Часто думают, что вопрос о том, кто же был на самом деле автором шекспировских произведений, возник потому, что о Шекспире якобы мало что известно. Это неверно. Так было только в первое столетие после его смерти. Но постепенно, благодаря кропотливому труду многих поколений исследователей, об уроженце г. Стратфорда-на-Эйвоне Уильяме Шекспире стало известно гораздо больше, чем о других литераторах и актерах того времени. Дело совсем не в количестве достоверных, подтвержденных документами биографических фактов, а в их характере, в их несовместимости с тем, что говорят о своем авторе шекспировские пьесы, поэмы, сонеты. И чем больше узнавали достоверных биографических фактов, с одной стороны, и чем глубже изучали шекспировские произведения — с другой, тем эта несовместимость становилась все более очевидной.

Произведения, появившиеся пол именем Шекспира (Shakespeare — напомним, что по-английски это означает «Потрясающий копьем»), свидетельствуют не только о гениальном художественном мастерстве их автора, но также и об огромном, ни с чем не сравнимом богатстве его языка. Словарь «Потрясающего копьем» превышает 20 тысяч слов — это в два-три раза больше, чем у самых образованных и литературно одаренных его современников! Он владел французским (в «Генрихе V» целая сцена написана по-французски), латинским, итальянским языками, мог читать на греческом. Сюжет «Гамлета» взят из книги француза Бельфоре, сюжеты «Отелло» и «Венецианского купца» — из сборников итальянских новелл, переведенных на английский лишь в следующем веке. Шекспир знал произведения Монтеня, Рабле, Ронсара, Ариосто, Боккаччо.

Многочисленны свидетельства классического, т.е. основанного на греко-латинской культурной традиции, образования Шекспира, превосходного знания им древней мифологии, литературы, истории, использования сочинений Гомера, Плавта, Овидия, Ливия, Сенеки, Плутарха — не только в переводах, но и оригиналов. Чрезвычайно широк круг его чтения на английском языке — он пользовался трудами многочисленных писателей, поэтов, историков. Доказана основательность его познаний в английской истории, юриспруденции, риторике, музыке, ботанике, медицине, военном и даже морском деле. Такие знания тогда могли быть получены только в университете, от домашних учителей, путем личного участия в войнах и морских походах. Ведь публичных библиотек в Англии до самого конца XVI в. еще не было — ни одной! Удивляет хорошее знание Шекспиром ряда городов Северной Италии — Венеции, Падуи, Вероны, Милана, Мантуи; в Венеции, например, ему известны отдельные здания, малозначительные переулки, местные словечки; он знает, какие науки изучают в Падуанском университете. Очень хорошо знаком Шекспир с придворными обычаями, этикетом, родословными самой высокородной знати и монархов, их играми и развлечениями — именно в этой труднодоступной для простых смертных среде происходит действие большинства его пьес.

Вот такая многосторонне образованная, почти энциклопедически эрудированная личность автора, свободно чувствующего себя во дворцах монархов и вельмож, обрисовывается в результате изучения шекспировских произведений. И еще: он различает — и хочет, чтобы мы различали тоже, — Добро и Зло. Шекспир не оставляет сомнения, на чьей стороне его симпатии: на стороне Корделии или Гонерильи, Эдгара или Эгмонда, короля Клавдия или принца Гамлета.

Но удивительное дело: хотя произведения Шекспира были хорошо известны в университетской, писательской, театральной среде, о нем самом, как о конкретном человеке — поэте и драматурге, имеющем определенное место жительства, знакомых, друзей, никто и нигде при его жизни не упоминает ни в печатных изданиях, ни в письмах или дневниках современников. Нет ни одного достоверного прижизненного его портрета (все так называемые «портреты Шекспира» — или изображения неизвестных личностей, или позднейшие фальсификации; к ним мы относим и помещенный выше его портрет). Существует лишь имя «Потрясающий копьем» — на титульных листах нескольких изданий поэм, пьес, сонетов...

А что же говорят найденные подлинные документы об уроженце городка Стратфорда-на-Эйвонс Уильяме Шекспире? Нигде не говорится о нем, как о писателе, поэте, драматурге. Shakspere — именно так записано его имя в приходской книге не только при крещении, но и при погребении и читается оно в таком написании Шакспер. Несколько лет он посещал начальную школу. Для какого-то самообразования в тогдашнем Стратфорде не было никаких условий — в маленьком городке почти не было книг, кроме Библии. Уже в 18 лет он женится, получает небольшое приданое, появляются дети. Собранные через много десятилетий предания рассказывают, что он был большим любителем местного крепкого пива, связался с непутевой компанией, убивал оленей в заповеднике, принадлежавшем местному помещику, был пойман, высечен, бежал от судебного преследования в Лондон, где первое время зарабатывал себе на хлеб, присматривая возле театра за лошадьми приезжавших туда господ. В 1594 г. он уже является пайщиком актерской труппы, но играл ли он какие-то роли на сцене, достоверно неизвестно.

Обосновавшись в Лондоне, Шакспер, однако, оставил семью в Стратфорде, продолжая там часто бывать, приобретать дома и земельные участки, давать деньги в рост и преследовать несостоятельных должников. Так в июле 1604 г. Шакспер привлекает к суду своего соседа аптекаря за долг меньше двух фунтов стерлингов, требуя еще и возмещения расходов (порядка 30%); в 1608—1609 гг. преследует через суд другого соседа и его поручителя — местного кузнеца за долг около 6 фунтов и еще 1 фунт в возмещение расходов. Эти и другие факты свидетельствуют, что Шакспер занимался мелким ростовщичеством (в то время как Шекспир презрительно бичует ростовщиков). В 1605 г. Шакспер откупает право собирать с окрестных фермеров половину так называемой «церковной десятины» — налога на продаваемое ими зерно, солому и сено.

В марте 1613 г. Шакспер получает от дворецкого недавно умершего графа Рэтленда 44 шиллинга золотом и вскоре навсегда покидает Лондон. В составленном в начале 1616 г. нотариусом с его слов завещании на трех страницах дотошно излагается замысловатый порядок наследования его дочерьми и их предполагаемым в будущем потомством нажитых им денег с учетом процентов и имущества — до пенсов и хозяйственных мелочей, но нет ни малейшего упоминания о каких-то книгах (а многие книги стоили тогда недешево) или рукописях. Документ поражает своим примитивным характером, редкой даже для того времени ограниченностью кругозора завещателя.

Когда в 1616 г. Шакспер умер, никто в Англии не отозвался на его смерть ни единым словом, в то время как уход из жизни известных поэтов, драматургов обычно отмечался их товарищами траурными элегиями, специальными поэтическими сборниками. От Шакспера не осталось ни одной строки, ни клочка бумаги, написанной его рукой, никакого подтверждения, что он вообще умел хотя бы читать и писать. Более того, есть серьезные основания в этом сомневаться, так как не только его родители и жена, но даже дети — поразительный факт — всю жизнь оставались неграмотными! Найдены лишь шесть его подписей в деловых документах, в том числе три — в завещании, причем транскрипция подписей везде разная (даже под одним и тем же документом) и сделаны они неуверенной, явно непривычной к обращению с пером рукой — некоторые биографы предполагают какую-то болезнь...

Таким образом, никаких прижизненных достоверных свидетельств, что этот человек был хоть каким-то поэтом и драматургом, нет, а бесспорные документальные факты исключают даже возможность предположения о такой его деятельности. Однако, хотя на смерть Шакспера никто в Англии не отозвался, через шесть лет у его могилы в стратфордской церкви кто-то распорядился соорудить небольшой пристенный памятник со скульптурным изображением человека, прижимающего к животу огромный мешок — то ли с шерстью, то ли с деньгами; надпись под бюстом сообщала «прохожему, если он умеет читать», что «за этим изображением» завистливая смерть поместила писателя Шекспира. Через сто с лишним лет обветшавший памятник «подновили»: лицо у бюста стало более благообразным, в руках появились перо и бумага, мешок превратился в изящную подушечку — так памятник выглядит и сегодня, но его первоначальный вид зафиксирован в нескольких изданиях середины XVII и начала XVIII вв.

Почти одновременно с памятником появилось и первое полное собрание пьес Шекспира (Первое шекспировское фолио) — роскошный фолиант, снабженный гравюрой — «портретом автора», с маскообразным лицом (совершенно не похожим на лицо у стратфордского бюста ни в первоначальном, ни в теперешнем виде), в одеянии знатного лорда, причем одна половина его камзола показана спереди, другая сзади! Более половины напечатанных в книге пьес вообще появились впервые. Из вступительных обращений читатели должны были сделать вывод, что великим драматургом и поэтом Уильямом Шекспиром был член актерской труппы Шакспер. Вот эти две реалии — стратфордский памятник и Первое фолио и явились, несмотря на все их странности, отправными источниками для первых шекспировских биографов — еще через пятьдесят-сто лет. Потом к этому добавились различные устные «предания», анекдоты и прямые домыслы. Так Шакспер стал Великим Бардом Уильямом Шекспиром — «Потрясающим копьем».

И только спустя еще одно-два столетия, постепенно, по мере нахождения все новых стратфордских документов и научною изучения шекспировских произведений многим людям стало ясно, что их разделяет невиданная в истории мировой культуры и неустранимая пропасть, что подлинным Великим Бардом был не Шакспер, а кто-то другой, пожелавший остаться неизвестным. Среди тех, кто сомневался или прямо отказывался верить традиционным представлениям о том, что Шекспиром был малограмотный делец из Стратфорда, мы видим такие имена, как Диккенс, Марк Твен, Р.У.Эмерсон, Генри Джеймс, Уолт Уитмен, Зигмунд Фрейд, Чарлз Чаплин, Анна Ахматова, А. Луначарский, Владимир Набоков и многие другие. Не приходится напоминать, насколько глубоко чтили эти люди шекспировские произведения.

Но если Шакспер, как утверждали критики традиционных представлений (их принято называть «нестратфордианцами»), не был и не мог быть великим поэтом и драматургом, автором гениальных шекспировских произведений, то кто же все-таки был им, кто скрывался при жизни и продолжает скрываться под странным псевдонимом-маской Уильям Шекспир? И что все это значит?

Здесь мнения нестратфордианцев расходятся, на разных этапах двухвекового спора ими были названы имена многих выдающихся современников Шекспира, которые могли бы быть этим таинственным неуловимым автором. Среди них — великий философ Фрэнсис Бэкон, графы Рэтленд, Дерби, Оксфорд, Мэри Сидни-Псмбрук (см.2-450), драматург Кристофер Марло и другие. Были высказаны и гипотезы о групповом авторстве — ведь таким гигантским словарем, как у «Потрясавшего копьем», не мог обладать один человек, как бы образован и одарен он ни был. Множественность нестратфордианских гипотез и предлагаемых ими «кандидатов в Шекспиры» часто используется сторонниками традиционных представлений («стратфордианцами») как доказательство несостоятельности всякой критики традиции (пусть и сомнительной, но устоявшейся и привычной). Однако множественность гипотез, их соревнование и постепенная  селекция — нормальное явление при решении сложных проблем, известное из истории всех наук.

Нередко можно слышать и такой довод: неважно, кто именно написал шекспировские произведения, раз мы можем их читать, ставить на сцене и т.д. Довод неверный: не имея правильных представлений об авторе, мы не можем до конца постигнуть смысл написанного им, многих существенных деталей, увидеть реальных прототипов его героев — там, где они существовали. Что касается результатов двухвековою ожесточенного спора вокруг величайшего гения человечества, то можно указать хотя бы на множество чрезвычайно важных фактов, установленных в процессе дискуссий, и стимулированных ими исследований; без преувеличения можно сказать, что шекспировская эпоха исследована, как никакая другая в истории человечества. Но ясно также, что одна лишь изобилующая эмоциями и резкими взаимными обвинениями (в советское время, например, всякие сомнения и истинности стратфордской традиции были объявлены «идеологически враждебными») дискуссия, в которой аргументы «за» и «против» Шакспера давно уже начали повторяться, сама по себе не может привести к окончательному решению труднейшей проблемы; нужны дальнейшие тщательные научные исследования конкретных исторических и литературных фактов.

Такие исследования были проведены автором и его коллегами за последние несколько лет (см. книгу: И.Гилилов. Игра об Уильяме Шекспире или Тайна Великого Феникса. — М.: Издательство «Артист. Режиссер. Театр», 1997). Их результаты позволили наконец более определенно очертить круг, из которого вышли шекспировские произведения, имена главных авторов, их мировоззрение, этапы становления псевдонима-маски и культа вокруг ее носителя.

Первым и важнейшим объектом этих исследований стала загадочная поэма, обычно завершающая собрания сочинений Шекспира, название которой на русский язык всегда переводилось ошибочно, как «Феникс и Голубка», в то время, как в ней оплакивается уход из жизни некоей поэтической супружеской четы, названной аллегорическими именами Голубь (он) и Феникс (она). Поэма впервые появилась в посвященном их смерти поэтическом сборнике Роберта Честера «Жертва Любви», в котором приняли участие виднейшие английские поэты. Они рассказывают, как эта чета тайно «служила Аполлону и Музам» и оставила после себя совершеннейшие творения. По целому ряду признаков удалось установить, что книга издана не в 1601 г., как считалось раньше, а в 1612—1613 гг. Новая обоснованная датировка позволила идентифицировать наконец таинственную чету с умершими летом 1612 г. графом Рэтлендом и его женой Елизаветой, единственной дочерью великого поэта Филипа Сидни. По свидетельству современников, их отношения, несмотря на официальное супружество, были платоническими, вся их жизнь и особенно литературное творчество были окружены завесой секретности; это относится и к их почти одновременному уходу из жизни и ночным похоронам, когда никому не было разрешено видеть лица умерших.

Рэтленд в молодости был ближайшим другом графа Саутгемптона, которому посвящены первые шекспировские поэмы, он учился в Падуе вместе с датскими студентами Розенкранцем и Гильденстерном (эти имена фигурируют в «Гамлете»), после его посольства в Данию в 1603 г. появилось новое издание «Гамлета» с точными датскими реалиями. Рэтленды были центром закрытого поэтического кружка («поэты Бельвуарской долины»), куда входили крупнейшие английские поэты и драматурги. Смерть четы Рэтлендов совпадает с прекращением шекспировского творчества — Первое шекспировское фолио было приурочено к десятой годовщине их смерти.  Второе издание (Второе фолио) появилось к двадцатой годовщине смерти Рэтлендов. В середине XX в. живший в эмиграции русский профессор Пороховщиков определил, что хранящаяся в Бельвуаре (замок Рэтлендов) рукопись варианта песни иэ «Двенадцатой ночи» написана рукой Рэтленда.

Многочисленные факты — как ранее известные, так и впервые установленные при исследовании честеровского сборника — свидетельствуют, что под маской-псевдонимом (окончательно оформленной уже посмертно) скрывается чета Рэтлендов и их ближайшее поэтическое окружение. Перед нами не рядовая мистификация, а Великая Игра, гениальнейшая «шекспировская» пьеса, сценой для которой стало само Время, а роль не только зрителей и читателей, но и участников отведена сменяющим друг друга поколениям смертных. Здесь нашло свое высшее воплощение шекспировское видение Мира как Театра: «весь мир — театр, в нем женщины, мужчины — все актеры». И постижение этой Игры (многие детали которой еще предстоит уточнить в ходе научных исследований) ведет не к потере каких-то ценностей, как опасаются сторонники привычных традиций, а к великому обретению для мировой культуры.