Якушева Г.В. Уильям (Вильям) Шекспир

 
Умирая, известный английский драматург конца XVI в. Грин написал нечто вроде исповеди под заглавием: «На грош ума, купленного за миллион раскаяния». Здесь, каясь в беспутно проведенной жизни, Грин сводил счеты со своими врагами из театрального мира, особенно нападая на одного из них. Грин называет его «выскочкой», «вороной, щеголяющей в наших перьях», «мастером на все руки, воображающим себя единственным потрясателем сцены». Прозрачный намек одного из высокообразованных драматургов, «университетских умов», слишком, однако, старательно подражающих античным авторам, был направлен на «потрясателя копья» — а именно так переводится на русский язык фамилия Шекспира.

Правда, вскоре за публикацией этого агрессивного «раскаяния» в печати появилось раскаяние искреннее: литератор и издатель Четтл, опубликовавший брошюру Грина, выразил сожаление по поводу того, что способствовал появлению ее на свет, и уверял, что человек, столь немилосердно задеваемый Грином, совсем не стоит ругательств. «Ибо я убедился, — писал Четтл, — что господин этот в одинаковой мере отличается как скромностью, так и актерским искусством. Кроме того, многие почтенные люди с похвалой отзываются и о честности его характера, и об изяществе его творений».

Очень немного известно нам о личности Шекспира — в отличие от того, сколь досконально изучены поколениями людей почти во всех странах мира его произведения.

По принятой большинством литературоведов нынешнего столетия так называемой англосаксонской версии, родился Шекспир в Стратфорде-на-Эйвоне — одном из небольших городков Старой Англии. Есть сведения, что отец его был неграмотным, но зажиточным мастером цеха перчаточников, чье разорение помешало юному Шекспиру закончить школу. Но были свидетельства и тех, кто утверждал, что отец Шекспира никогда не разорялся, а, занимаясь обработкой кож, записался в цех перчаточников, был зажиточным и уважаемым человеком, которого избирали членом городского совета и даже бейлифом (мэром) города. Мать же великого драматурга, Мэри Арден, была дочерью мелкого дворянина.

Шекспир учился примерно в местной грамматической школе с 7 до 15 лет, где изучали латинский язык и основы греческого, античную литературу и мифологию. Неподалеку от Стратфорда сохранились великолепные развалины замка графа Уорика, знаменитого «делателя королей», героя шекспировской хроники «Генрих VI», а в двух-трех часах ходьбы от города располагался замок Кенилворт, принадлежавший фавориту Елизаветы графу Лейстеру, который в 1575 г. посетила королева, а ведь один из Арденов состоял на службе у Лейстера.

Возможно, после окончания школы Шекспир некоторое время оставался в ней помощником учителя. Совсем юным, восемнадцатилетним он женился на Анне Хезуэй, дочери землевладельца из соседней деревни Шоттери, которая была на восемь лет старше его. Трое детей родилось в этом браке, девочка Сюзет и близнецы — сын Гамлет, умерший в детстве, и дочь Джудит.

В 1586 (или 1587) г. Шекспир переезжает в Лондон (возможно, с одной из лондонских театральных трупп, гастролировавших в его городе). Есть предположение, что первое время Шекспир работал в Лондоне в одном из театров суфлером или помощником режиссера. В 1593 г. он вступил в труппу «Театр», возглавляемую Джемсом Барбеджем, который еще в 1576 г. выстроил за городской чертой первое в английской столице театральное здание. После смерти Барбеджа сыновья его построили театр «Глобус», почти полтора десятка лет ставивший пьесы Шекспира (который как актер, судя по ряду имеющихся сведений, исполнял, однако, лишь второстепенные роли). Вскоре Шекспир — пайщик Барбеджей, а, значит, человек вполне обеспеченный. Часто гастролировал «Глобус» и при королевском дворе — таких приглашений этот театр получил вдвое больше, чем все остальные лондонские труппы, вместе взятые. Это также давало пайщикам неплохой доход: примерно раз в год Шекспир наезжал в родной город и совершал там довольно крупные финансовые операции. Например, покупал земли в окрестностях Стратфорда, приобрел крупнейший дом в городе — так называемое «Новое место», и т.п.

Достаток позволяет ему уже в 1597 г. хлопотать о присвоении себе и своему отцу дворянского герба, чего он и добивается двумя годами позднее. Еще до вступления в труппу Барбеджей Шекспир писал пьесы и для других лондонских театров — вероятно, начинал он с переделок старых пьес, возможно, писал в сотрудничестве с другими авторами.

Но уже примерно с 1591 г. Шекспир начинает творить самостоятельно и оригинально. Раздражение маститого Грина свидетельствует, как ярко и уверенно сразу заявил о себе начинающий драматург. И примерно в это же время Шекспир сближается с компанией молодых аристократов, любителей театра и вообще изящных искусств, в том числе с изысканным белокурым денди графом Саутгемптоном, с которым Шекспира связывала нежная и нервная дружба, почти  влюбленность, в которой было место и страстной привязанности, и ревности, и тоске, и боли расставания. Саутгемптону посвящает молодой гений обе свои поэмы (и обе — о несчастной любви, поруганной добродетели и смерти) «Венера и Адонис» и «Лукреция». Ему же, как полагают, посвящен и сборник блистательных, трагических, страстных и светлых сонетов Шекспира, написанных в 1590-х — начале 1600-х гг.

В канун наступающего XVII в. уже не было в Англии поэта или драматурга, равного славой Шекспиру. Один из критиков писал в 1598 г.: «Подобно тому, как Плавт и Сенека среди латинских писателей считаются лучшими авторами комедий и трагедий, так и среди английских авторов Шекспир является самым замечательным в обоих этих видах драматургии. Пожелай музы говорить по-английски, они усвоили бы тонко отточенную речь Шекспира».

Мощный гений всегда естественен. Сохранились предания, что молодой Шекспир любил проводить время с друзьями — драматургами и актерами — в таверне «Сирена», где за бокалом вина вел долгие разговоры, спорил, смеялся и состязался в остроумии с собратом по ремеслу и верным другом — драматургом Беном Джонсоном. Один из свидетелей уверял, что если при этом Бен Джонсон был похож на грузный испанский галеон, то Шекспир напоминал легкое и подвижное английское боевое судно.

А в это время Шекспир, — по крайней мере, по уверению его современных биографов — сам изучает французский и итальянский языки, пополняет знания в области истории, естественных наук, юриспруденции и т.п. Но отнюдь не занимается ростовщичеством: считается доказанным, что оставивший памятную запись в городских книгах Лондона ростовщик Шекспир был всего лишь однофамильцем великого драматурга (хотя читатель «Венецианского купца» не сможет не заметить противопоставления «честных» ростовщиков жестоким и корыстным, быть может, имеющего и биографические корни).

Характерно, что ни одно предание, ни один анекдот, связанный с Шекспиром, не говорит о проявлении с его стороны алчности, зависти, тщеславия — в отличие от того, что история донесла нам о личностях других его выдающихся современников — Кристофера Марло, Бена Джонсона, Грина...

Около 1613 г. или немного раньше Шекспир окончательно переселился в родной город, бросив театр и прекратив драматургическую деятельность. Возможно, это произошло оттого, что при Иакове I театр оказался целиком под влиянием двора и в нем господствующее положение заняла аристократическая драматургия, дух «прециозности» (манерности), столь чуждый Шекспиру (некогда в своих ранних пьесах, правда, он отдал ей дань...).

Последние годы жизни тихо и незаметно провел Шекспир в кругу своей семьи. Весной 1616 г. он, по-видимому, тяжело заболел: его завещание было составлено наспех, в нем ничего не говорилось о его литературном наследии и подписано оно было изменившимся почерком. Если, конечно, то был почерк автора блистательных пьес.

Из дошедших до нас изображений Шекспира лишь два, согласно традиционной точке зрения, могут считаться подлинными: раскрашенный бюст работы неизвестного мастера, установленный около могилы драматурга, — хотя голова, сделанная, по-видимому, по маске, снятой с умершего, выполнена слишком грубо, чтобы дать представление о подлинных чертах лица гения. И гравюра голландского художника Друсхоута, помещенная на титульном листе издания сочинений Шекспира в 1623 г. вместе со стихотворением Бена Джонсона:
 
Портрет, что созерцаешь ты —
Шекспира гордые черты:
Художник здесь что было сил
С природой состязаться мнил.
Ах, если бы ему суметь
И ум резцом запечатлеть —
Тогда не знал бы целый свет
Работ прекрасней, чем портрет.
Но коль высот он не достиг —
Вглядись в страницы этих книг:
И живо создадут тома
Портрет великого ума.
 
Перевод Г. В. Якушевой
 
Поистине, вселенную по имени Шекспир можно узнать только из его пьес. Из которых далеко не все входят в так называемый «шекспировский канон», состоящий из 37 произведений. Так, многие исследователи полагают, что из ранних пьес три части «Генриха V» и трагедия «Тит Андроник», из поздних — «Тимон Афинский», «Перикл» и «Генрих VIII» лишь проредактированы Шекспиром, либо частично написаны, как и пьесы «Эдуард III», и «Два знатных родича», сцена из трагедии «Сэр Томас Мор», не вошедшие в канон.
Словно по трем ступеням зрелости прошел шекспировский театр — как, наверное, и его создатель, как и его герои, как и, быть может, все люди.

Светлый оптимизм юности, живое чувство бытия, ощущение вселенской гармонии, восхищение жизнью — ранний период, примерно с 1591-го по 1600 г. Тогда им написаны драматические хроники на сюжеты из отечественной истории: «Генрих VI» (3 части), «Ричард III», «Король Иоанн» (1596), «Ричард II», «Генрих IV» (две части), «Генрих V» (1598). А также — живописные, веселые комедии «Укрощение строптивой» (1593), «Сон в летнюю ночь» (1596), «Виндзорские проказницы» (1598), «Много шуму из ничего» (1598), «Двенадцатая ночь» (1600) и другие. И комедия, насыщенная мотивами пафосными, напряженно-страстными, почти трагическими, — «Венецианский купец». Тогда же возникают и романтическая трагедия «Ромео и Джульетта» (1595) и трагедия «Юлий Цезарь» (1599), серьезностью и мощью словно предвещающая следующий период, который можно назвать периодом трагического переживания дисгармонии бытия.

С 1600-го по 1608 г. Шекспир пишет масштабные трагедии, и к его жизнерадостности примешивается струя пессимизма. Одна за другой рождаются драмы «Гамлет» (1601), «Отелло» (1604), «Король Лир» (1605), «Макбет» (1606), «Антоний и Клеопатра» (1607), «Кориолан» (1607), «Тимон Афинский» (1608), «мрачные» комедии «Троил и Крессида» (1602), «Конец — делу венец» (1603), «Мера за меру» (1604). Здесь отчетлив кризис ренессансного мироощущения, переход к иррациональному барокко, совпавший с концом блестящего и тяжелого царствования Елизаветы и воцарением на престоле сына погубленной ею Марии Стюарт — Якова Стюарта.

В третий, романтический период мы видим Шекспира полутонов, свободного от бушующих страстей, склонного к усталому примирению, как считают одни, или к романтическому приятию всего земного, как полагают другие. Стирается грань между комедией и трагедией, пороком и добродетелью, преступлением и ошибкой, добром и злом. Жанр трагикомедий — типичный жанр причудливо гротескно-насмешливого, трагически-романтического барокко — доминирует в его творчестве: «Перикл» (1609), «Цимбелин» (0610), «Зимняя сказка» (1611), «Буря» (1612), хроника «Генрих VIII» (1613).

Образы, характеры, сюжеты Шекспира узнаваемы — и новы. Он черпал из английских хроник Холиншеда и Сноу, у итальянских, английских и других авторов, он, не боясь соперничества, брал известные сюжеты из античной истории и мифологии.
 
Но под его пером образы становились величественными, объемными, многоразличными, разнотолкуемыми, вызывающими боль, гнев, сострадание, симпатию, ярость, — все, что вызывают в нас реальные личности, которые  так или иначе формируют нашу жизнь, влияя на нее. Сын своего времени, он не боялся казаться парадоксальным, взрывая стереотипы, на которые он сам и опирался. В самом деле, разве не сказалось влияние изысканной и нежной лирики итальянского Возрождения в его поэме «Венера и Адонис», страстный трагизм — в «Лукреции», рассказывающей о том, как кончает жизнь самоубийством обесчещенная царем гордая и чистая римлянка?

Но вот — сонеты. Любовь, дружба, ревность — все как положено в литературном этикете Возрождения. Если не считать строк, бросающих вызов рыцарской эстетике Ренессанса:
 
Взор госпожи моей не солнце, нет,
И на кораллы не походят губы.
Ее груди не белоснежен цвет,
А волосы, как проволока, грубы...
 
Ничто в его возлюбленной не отвечает канонам красоты, и «когда она по улице идет — я вижу: то походка не богини...»
 
Но что бы и мире ни сравнил я с ней —
Всего на свете мне она милей...
 
Перевод Ю. Корнеева
 
Шекспир называет свою страсть «уродливым недугом», он осознает не только физические, но и моральные недостатки своей возлюбленной, но не может разлюбить ее.

В других сонетах Шекспир восхваляет благородство друга, сетует на пренебрежение, которым окружено мастерство актера, размышляет о жизни с гамлетовской горечью, достигающей высочайшего накала в знаменитом сонете 66.
 
СОНЕТ 66
 
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак.
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли замкнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня.
Да другу трудно будет без меня.
 
Перевод Б. Пастернака
О Шекспире его друг Бен Джонсон сказал, что он — человек на все времена. Это особенно остро ощущается в его исторических пьесах, где мы видим прошлое, сегодняшнее и будущее, Англию — и весь мир. Жанр хроник был особенно популярен на родине Шекспира с 1588 г. — времени набега испанской Непобедимой армады и его победоносного отражения. Не менее полутораста пьес из истории становления британского государства было поставлено в это время, но, несмотря на общность источников и сюжетов, только шекспировские пьесы приобрели эпический размах и многоголосие, в котором не был потерян ни один голос, сценическую яркость, которая не затемнила линию исторического процесса, кровопролития, не исключающие комизма, — все, что свойственно реальному течению жизни.

Сквозная мысль Шекспира — неотвратимость поступательного хода истории, в которой Англия — модель мира, идущего от хаоса к порядку государственности. Шекспир охотно останавливается на кризисных моментах прошлого, показывая разложение средневекового общества под напором не отдельных лиц, но главного судии и арбитра — времени.

Поэтому абсолютизм для Шекспира — наследника феодальных междоусобиц старой доброй Англии, войны Алой и Белой розы, бунта в Эссексе и других событий — благо. Поэтому самолюбивые и строптивые феодалы, восстающие против единой королевской власти, изображены Шекспиром как носители главного зла для государства: ведь король подобен солнцу на небосклоне, и если его не будет, звезды рассыплются, не сдерживаемые ничьим централизующим началом.

Идея государственности тесно связана у Шекспира с идеей престолонаследия, «законности» хождения во власть. Так, для Шекспира — вслед за Холиншедом — царствование Генриха IV неудачно, сотрясается восстанием крупных феодалов из-за «плохого», незаконного способа, каким король добыл себе престол.

Но родились ли под пером Шекспира безупречные короли? Безвольный святоша Генрих IV, пустой и вредный мечтатель Ричард II, хитрые эгоисты Иоанн, Генрих VI, сластолюбивый убийца Генрих VIII, злодей Ричард III. Единственное исключение — маловыразительный (и принадлежащий ли Шекспиру?) образ Генриха V.

Идеальный мир свободы, чистых и благородных чувств противостоит в комедиях Шекспира католическому средневековью, современному ханжескому пуританству — и циничному стяжательству эпохи первоначального накопления. Звучит мотив судьбы как «фортуны», «удачи», призывая к дерзким подвигам, к атаке на жизнь, а в отношениях между людьми — к терпимости,   добродушному  приятию слабостей, юмор оказывается сильнее обличения, что проявилось даже в образе наделенного всеми возможными пороками Фальстафа в «Виндзорских проказницах».

Кого только не встретишь в многонаселенном мире шекспировских пьес! Придурковатые и преданные слуги, глуповатые и сметливые крестьяне, вольнодумцы-шуты, короли, рыцари, дамы, ростовщики, купцы, влюбленные девушки, находчивые юноши, воины, императоры, домохозяйки, а также ведьмы, призраки, тени и привидения...

Глубокий психологизм обусловливает всеприятие и дар понимания драматурга. Пушкин говорил, что если мольеровский Скупой скуп, да и только, то шекспировский «Шейлок скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен».

После перелома, произошедшего в творчестве и мировосприятии Шекспира около 1600 г., оптимизм сменяется критицизмом, он не пишет исторических хроник, но масштабные трагедии из римской истории, где показана грандиозная картина народных судеб. Серьезность и величественность отличают драмы Шекспира от поверхностного, внешнего трагизма римской драмы Сенеки, служившей образцом для европейских драматургов XVI— XVII вв. Не кровавые трагедии, а конфликт старого и нового, конфликт времени, смены вех — вот в чем суть историзма Шекспира, показывающего, однако, не только столкновение патриархального и нового миров (разве идеализируется старина, например, в «Ромео и Джульетте»?), но и вечное столкновение чистоты и расчета, благородства и подлости, гуманности и жестокости, чести и корысти.

Поэтому и герои Шекспира — тоже люди не только своего времени, но и, как их создатель, «на все времена»: Гамлет, Макбет, Отелло, Лир... Они многогранны, внутренне противоречивы, они герои и жертвы в одно и то же время, они борются с собой, побеждают себя или губят — они живут, представляя полнокровное воплощение человеческих страстей и мыслей.

Основа ренессансного гуманизма Шекспира — вера в благородную основу человеческой природы, ответственность за свою судьбу, за свой выбор; терпимость, не снимающая грани между добром и злом. Ведь это только ведьмы заклинают в «Макбете»:
Грань меж добром и злом, сотрись!
Перевод Ю. Корнеева
 
Может быть, в поздних драмах Шекспира можно найти мотивы скорби и разочарования. Но эта скорбь — от сознания недостижимости идеала, и потому она сама по себе оптимистична: не скорбит циник, уверенный, что зло человеческой природы закономерно.

Друг «натуры», ненавидящий фальшь, искусственность, лицемерие, Шекспир доказал свое приятие этого мира. Потому и как художник он вметает в себя все — и чопорную иносказательность, и ученость «университетских умов», и державную риторику, и простонародную речь, и нежность страстных признаний. Он не стесняет себя правилами, за что его почитали «варваром» ортодоксальные классицисты — его младшие современники - и не любил Лев Толстой. Ведь иной раз поражает вид человека, впервые вставшего во весь рост.
 
Исторический лексикон : история в лицах и событиях : XVI век : [Текст] / редсов.: Ю.С. Осипов (председ.) [и др.] – М.: Академкнига/Учебник, 2006. – С.719-725.