Зыкова Е.П. Уильям Блейк (1757-1827),  английский поэт и художник


Одна из самых ярких и загадочных фигур в истории английской культуры — Уильям Блейк. Гениальный поэт и гравер, он выстроил необычайный художественный мир, который невозможно спутать ни с каким другим. Блейк совершил уникальную титаническую попытку создания в конце XVIII в. собственной поэтической мифологии, в сюжетах и образах которой воплотил свои представления о духовных возможностях и судьбе человека, о его связи с вечностью и со временем, с божеством, природой и обществом. Уильям Блейк
 
Главное наследие Блейка — «пророческие книги», в которых поэтический текст и изображение составляют единое целое. Эти книги Блейк сам гравировал и печатал по технологии, близкой к средневековой. Открывая его произведения, читатель сразу попадает под обаяние живописи Блейка, необычайно выразительной, динамичной, эмоционально насыщенной, но если мы захотим проникнуть в смысл созданных им художественных образов, разобраться в перипетиях судеб мифологических героев, нам придется запастись временем, настойчивостью и мужеством. Ибо духовный мир Блейка не раскрывается сразу и на ходу, он требует от читателя напряженных усилий сомыслия и сотворчества, особого душевного настроя и интеллектуальной подготовленности, зато и вознаграждает новыми прозрениями.
 
Появление такой своеобразной творческой личности, как Блейк, на исходе «века Разума» и удивительно, и по-своему закономерно. К концу столетия авторы готических романов — романов «ужасов» и рока, с одной стороны, и собиратели народной поэзии, преданий древней старины, с другой, уже выразили каждый по-своему начавшееся разочарование в возможностях просветительского разума. Но у Блейка неприятие идеологии Просвещения было столь непримиримым, а его религиозный идеализм столь цельным, последовательным и принципиальным, что в культурной среде своей эпохи он оказался почти в полной изоляции. Его творчество смог понять и оценить по достоинству лишь небольшой круг друзей и знатоков, широкой же публике он остался неизвестным. Даже вступление на литературную арену романтиков (на рубеже XVIII—XIX вв.), вроде бы очень близких Блейку по духу, ничего не изменило в его судьбе.
 
ИЗ «ПЕСЕН НЕВИННОСТИ»
 
МЕЧ И СЕРП
 
Меч — о смерти в ратном поле,
Серп о жизни говорил.
Но своей жестокой воле
Меч серна не покорил.
 
Перевод С.Я. Маршака
 Блейк болезненно переживал свое творческое одиночество, его не прельщала роль «сложного» поэта, пишущего для избранных, напротив, он ощущал себя провозвестником божественной истины, подобным ветхозаветным пророкам, но и его голос оказался «гласом вопиющего в пустыне».
 
Уильям Блейк был вторым сыном в семье лондонского торговца трикотажными изделиями, человека очень религиозного. Мальчик рано проникся духом библейской образности и обнаружил способности духовного видения. Иногда, вернувшись с прогулки, он рассказывал, что узрел ангела в ветвях дерева или среди косарей на лугу, и все попытки родителей заставить его не лгать ни к чему не привели. Все-таки отец поступил мудро, отдав сына не в обычную школу с ее обязательным заучиванием общепринятого набора знаний и телесными наказаниями, а в лучшую в Лондоне подготовительную школу рисования.
 
В 14 лет Уильям стал учеником Безайра, гравера Общества антиквариев (по мнению отца, этим искусством-ремеслом всегда можно было заработать себе на жизнь). Блейк копировал статуи в лондонских соборах, где ему раскрылись богатства средневекового готического искусства, нацеленного на создание идеальной формы, способной выразить духовную сущность личности. Под руководством Безайра Блейк участвовал в иллюстрировании «Новой системы мифологии», энциклопедического   труда Якоба Брайента, столь же знаменитого в свое время, как и появившаяся в конце XIX в. «Золотая ветвь» историка религии Джеймса Фрезера. Эта работа привела юного Блейка к мысли о том, что древние мифы разных народов несут в себе, по сути, одни и те же религиозные истины, а значит, когда-то у всех был один язык и одна религия, «религия Иисуса, вечносущее Евангелие». Так он открыл золотую жилу своего будущего творчества: древнюю мифологию как универсальный язык человеческого воображения.
 
В 21 год Блейк уже работает самостоятельно, выполняя гравюры для журналов, и тогда же записывается студентом живописи в Королевскую академию. Здесь он, возможно, впервые ясно осознал, насколько его собственные творческие устремления идут вразрез с основной тенденцией развития современного искусства. Необходимость писать с натуры отталкивала Блейка: правдоподобие и точность в ее передаче не интересовали его. Поневоле восхищаясь Рубенсом и Тицианом он видел в их творчестве «демоническое искушение» материализмом — увлечение внешней формой.
 
Впоследствии он описал свою стычку с главным хранителем библиотеки Академии, который, увидев, что Блейк изучает репродукции Рафаэля и Микеланджело, посоветовал ему бросить эти старые, тяжеловесные незаконченные произведения и принес взамен альбом Рубенса. «Вы называете законченными эти работы, а они даже не начаты! — взорвался Блейк. — Человек, который не знает, где Начало искусства, никогда не дойдет до его Конечной Цели». Возраст и авторитет собеседника никогда не мешали Блейку высказывать свои, как правило, остро полемические, суждения, что осложнило, а затем и свело к нулю его общение с большинством коллег.
 
Однако в начале 1780-х гг. Блейк нашел себе единомышленников: художников Джона Флаксмана и Джорджа Камберленда, увлеченных древнегреческим искусством. Через них он познакомился с Томасом Тейлором, переводчиком и толкователем сочинений неоплатоников, завоевавшим себе славу «английского язычника».
В 1782 г. Блейк, к неудовольствию своею отца, женился на Кэтрин Ваучер, неграмотной дочери цветочника, которая оказалась ему верным и безропотным другом. Быстро выучившись читать. она помогала мужу в технической подготовке его «пророческих» книг. Блейки зажили собственным домом, приняв в свою семью младшего брата Уильяма — Роберта. Ранняя смерть Роберта была самым большим потрясением для поэта, которому брат с тех пор не раз являлся в видениях.
 
 
ИЗ «ПОСЛОВИЦ АДА»
 
Ни одна птица не залетит чересчур высоко, если она парит на собственных крыльях.
То, что ныне доказано, некогда только воображалось.
Тигры гнева мудрее, чем клячи наставления.
 
Перевод С. Я. Маршака
 Тогда же Блейк увлекся шведским теософом-мистиком Эммануэлем Сведенборгом и ненадолго стал членом общины его последователей. А вскоре заинтересовался сочинениями Якоба Бёме, Парацельса, Роберта Фладда, которые оказали на него большое влияние.
 
Почти всю жизнь Блейк безвыездно провел в Лондоне, очень много работал, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Друзья старались познакомить его с меценатами, но гордый и независимый Блейк не ладил с покровителями. Лишь в зрелые годы ему посчастливилось найти поддержку — Томас Баттс вряд ли глубоко понимал его творчество, но преклонялся перед Блейком, покупал его картины и тактично помогал, не пытаясь поучать, как завоевать признание публики. В старости Блейк стал центром небольшого кружка почитавших его молодых художников, которых называли Шорхемские любители древностей.
 
В 1783 г. вышел в свет (на средства знакомых) сборник юношеских стихов Блейка «Поэтические наброски», первое и единственное прижизненное издание, появившееся в широкой печати. А вскоре у Блейка и Камберленда возник замысел самим выпускать свои произведения, гравируя и текст и художественное обрамление на меди, а затем делая столько оттисков, сколько найдется покупателей. Каждый оттиск, расписанный акварелью, порой заметно отличаясь от остальных сочетанием красок и деталями оформления, становился самостоятельным произведением искусства.
 
Титульный лист У. Блейка к его поэме В 1789 г. Блейк гравирует цикл стихов «Песни невинности», который вместе с написанными пять лет спустя «Песнями опыта» остался самым известным его сочинением. Вероятно, Блейк обратился к теме детства под влиянием работы с Мери Уолстонкрафт — он иллюстрировал две ее детские книги. Для поклонницы Руссо Мери Уолстонкрафт каждый ребенок был неповторимой индивидуальностью, чьим талантам и способностям надо помочь развиться, а не навязывать набор готовых истин и правил. Блейку были близки ее взгляды, но он пошел дальше в своем отрицании педагогических идей просветителей: в каждом ребенке он видел прежде всего бессмертную душу, наделенную божественной силой воображения; душу, которая, согласно неоплатоническим воззрениям, только что пришла в этот мир из вечности и еще смутно помнит, что пребывала там в естественном состоянии чистой радости и восторга. Потому так светел, полон бьющей через край энергией жизни поэтический мир «Песен невинности». В рисунках-иллюстрациях сборника поражают бегущие, летящие, как бы освободившиеся от силы земного притяжения и парящие в воздухе фигуры, а строки поэтического текста оплетены вьющейся виноградной лозой, символом вечной животворящей энергии. Во многих из стихотворений этого сборника, на первый взгляд простых и наивных, скрыт второй, символический смысл.
 
Почти каждому стихотворению «Песен невинности» можно найти аналог-антитезу в «Песнях опыта». Причем если состояние невинности не означало для Блейка неведения, а напротив, глубокое ощущение человеком своей бессмертной природы, то и опыт для него — не обретение мудрости, а утрата ясного видения, творческой энергии, забвение своей небесной родины и блуждание в потемках, тяжкое бремя земных забот — печальный итог социальной несправедливости, царя шей в современном обществе.
 
Между «Песнями невинности» и «Песнями опыта» было создано одно из интереснейших произведений Блейка — поэма «Бракосочетание Неба и Ада» (1793). Разуму, столь превозносившемуся просветителями и соотносимому с Небом, здесь противопоставлена жизненная энергия, исходящая из Ада, и только в неразрывном единстве и взаимодействии этих двух начал, полагал Блейк, — источник жизни, движения и развития. Знаменитые «поговорки Ада» ставят с ног на голову все устоявшиеся представления «века Разума» и своей парадоксальностью раскрепощают воображение читателя.
 
В «Бракосочетании Неба и Ада» отразилось отношение Блейка к Французской революции, в которой он увидел яростный всплеск творческой энергии народа. В начале 1790-х гг. политические симпатии сблизили Блейка с радикальными кругами английской интеллигенции, в частности, Уильямом Годвином и Томасом Пейном. Издатель Джонсон даже взялся напечатать поэму Блейка «Французская революция», но политическая ситуация в стране помешала осуществить этот замысел. В поэмах «Америка: пророчество» (1793) и «Европа: пророчество» (1794) Блейк продолжил попытку толкования современной политической истории «с точки зрения вечности»: здесь также реальные исторические лица действуют наряду с героями, символизирующими воображение, время, пространство и т.д.
 
В дальнейшем Блейк все меньше интересуется политикой, перед его духовным взором все яснее обозначаются основные персонажи его мифологии — в историях их взаимоотношений воплощаются его размышления о движении мировой культуры, о кризисе современной европейской материалистической цивилизации, о необходимости коренной смены всех ценностных ориентиров. В 1790-е гг. он создает ряд малых поэм: «Книга Аханий», «Первая книга Юрайзена», «Книга Лоса», «Песня Лоса» и другие, а с 1796-го начинает работать над большой поэмой «Вала, или Четыре Зоа», множество раз переделанной, но так и не награвированной. Впоследствии из сюжетов и образов этого произведения рождаются две монументальные поэмы Блейка «Мильтон» (1808) и «Иерусалим» (1818).
 
 
 
Исторический лексикон : история в лицах и событиях : XVIII век : [Текст] / редсов.: Ю.С. Осипов (председ.) [и др.] – М.: Академкнига/Учебник, 2006. – С.71-75.