных инстинктов.
 
 
ВЕРА, НАДЕЖДА И СМЫСЛ ЖИЗНИ
 
Предвидя серьезные общественные катаклизмы, Герцен подчеркивал одну из главных их причин — растущее самосознание угнетенных классов: «Сила социальных идей велика, особенно с тех пор, как их начал понимать истинный враг, враг по праву существующего гражданского порядка - пролетарий, работник, которому досталась вся горечь этой формы жизни и которого миновали все ее плоды».

Казалось бы, он готов был встать под красное знамя, где начертано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Но нет. Он сознавал, что мещанство (понимая под этим ненасытных до материальных благ обывателей) - вне классов, социальных прослоек.
 
Герцен не питал иллюзий относительно времени господства новых идей: «Социализм разовьется во всех фазах своих до крайних последствий, до нелепостей, тогда снова вырвется из титанической груди революционного меньшинства крик отрицания и снова начнется смертная борьба, в которой социализм займет место нынешнего консерватизма».

Воспитанный на лучших образцах западноевропейской культуры, Герцен был именно русским мыслителем по складу характера и ума, силе духа, неуспокоенности души, стремящейся к недостижимым идеалам. Его мысли нашли отклик в душах некоторых русских людей из «высшего общества».

Князь Петр Кропоткин* (1842-1921), будущий выдающийся географ и геолог, анархист, вспоминал, как в 1859 г. во время экспедиции в Сибирь запоем читал «Полярную звезду»: «Красота и сила творений Герцена, мощность размаха его мыслей, его глубокая любовь к России охватили меня. Я читал и перечитывал эти страницы, блещущие умом и проникнутые глубоким чувством». У генерала Болеслава Кукеля, в то время исполнявшего обязанности начальника штаба Восточно-Сибирского военного округа, Кропоткин обнаружил «полную коллекцию лондонских революционных изданий Герцена».

Долгие годы эмиграции помогли Александру Ивановичу понять, что буржуазная революция заменяет рыцаря торговцем и банкиром. Он полагал, что в России произойдет не буржуазная, а социалистическая революция. И оказался прав. Он отвергал идею исторического прогресса: жизнь свершается в настоящем как импровизация. Все зависит от поступков людей, от их устремлений. Будущее не предопределено. Всеобщая гармония - иллюзия.

Герцен верил в русский народ, в общину и братскую взаимопомощь. Надеялся: Россия создаст общество не мешан, а тружеников и творцов. На практике этот эксперимент закончился крахом. Не по экономическим причинам. Победили идеалы цивилизации потребления.

«Личность - вершина исторического мира, к ней все примыкает, ею все живет», — писал Герцен. Меняется личность — преображается общество. Когда подгнила духовная опора, катастрофа неизбежна - и для индивида, и для народа. Никакими материальными благами это не восполнишь, никакими заклинаниями и молениями не исправишь.

Прогресс техники содействует деградации и земной природы, и личности, если вызывает лишь увеличение материальных потребностей. Только духовная культура и высокая нравственность могут противостоять этому процессу. Таков главный урок жизни и творчества Александра Герцена. Его пророческие идеи могут стать спасительными не только для России, но и для глобальной цивилизации.
 

«Наука в России» . – 2012 . - № 3 . – С. 68-74.